«И днём конца был день его расцвета»
В западной части Иерусалима, недалеко от университетского кампуса в Гиват-Раме, находится гора Герцля. Она возносится на высоту 830 метров над уровнем моря. Название ей дала могила Теодора Герцля и музей, посвященный его памяти. А в 12 км севернее Тель-Авива расположился город Герцлия, основанный в 1924 году и названный также в честь Т.Герцля. Так потомками увековечена память того, кто первым вступил на тропу, ведущую к воссозданию еврейского государства на той святой земле, где следы его затерялись за 19 веков до этого.
Герцль умер 3 июля 1904 года. В своем завещании он просил похоронить его в Вене рядом с отцом. И отдельной строкой – перенести останки в Эрец-Исраэль после провозглашения там еврейского государства, если, конечно, сам еврейский народ выразит на то желание.
Теодор
Герцль
Написать такие строчки в 1904 году, когда мечта о воссоздании еврейской государственности была еще на уровне утопии, мог, вероятно, только безумец. Но Герцль безумцем не был. Просто он точно знал, что рано или поздно это произойдет. И вот спустя 45 лет после его смерти и через год после создания Израиля, 14 августа 1949 года, прах Герцля был перенесен из Вены в Иерусалим.
Когда Герцль ушел из жизни, ему было только 44 года – возраст творческого расцвета и прижизненной славы.
Он не угас, как древле Моисей,
на берегу
земли обетованной.
Он не довел до родины
желанной
ее вдали тоскующих детей.
Он сжег себя и
отдал жизнь святыне
и «не
забыл тебя, Иерусалим», –
но не дошел и пал еще в пустыне,
и в лучший день родимой Палестине
мы только прах трибуна предадим.
Такими словами откликнулся на смерть Герцля другой еврейский пророк ХХ века – Владимир Жаботинский. Пройдет время, и рядом с могилой Герцля на горе его имени появятся еще могилы двух президентов (Ицхака Бен-Цви и Залмана Шазара) и двух премьер-министров Израиля (Леви Эшколя и Голды Меир) - одних из тех, кто воплотил в жизнь мечты этого «венского идеалиста» и построил еврейское государство.
С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА?
Собственно, в Вене Герцль оказался в возрасте 18 лет. Случилось это в 1878 году. А родился он в Будапеште во вполне обеспеченной еврейской семье - в меру традиционной, в меру ассимилированной. В школьные годы проявил серьезные способности к литературе: писал прозу, стихи, возглавлял ученический литературный кружок. В одной из местных газет не раз публиковался как литературный и театральный критик. Его, несомненно, ждала блестящая литературная карьера. Она не состоялась, но в памяти современников он, тем не менее, остался как великий журналист. Он публиковался под именем Биньямина-Зеэва, и мало кто знал, что это – его подлинное имя, а Теодор Герцль – псевдоним.
Нет сомнения, что если бы Герцль не стал политическим деятелем, он бы стал крупным немецким писателем и даже драматургом: его пьесы шли на австрийских сценах. А кроме того, он мог стать еще и великим юристом – не случайно уже в 24 года получил степень доктора юридических наук. Но и этого не произошло. Зато он стал автором национальной доктрины еврейского народа, известной теперь под названием политического сионизма, и создателем национальной партии евреев – Всемирной сионистской организации.
Что же заставило этого блестящего журналиста, писателя и юриста в разгар так удачно складывающейся карьеры все бросить и заняться строительством национального очага? Как случилось, что этот вполне ассимилированный еврей, еще в октябре 1894 года писавший, что «евреи не являются до сих пор единым народом», что «укоренившись в разных культурах и нациях», они «отличаются друг от друга, представляя собой различные группы населения», уже спустя год утверждал прямо противоположное?
Давно известно, что наиболее серьезно «заботятся» о сохранении еврейского национального самосознания... антисемиты. Это они не дают евреям забыть о происхождении. Это они антиеврейскими акциями подпитывают у евреев протестный энтузиазм. Это они воспитывают в еврейской среде тех, кто потом возглавляет диссидентские движения и свергает ненавистные режимы вместе с их антисемитскими правителями. И судьба Герцля тому лучшее подтверждение.
Не случайно говорят, что у порядочного человека несправедливость по отношению ко многим вызывает более серьезные эмоции нежели несправедливость по отношению к нему самому. Для поэтической натуры эта мысль становится во сто крат актуальнее.
В Будапеште юный Герцль бросает гимназию, протестуя против антисемитских выступлений одного из педагогов. Занимаясь на юридическом факультете Венского университета, он в знак протеста против проявлений антисемитизма выходит из немецкого студенческого общества «Альбия». Уже в этом проявился его бойцовский характер, но до осознанной борьбы с антисемитизмом он еще не дорос. Еврейский вопрос в целом его почти не интересует. Он убежден, что еврейский мир ждет массовая ассимиляция и что человечество, идя по пути прогресса, само придет к отказу от любых форм дискриминации.
Теодор
Герцль - молодой журналист
Однако очень скоро этим его убеждениям был нанесен сокрушительный удар. Пройдет еще немного времени, и этот страстный поклонник идеи еврейской ассимиляции напишет:
«Мы - народ. Единый народ. Искренне и наивно пытались мы вжиться в народы, которые нас окружали, и при этом сохранить веру наших предков. Напрасно мы, верные патриоты, порой даже чрезмерные, приносим все эти жертвы, и материальные, и духовные. Напрасно стараемся мы возвеличить народы, среди которых живем, искусством и наукой, умножить их богатства торговлей и деловыми связями. В этих странах, где мы родились и где живем уже сотни лет, нас все равно преследуют как чужаков».
АНТИСЕМИТИЗМ И АНТИСЕМИТЫ
Герцлю было всего 22 года, когда он прочел работу Дюринга «Еврейский вопрос как вопрос расы, обычаев и культуры». Да, да, того самого бездарного приват-доцента Берлинского университета, геростратову славу которому обеспечил Фридрих Энгельс своей блестящей работой «Анти-Дюринг». «Специалист во всех науках», Евгений Дюринг был, ко всему прочему, еще и выдающимся для своего времени антисемитом.
Так случилось, что в 30-летнем возрасте этот человек ослеп. Через 11 лет, в 1877 году, его в дисциплинарном порядке изгнали из университета. Обуреваемый жаждой мщения, Дюринг весь свой полемический дар обращает против врагов, подлежащих искоренению «во имя спасения человечества». Список врагов возглавляли, естественно, евреи. Пытаясь подвести под антисемитизм научно-философскую базу, Дюринг одним из первых стал писать о порочности еврейского национального мировоззрения, об опасности «еврейской расы» для всех народов Европы, о необходимости заключения евреев в гетто и запрещения смешанных браков с ними и т.д. и т.п. Его книга была первой попыткой научного обоснования расового антисемитизма. Того, что привел к Холокосту.
Для Герцля книга Дюринга стала поворотным моментом в жизни. Его потрясло даже не то, что всю эту дикость пишет представитель высокообразованных кругов германской интеллигенции, преподаватель университета, ученый, а то, что книгу Дюринга с восторгом принимают и обильно цитируют другие такие же высококультурные и образованные немцы. Герцлю стало ясно, что вековую ненависть к евреям не способны вытравить никакие успехи цивилизации. Антисемитские порядки в Австрии отразились и на судьбе самого Герцля. Закончив университет и получив степень доктора юридических наук, он какое-то время работает в судах Вены и Зальцбурга, но вскоре уходит оттуда, отметив позднее в автобиографических заметках: «Будучи евреем, я бы никогда не смог занять пост судьи. Поэтому я расстался одновременно и с Зальцбургом, и с юриспруденцией».
В 1890 году 30-летний Герцль переживает личную трагедию: его единственный близкий друг Генрих Канэ, еврейство которого закрыло ему путь в литературу, покончил с собой. Но главное потрясение ждало Герцля впереди. Им стало «Дело Дрейфуса». Осенью 1891 года Герцль начал работать парижским репортером престижной венской газеты «Нойе Фрайе Прессе», и именно в этом качестве он провел от первого до последнего дня на процессе по обвинению в государственной измене единственного офицера-еврея Французского генерального штаба – Альфреда Дрейфуса.
Альфред
Дрейфус
Нет, не сам судебный процесс стал для него крушением основ. И не те антисемитские речи, которые он в изобилии слышал в политических кругах и даже в палате депутатов – Бурбонском дворце. Подлинным потрясением для Герцля стало то, что миллионы людей обрушились на подсудимого не столько за то, что он – предатель, сколько за то, что он – еврей.
Теодор
Герцль в своем кабинете
«Для «Дела Дрейфуса», – писал Герцль четыре года спустя, – характерна не только ошибка суда. Для него характерно желание подавляющего большинства французов обвинить в злонамеренности еврея и в его лице – всех остальных его соплеменников. «Смерть евреям!», – кричала толпа... и где? – во Франции, в современной культурной республике Франции, через сто лет после провозглашения Декларации прав человека. Народ, его подавляющее большинство, не хочет более равноправия для евреев. Призыв великой революции отменяется!».
«ЕВРЕЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО» ТЕОДОРА ГЕРЦЛЯ
Идея создания еврейского государства не была нова. Во времена Герцля о ней не говорили просто по причине невозможности воплощения ее в жизнь. На этой идее сходились и антисемиты. Дюринг тоже утверждал, что идеальным решением еврейского вопроса явилось бы сосредоточение евреев в их собственной стране. О необходимости создания еврейского национального очага не раз заявляли и христиане. Так, Александр Дюма-сын устами одного из героев своей пьесы «Жена Клода» (1894) говорил, что евреи должны вернуться в Палестину.
Мысль о возвращении евреев на их историческую Родину витала в воздухе, но только Герцль и его соратники чувствовали, насколько остра проблема и насколько близка катастрофа. Разразившийся в дни христианской Пасхи 6 апреля 1903 года кровавый Кишиневский погром подтвердил их самые мрачные предчувствия. Дело, за которое взялся Герцль, стало делом спасения всего еврейского народа от гибели.
Уже в начале 90-х годов прошлого столетия в образованных кругах европейского еврейства утвердилась мысль о том, что для решения давно назревшего многовекового «еврейского вопроса» нужны некие кардинальные решения. Евреев уже не устраивало признание их прав как отдельных граждан. Они считали, что общество достаточно созрело для того, чтобы признать за евреями все права как целой нации.
Возникли две концепции путей развития еврейского народа. Сторонники одной считали, что интересы евреев могут быть реализованы в рамках национально-культурных автономий в странах со значительными еврейскими общинами. Для других решение лежало в создании самостоятельного еврейского государства на специально выделенной для этого территории. Однако в качестве такой территории упоминалась историческая родина евреев, отчего и течение получило название «сионизма» – от слова «Сион», холма в Иерусалиме, ставшего символом этого города и всей Эрец-Исраэль.
14 февраля 1896 г. в Вене вышла в свет книга Теодора Герцля «Еврейское государство». Суммируя проанализированный им опыт современного решения еврейского вопроса», Герцль смог сформулировать главное условие, при котором могла быть реализована основная цель сионистской доктрины. Ею было наличие международных гарантий права евреев на создание собственного государства.
Масштаб замысла Теодора Герцля был грандиозным. Для его реализации он предполагал создать общественное движение евреев, лидеры которого могли бы взять на себя политическое представительство своего народа на переговорах с правительствами заинтересованных стран («Еврейское общество»), и некую организацию, которая бы вела сбор средств на переселение огромных масс евреев и строительство нового государства («Еврейскую компанию»). Сделать это мог бы созванный международный конгресс тех, кому будет близка эта идея и кто поддержит ее концепцию.
В марте 1897 года на предварительной конференции представителей обществ «Ховевей Цион» («Любящие Сион» – палестинофильские организации, ведущие поселенческую деятельность в Германии, Австрии и Галиции) было решено провести в Мюнхене такой съезд. Так появилась идея проведения Сионистского конгресса.
ПРОТИВНИКИ И СТОРОННИКИ
Книга Теодора Герцля и его активная деятельность по воплощению своих идей в жизнь расколола еврейское общество. К середине 1897 года поляризация достигла апогея. Сторонники ассимиляции практически во всех странах устроили Герцлю подлинную обструкцию. «С чего это вы взяли, – говорили они, – что евреи все так уж готовы вдруг побросать свои насиженные места и поехать воевать с болотами, солончаками и пустынями далекой и очень жаркой Палестины?».
В штыки приняли идею Герцля и религиозные круги. «Эта идея не только утопична, но и вредна, – утверждало подавляющее большинство из них, – она глубоко чужда традициям иудаизма, в соответствии с которыми воссоздание еврейской государственности возможно лишь с приходом Мессии, а евреи должны хранить верность тем странам, в которых они родились и выросли». С письмом на эту тему в прессе в июне 1897 года выступили два ортодоксальных и три реформистских раввина, которые не только заявили протест против созыва Сионистского конгресса, но и намекнули на явную нелояльность сионистов тем странам, где они в настоящее время проживают.
Герцль назвал авторов письма «протест-раббинерами» (раввинами протеста), но не считаться с таким сильным и хорошо организованным противником он не мог, и когда к ним присоединилась община Мюнхена – место, где намечалось проведение конгресса, сам конгресс пришлось перенести в швейцарский город Базель.
Но было у Герцля и множество сторонников, особенно в студенческой среде. Еврейство Восточной Европы (главным образом, России, Польши и Румынии), находившееся в условиях жестокой дискриминации, с воодушевлением приняло известие о готовящемся съезде. Опорой Герцля для работы в этом регионе стали многочисленные кружки «Ховевей Цион», получившие наибольшее развитие в России после кровавых погромов 1881 года. В 1882 году уже началась алия последователей этого движения, создавших в Эрец-Исраэль несколько сельскохозяйственных поселений (Ришон ле-Цион, Гедера, Петах-Тиква, Зихрон-Яаков и др.). В 1884 году в городке Катовице, на юге Польши, «Ховевей Цион» провел свой первый съезд. Среди инициаторов съезда (Леон Пинскер, Моше Лилиенблюм и др.) был тот, кому в большой степени обязан был Герцль своему будущему успеху, – рав Шмуэль Могилевер.
РАВВИНЫ ПОДДЕРЖИВАЮТ ГЕРЦЛЯ
Без поддержки клерикальных кругов повернуть глубоко религиозное в своей массе еврейское население в сторону сионизма было невозможно. И такую поддержку Герцль получил. Едва ли не главным помощником его стал один из крупнейших талмудических авторитетов своего времени Шмуэль Могилевер (1824-1898). Выходец из местечка Глубокое Витебской губернии, Могилевер закончил Воложинскую иешиву, 20 лет работал раввином в еврейских местечках Белоруссии, в том числе в родном Глубоком. Будучи раввином Радома, а затем Белостока, Могилевер 28 лет (с 1870 года и до самой смерти) посвятил воплощению в жизнь сионистских идеалов.
Рав
Шмуэль Могилевер
Идею поселения евреев в Эрец-Исраэль Ш.Могилевер поддержал еще до погромов 1881 года, а когда они произошли, поехал в Броды и Львов, где собирались массы будущих переселенцев, чтобы поддержать их морально. Для раввина это было равносильно участию в религиозном расколе. Большинство раввинов тогда отвернулось от движения «Ховевей Цион», но были и те, кто понимал историческую предопределенность происходящих событий. Активную поддержку Ш.Могилевер получил от брестского раввина Йосефа-Бера Соловейчика, вместе с которым они сначала обратились к раввинам Российской империи с призывом создать организацию для содействия алие и заселению Эрец-Исраэля, а затем (в 1890 г.) такую организацию и создали. Это было Общество вспомоществования еврейским земледельцам в Сирии и Палестине. Случилось это за семь лет до Базельского конгресса Теодора Герцля.
И было еще одно из того, что сделал Ш.Могилевер и что было для своего времени подвигом: он начал активно сотрудничать с людьми, не соблюдавшими религиозных предписаний, а это для раввина в те дни было просто немыслимо. Можно себе только представить, насколько трудно было ему противостоять напору ультраортодоксов. Сколько мужества ему стоила одна только подпись под разрешением обрабатывать палестинским поселенцам земли в субботний, 1889 год. Сколько сил пришлось потратить на то, чтобы объяснить, как важно в момент опасности «с радостью и любовью принять того, кто, хотя и не верующий по нашим меркам, но пришел спасти нас». Мысли Ш.Могилевера об общееврейском национальном деле, которое выше религиозных разногласий, и поныне остаются актуальными.
Ш.Могилевер был также одним из тех, кто в 1882 году в Париже встречался с бароном Эдмоном де Ротшильдом. Барон в то время (как, впрочем, и спустя 15 лет, когда он отказал в помощи Теодору Герцлю) не считал нужным поддерживать колонистов, утверждая, что идея переселения евреев в Палестину не более, чем утопия. Но в 1882 году Ш.Могилевер уговорил его предоставить помощь первым поселенцам в Эрец-Исраэль. И уже через год на деньги барона в Палестине было основано сельскохозяйственное поселение Экрон для выходцев из России (ныне – Мазкерет-Батья). Встреча с Могилевером стала вехой и в жизни Ротшильда, который в последующие полвека был крупнейшим меценатом, поддерживавшим поселенчество в Эрец-Исраэль.
«ЛУЧШЕ СИОНИЗМ БЕЗ СИОНА, ЧЕМ СИОН БЕЗ СИОНИЗМА»
Супружеская жизнь Т.Герцля сложилась неудачно. Он женился в 29 лет. Его жена Юлия Нашауер была на 8 лет моложе. К моменту свадьбы Герцль уже 4 года как не работал в юриспруденции и занимался исключительно литературным творчеством. Работа на нервах, активное участие в политической жизни страны, долгие часы, проведенные за письменным столом – все это никак не сочеталось с тем, как себе представляла личное счастье совсем еще юная Юлия.
Со временем Герцль все больше и больше уходил в себя. Как головой об стенку бился он с целым миром, не понятый не только людьми, равнодушными к судьбам еврейского народа, но даже многими из самых близких друзей и родственников. Последние десять лет жизни он занимался только еврейскими проблемами, взвалив на себя все драмы и трагедии своего народа, в том числе, пропустив через свое сердце кровавый Кишиневский погром. От его жизнерадостности не осталось и следа, а глаза отражали всю многовековую скорбь еврейского народа.
Судьба Герцля еще раз подтвердила мысль о том, что главное в жизни любого еврея – это его национальное самосознание. Можно не ходить в синагогу, можно не уметь ни читать, ни писать по-еврейски, можно ничего не знать о еврейской истории, можно жить в глубоко ассимилированной среде и общаться только с ассимилированными евреями или вовсе с неевреями, – и при этом не только сохранить еврейскую душу, но и стать национальным героем.
Герцль
и его дети (слева направо) Ханс, Паулина и Маргарет (известна как Труде). 1900
год
Вот и самые близкие соратники Герцля по всем внешним признакам тоже относились к числу истинных ассимилянтов, но по своей преданности и одержимости они ничем не уступали Герцлю. В первую очередь это касается Макса Нордау и Израэла Зангвила. С Нордау Герцль работал вместе в венской «Нойе Фрайе Прессе». Врач и философ, писатель и общественный деятель, Нордау (настоящее имя – Симха Зюдфельд) жил в Париже и к моменту знакомства с Герцлем уже был автором нескольких книг.
Макс
Нордау
Тема антисемитизма была близка Максу Нордау. В одной из своих книг («Обычная ложь культурного человека») он подверг резкой критике современный ему антисемитизм, подробно коснувшись его корней и современных настоящей эпохе апологетов. Вместе с Герцлем он подробно анализировал происходящие во французском обществе процессы. Они были свидетелями национального позора французского народа, допустившего вспышку антиеврейских настроений в связи с «Делом Дрейфуса». В идее создания евреями собственного государства он видел одну из форм воплощения придуманной им «философии солидарности». Нордау стал самым верным соратником Герцля.
Потомок бедных еврейских эмигрантов из Польши, еврейский писатель и общественный деятель Зангвил жил в Лондоне и сочинял свои книги на английском языке. Когда он в 1895 году познакомился с Герцлем, то уже был автором двухтомного романа «Дети гетто», благодаря которому стал одним из крупнейших англоязычных еврейских авторов.
Тема еврейского гетто стала самой важной в творчестве Зангвила. Он даже само слово «гетто» ставил в название своих книг: «Мечтатели гетто», «Трагедии гетто», «Комедии гетто». Проблему еврейского национального самосознания Зангвил считал самой важной проблемой, стоящей перед еврейским народом. Сионизм стал для него той национальной идеей, которая должна была бы охватить самые широкие массы евреев и удержать их от ассимиляции. Это ему принадлежит фраза, что «лучше сионизм без Сиона, чем Сион без сионизма».
Макс Нордау и Израэл Зангвил оказали Герцлю самую действенную поддержку во всех его начинаниях. Без их бескорыстной помощи, без их контактов в правительственных кругах и деловом мире Герцль не смог бы добиться того, чтобы стать главным ходатаем по всем еврейским делам. Но именно в таком качестве его принимали германский император и турецкий султан, король Италии и папа Римский Пий Х, министры Великобритании и России. В Петербурге его принимали министр внутренних дел Плеве и министр финансов Витте.
Герцль и его друзья были глубоко убеждены, что еврейское государство будет возрождено, и они все делали, чтобы пробудить интерес к этой идее у самых широких слоев еврейского населения во всех странах Европы. Для пропаганды идей сионизма Герцль основал, финансировал и сам же редактировал газету на немецком языке «Ди Вельт», первый номер которой вышел за три месяца до Базельского конгресса.
Израэл
Зангвил
Чтобы обеспечить финансовую основу для переговоров с правительством Османской империи, Герцль учредил Еврейский колониальный банк, главная контора которого находилась в Лондоне. Яффский филиал этого банка (Англо-Палестинская компания) известен ныне в Израиле как «Банк Леуми».
Герцль верил в историческую предопределенность возрождения еврейского государства. Столицу этого государства он описал в своем романе-утопии «Альтнойланд». В 1902 году книга была издана на русском языке под названием «Страна возрождения» и с замечательным эпиграфом: «Если захотите, это не будет сказкой». Эта фраза стала позднее лозунгом всего сионистского движения. Можно с уверенностью сказать, что главная заслуга Герцля перед еврейским народом - не та идея сионизма, которую он бросил в массы (ее, как мы помним, высказывали и до него), а та титаническая работа, которую он вел для воплощения этой идеи в жизнь.
СИОНИЗМ – ЭТО ВОЗВРАТ К ЕВРЕЙСТВУ
29 августа 1897 года в малом зале базельского казино собралось около двухсот человек, ставших делегатами Первого сионистского конгресса. Добрая половина из них занималась в различных университетах Европы. Около семидесяти человек представляли русское еврейство, причем 44 прибыли прямо из России. Их никто в Швейцарию не посылал, ибо еще не существовало таких организаций, которые могли бы избирать своих делегатов на какой-либо конгресс.
Строительство сионистского дома начиналось с крыши. Центральными событиями конгресса стали вступительная речь Теодора Герцля и доклад Макса Нордау «Общее положение евреев в мире».
«Мы хотим заложить первый камень того дома, который когда-либо приютит еврейскую нацию, – сказал Герцль. – Это дело столь велико, что мы должны говорить о нем только в самых простых выражениях. В наше время, которое вообще достаточно возвышенно, мы видим и чувствуем себя окруженными старой ненавистью, новое имя которой – антисемитизм. Чувство солидарности, которое нам так часто и так гневно ставили в укор, было совершенно слабым в дни, когда нас внезапно атаковал антисемитизм. Антисемитизм укрепил это чувство. Можно сказать, что мы вернулись в родной дом. Сионизм – это поистине возвращение к еврейству еще до возвращения в еврейскую страну».
Отель
«Drei Konige am Rhein» («Les Trois Rois») в Базеле, в котором жили участники
1-го Сионистского конгресса
«Внезапно атаковавший» евреев антисемитизм был упомянут Т.Герцлем не случайно. Дело в том, что сам термин «антисемитизм» впервые появился в 70-е годы ХIХ века и был связан с созданием в Германии организованного антиеврейского движения, члены которого называли себя «антисемитской лигой». Герцль был озабочен не самим антисемитизмом (или юдофобией, как его называли до этого), а тем, что он перестает носить стихийный характер. Задолго до появления нацизма Герцль оценил всю смертельную опасность, которую несут в себе носители такой идеологии.
Макс Нордау произнес на базельском конгрессе первую из десяти своих знаменитых речей о положении еврейского народа. В этих речах-обращениях к десяти подряд (!) сионистским конгрессам, на которых он был сначала вице-председателем, а начиная с 7-го, – председателем, Нордау делал обзоры ситуации в еврейском мире, описывал тяжелое моральное и материальное положение еврейского народа в странах диаспоры. Нордау был убежден, что многомиллионное восточноевропейское еврейство обречено на гибель и только воплощение сионистской идеи может предотвратить трагедию. Время показало, насколько он был прав. А тогда, на первом конгрессе, его доклад был откровением для присутствующих.
Герцль и его сподвижники сделали тогда, в Базеле все, чтобы убедить делегатов конгресса в величии и реальности поставленной перед ними цели. Обеспеченное публичным правом убежище для евреев в Палестине – вот конечная цель сионизма. «Сегодня мы – здесь, на гостеприимной почве свободного города Базеля, – говорил Герцль в своем выступлении. – Где будем мы через год? Где бы мы ни были, наш конгресс будет серьезен и величественен – на благо несчастным, никому не в обиду, евреям в честь».
ТЕОДОР ГЕРЦЛЬ И ЕВРЕИ РОССИИ
На Базельском конгрессе произошел один весьма многозначительный эпизод. Приехавший из России Марк Коган оказался единственным, кто выступал на иврите.
– Я решил обратиться к вам, мои уважаемые братья, не на языке страны, где я родился, а на языке страны, где родился мой народ... Мы говорим на языке вавилонского столпотворения, на языках всех стран мира, не употребляя лишь собственного. Мы забыли свой язык. И потому пусть он прозвучит в этом зале, и да будет сегодня известно всем: есть язык народа Израиля и возродится он в Эрец-Исраэле.
Отношение к русским евреям в те годы со стороны евреев стран Западной Европы было достаточно специфичным. Практически во всех странах еврейское население было по большей части ассимилированным, определяя свою национальную принадлежность не по исповедуемой религии, а по принадлежности к тем народам, среди которых они проживали. Языковая и культурная общность способствовали этому, хотя сами титульные нации от такого родства всячески отказывались. Но даже при этом западные евреи почти всегда смотрели на русских евреев свысока, считая их в каком-то отношении второсортными и в культурно-духовном плане отсталыми.
Находился под этим стереотипом общественного сознания и Теодор Герцль. Вот почему знакомство в Базеле с евреями из России стало для него открытием. Он увидел людей, обладающих таким богатым внутренним миром, столь духовно одаренных, что сам тип русского еврея приобрел для него совершенно особое значение. «Варваром» всегда считают тех, кого не понимают, – писал он позднее, – и именно поэтому высокомерные евреи Западной Европы принимают евреев Восточной Европы за существа грубые и примитивные. Какое заблуждение! Признаюсь, для меня появление на конгрессе евреев из России стало крупнейшим его событием».
Герцль и до конгресса общался с русскими евреями, но это было общение по переписке, и оно не могло дать всей полноты представления об этих людях. Герцль понимал, что они живут, в основном, в сельской местности, да еще в сугубо аграрной стране, и потому в своих планах переселения евреев в Палестину отводил этим несомненно трудолюбивым и выносливым людям роль сельскохозяйственных тружеников.
«Мы всегда были убеждены, – писал он позднее в газете «Ди Вельт», – что они непременно нуждаются в нашей помощи и в духовном руководстве. И вдруг на Базельском конгрессе российское еврейство явило нам такую культурную мощь, какой мы не могли и вообразить.. Какой стыд, что мы верили, будто превосходим их. Образованность всех этих профессоров, врачей, адвокатов, инженеров, промышленников и купцов уж наверняка не уступает западноевропейскому уровню».
Русская делегация не была на Базельском конгрессе в центре внимания. Делегаты из России вообще ничем не выделялись и вели себя незаметно. Однако Т.Герцль даже из небольшого, чисто «кулуарного» общения смог составить о них весьма высокое мнение.
Теодор
Герцль
«Если мое впечатление, чрезвычайно сильное, сформулировать в одной фразе, – писал он позднее, – то я бы сказал, что они обладают той внутренней цельностью, которая утрачена большинством европейских евреев. Русские сионисты ощущают себя евреями-националистами, однако без ограниченной и нетерпимой национальной заносчивости, которая тем более непонятна, учитывая современное положение евреев. Их не мучает мысль о необходимости ассимилироваться, личность их цельна, без двойственности и без душевных надрывов... Они не растворяются ни в каком другом народе, но перенимают все лучшее у всех народов.
Им удается держаться с достоинством и подлинной непосредственностью. А ведь это евреи гетто, единственные евреи гетто, которые еще существуют ныне. И после того, как мы их увидели, мы поняли, что именно давало нашим предкам силу выстоять в самые тяжелые эпохи. В их облике нам открылась история наша во всей полноте своего единства и жизненной силы. Пришлось задуматься о том, что поначалу мне часто говорили: «К этому делу тебе удастся привлечь только русских евреев». Если бы мне это повторили сегодня, у меня был бы готов ответ: «И этого достаточно!».
«В БАЗЕЛЕ Я ОСНОВАЛ ЕВРЕЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО»
Одним из самых больших достижений Базельского конгресса стало создание Всемирной сионистской организации (ВСО), взявшей на себя всю тяжесть работы по переселению огромных масс людей из различных стран на родину предков, президентом которой стал Теодор Герцль. Другим достижением конгресса стало принятие первой официальной программы этой организации. Она получила название «Базельской программы». Этот небольшой документ, который сформулировал Макс Нордау, декларировал цель сионистского движения. Цель оказалась достигнутой уже спустя 50 лет. Вот этот документ:
«Сионизм стремится создать для еврейского народа обеспеченное публичным правом убежище в Палестине. Для достижения этой цели Конгресс рекомендует: 1) содействие поселению в Палестине евреев-земледельцев, ремесленников и рабочих; 2) организацию и объединение всего еврейства с помощью местных и международных учреждений, в соответствии с законами каждой страны; 3) укрепление и развитие еврейского национального чувства и национального самосознания; 4) предварительные меры для получения согласия правительств на осуществление целей сионизма».
Всё. Эти четыре пункта Базельской программы оставались в качестве основного документа сионистского движения более полувека.
Могила
Т. Герцля на горе Герцля в Иерусалиме
Конгресс в Базеле принял еще несколько важных решений. По предложению друга и соратника Герцля Давида Вольфсона, конгресс утвердил символы сионистского движения. Это были бело-голубой флаг со щитом Давида (Маген Давид) в качестве национального флага еврейского народа и название для удостоверения, которое должно выдаваться каждому еврею, вносившему в течение двух лет членские взносы во Всемирную сионистскую организацию, – шекель (по названию монеты библейской эпохи). Конгресс длился всего три дня, но для еврейского мира эти три дня стали судьбоносными. А еще спустя три дня, 3 сентября 1897 года, вернувшийся в Вену Герцль сделал поистине пророческую запись в своем дневнике:
«Если коротко подытожить Базельский конгресс (что я поостерегусь делать публично), то вот он, вывод: в Базеле я основал еврейское государство. Если бы я громко заявил об этом сегодня, ответом мне был бы общий смех. Но через пять и уж, во всяком случае, через пятьдесят лет это признают все».
Ровно через 50 лет – 29 ноября 1947 года – ООН приняла резолюцию о создании еврейского государства в Палестине. Герцль вполне мог дожить до этого дня, и уж, конечно, могли дожить его дети. Но этого не случилось ни в том, ни в другом случае.
У Герцля было трое детей, которые родились почти один за другим, начиная с 1890 года, но судьба всех трех оказалась весьма трагичной. Старшая дочь Паулина в 40-летнем возрасте покончила жизнь самоубийством, и в том же году на ее могиле в Бордо застрелился сын Ханс. В 50-летнем возрасте погибла от рук нацистов в лагере Терезиенштадт младшая дочь Маргарет.
Полвека отделяло смерть Герцля от того дня, когда было провозглашено государство, предтечей которого он являлся. Сбылось пророчество Герцля, и более пяти миллионов евреев на их исторической Родине ныне – лучший памятник этому человеку. Ну, а то, что не успел сделать он, сделали другие. И об этом тоже писал в стихотворении «Памяти Герцля» Владимир Жаботинский:
И днем конца был день его расцвета,
И грянул
гром, и песня не допета –
но за него мы песню допоем!