Еврейский Циолковский

Появление в 1987 г. на прилавках книжных магазинов книги «Ари Штернфельд – пионер космонавтики» издательства «Наука» вызвало некоторое смущение в среде еврейских библиофилов. Что значит «пионер»? То есть, первопроходец? Само слово «пионер» именно это и означает, потому что происходит от французского pionnier, pion – «первопроходец». То есть самый первый. Но ведь все мы с раннего детства воспитаны на мысли, что пионером мировой космонавтики (самым первым) был российский и советский ученый Константин Эдуардович Циолковский. О каком же тогда пионере можно еще вести речь? Однако книга издана в СССР, где свято блюдут принцип приоритета русской науки. А у этого «пионера» имя и фамилия не вызывают сомнения в его национальности. В 1987 году допустить, что еврейский ученый может обойти в истории великого «отца космонавтики», представить было невозможно. «Нет, здесь что-то не то», – говорили тогда, каких-то 25 лет назад, те, кто этим вопросом заинтересовался. Однако оказалось, что это – как раз таки именно «то».

В знойный полдень 7 июля 1935 г. в проходную московского сверхсекретного Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ) зашел мужчина с выраженной еврейской внешностью и попросил о встрече с кем-нибудь из руководства. Говорил он по-русски плохо – с акцентом и подбирая слова. Заявил, что приехал из Польши и хочет работать в этом учреждении, потому что является одним из специалистов в той области, которой занят этот институт. Время было непростое: после убийства Кирова 1 декабря 1934 г. и начавшихся арестов представителей оппозиции в стране стала нагнетаться всеобщая подозрительность и шпиономания. Однако нагловатая простота пришельца, его откровенная наивность в вопросе трудоустройства на строго секретный объект, да еще наличие у него иностранного подданства несколько обезоруживала охрану, и к нему вышел мужчина в военной форме, представившийся главным инженером по фамилии Королев. Гость предъявил документы и коротко рассказал о себе. Военный провел его в здание института и внимательно выслушал.

То, что узнал Королев (а это был тот самый Сергей Королев, будущий основатель практической космонавтики), было совершенно невероятным. Сидевший перед ним молодой человек – никому не известный польский еврей, оказывается, полтора года назад, 22 января 1934 г., представил на обсуждение Французской Академии наук доклад «Метод определения траектории объекта, движущегося в межпланетном пространстве, наблюдателем, находящимся на этом объекте». Как позднее сам докладчик выяснил, это было первое в истории Французской Академии обсуждение космической тематики. А еще через три недели, 12 февраля, там же он зачитал еще один свой доклад – «О траекториях, позволяющих приблизиться к центральному притягивающему телу, исходя из заданной кеплеровской орбиты». Дальше – больше. Спустя два месяца автора докладов приглашают в Сорбонну, где он в знаменитой в научном мире аудитории «Декарт» читает лекцию на тему «Некоторые новые взгляды на астронавтику».

Насколько высоко оба доклада и лекция были оценены французской научной общественностью, свидетельствовало то, что 6 июня 1934 г. этому молодому и совершенно незнакомому в научном мире ученому присуждается Международная премия по астронавтике. Первая в истории мировой науки премия такого рода. Та самая, что была учреждена в 1927 г. двум французским ученым – одному из пионеров авиации и космонавтики Роберу Эно-Пельтри и его коллеге по творчеству французскому промышленнику А.Гиршу.

Сергей Королев. 1938 год

Для Королева этой информации было достаточно. В тот же день незнакомец был принят на работу в РНИИ на должность старшего инженера. В тот же день! Настолько высокой была потребность в квалифицированных кадрах этого профиля! Для 1935 года это была настоящая фантастика. Зачислить гражданина без советского гражданства при первом же его обращении в строго секретный институт, о самом существовании которого никому, кроме самого высокого руководства страны, не было известно, без самой основательной проверки органами госбезопасности, на самую высокую должность, дающую право вести самостоятельное тематическое направление… В это не просто трудно, в это невозможно поверить. Но такой уникальный случай произошел. Новым сотрудником РНИИ оказался человек по имени Ари Штернфельд.

Это уже позднее «компетентные органы» собрали о нем все необходимые сведения. А пока он начал работать. Появись он в Москве чуть позднее, и события могли пойти по совсем иному сценарию, ибо уже 5 ноября того же, 1935 года Постановлением ЦИК СССР и СНК СССР №22 предполагалась «высылка за пределы Союза ССР иностранных подданных, являющихся общественно опасными». А кто является «общественно опасным иностранным подданным» решали в те дни люди, для которых не представляло ни малейшего труда спокойно выстрелить человеку в затылок. Даже если этот человек представляет чрезвычайную государственную ценность.

В самом приезде в СССР некоего специалиста с Запада, изъявлявшего желание работать в СССР, не было ничего особенного. Во второй половине 1920-х гг. на призыв большевиков помочь возродить экономику и культуру бывшей Российской империи откликнулись многие деятели науки, техники и культуры европейских стран. Другое дело, что спустя всего десять лет большинство из них жестоко пожалели о своем доверии к советской власти, убеждавшей их и весь мир в том, что в СССР действительно строится первое социалистическое и при этом самое справедливое государство в мире. Тысячи прибывших в страну специалистов погибли в годы массовых репрессий, обвиненные в шпионаже и вредительстве, но такой поворот событий, хоть и приближался, предсказывать еще никто не мог, и люди в страну еще приезжали, полные надежд и честолюбивых замыслов. Одним из них и был Ари Штернфельд.

Ари Штернфельд. 1932 год

Уроженец небольшого городка Серадза, расположенного почти на западной границе Польши, Ари (Арие-Яков) Штернфельд, был, если верить семейным преданиям, дальним потомком выдающегося философа и раввинистического авторитета XII века Моше Маймонида (Рамбама). Мысль о полете на Луну возникла у Ари еще в детстве, когда в Рош Ходеш, в начале каждого месяца он вместе с отцом молился о наступлении такого времени, когда евреи будут недосягаемы для своих врагов так же, как Луна недосягаема для жителей Земли. В хедер при местной синагоге Ари ходить отказался, и тогда родители пригласили мальчику домашнего педагога – меламеда. Тот, чтобы как-то увлечь своего ученика, давал ему книги по математике и астрономии, благодаря чему тот научился высчитывать лунные месяцы. Но уже тогда были люди, которые, вопреки молитвам, доказывали, что Луна вполне даже досягаема для землян.

Жюль Верн

Еще в 1865 г. Жюль Верн выпустил фантастический роман, о первом путешествии человека на Луну. Его герои организовали в американском городе Балтиморе «Пушечный клуб», разработали исполинскую пушку «Колумбиаду» и совершили такой полет. Приводились технические подробности и расчеты, согласно которым проект становился возможным даже для середины XIX века. Ракета запускалась из шахты глубиной 274 м, а развить снаряду Вторую космическую скорость помогал заряд пироксилина весом 180 тонн. Расчеты автору подготовил известный французский математик Анри Гарсе. Так что мечта казалась вполне осуществимой. Даже название романа у Жюля Верна подтверждало точность расчетов и реальность изображаемых событий: «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут». А в 1901 г. появилась еще одна книга – роман Герберта Уэллса «Первые люди на Луне». Для того, чтобы захватить фантазию юноши, этого было достаточным.

В начале Первой мировой войны семья Штернфельдов перебралась в Лодзь, и Ари потупил в еврейскую гуманитарную гимназию. Мысли о космических полетах не отпускали его. Он даже начал решать связанные с полетами технические задачи. Какое наиболее рациональное количество топлива должно быть в ракете, чтобы не перегрузить ее, иначе она просто не взлетит? Как, находясь в ракете определять расстояние ее от Солнца с помощью бортового термометра? В 1922 г., когда Ари было 17 лет, он прочел только что вышедшую в Германии монографию Альберта Эйнштейна «О специальной и общей теории относительности», и, чтобы разобраться в каких-то не очень понятных для него моментах, написал автору письмо. Эйнштейн ответил, и, вдохновленный этим контактом с великим ученым, Ари позднее даже целую главу в своей монографии посвятил теории относительности применительно к космонавтике.

После гимназии Ари поступает на философский факультет Ягеллонского университета в Кракове. Однако гуманитарные науки не увлекают его, и, закончив первый курс, он уезжает во Францию, в г. Нанси, где поступает в Институт электроники и прикладной механики местного университета. Университетские годы дались ему непросто. Французский язык пришлось осваивать с нуля. Чтобы оплачивать маленькую неотапливаемую комнатушку и хоть как-то питаться, пришлось параллельно с учебой работать контролером газовых счетчиков. Фактически местом его многочасового пребывания была институтская библиотека.

Тем не менее, все эти годы учебы в университете мысли о полетах в космос не оставляли его. Он начинает заниматься расчетами траекторий межпланетных полетов. Свои увлечения он вынужден скрывать от окружающих, опасаясь, что те начнут сомневаться в его разуме. Позднее он напишет: «Перелет через Атлантический океан Чарльза Линдберга казался тогда всем фантастикой, а тут какой-то одержимый занимается тем, что пытается доказать реальную возможность овладения вселенной».

В 1927 г. Ари Штернфельд получает диплом инженера-механика и уезжает в Париж. Он успешно работает конструктором и даже получает в Бельгии патент на одно из своих изобретений, но все свободное время по-прежнему посвящает освоению проблем полетов в космос. В 1928 г. он поступает в докторантуру в Сорбонну. Цель – работа над диссертацией на эту, целиком захватившую его тему. На его запрос, где в мире еще занимаются возможными полетами в космос, из Центрального исследовательского института в Париже приходит ответ: «Нигде».

Он изучает механику полета ракет, вычисляет их возможные траектории. На работу он устраивается только в те учреждения, где есть счетные машины. Дома у него – только арифмометр. Тем более трудно переоценить результаты его труда. Его научные руководители ничем не могут ему помочь, потому что он работает над темой, которой никто не владеет. Более того, когда Штернфельд представляет, наконец, свою работу к защите, ни один из профессоров Сорбонны не берется дать заключение о ее ценности. Ему даже предлагают взять другую тему для диссертации, но Ари отказывается. Больше всего он страдает именно от того, что у него нет соратников.

Но именно в этот момент в его жизни появляется любимая женщина. Это – Густава Эрлих, одна из подруг его сестер по жизни в Лодзи. Она – тоже выпускница Сорбонны. Густава – секретарь польского отделения французской компартии, участник движения эсперантистов. Человек неравнодушный, она поддерживает Ари в его стремлении продолжить работу над космическими проектами. Владея польским, немецким, французским, русским и идишем, она редактирует его статьи, ведет деловую переписку.

В университете Штернфельд увлекается работами Циолковского. Но нигде в Париже, даже в национальной библиотеке, его книг нет. И тогда он обращается к далекому русскому ученому из провинциального города Калуга с просьбой прислать ему свои работы. Завязывается переписка. Чтобы читать письма и книги Циолковского в подлиннике, Ари начинает заниматься русским языком. В августе 1930 г. он помещает в газете «Юманите» статью «Вчерашняя утопия – сегодняшняя реальность», посвященную межпланетным полетам. В ней он отдает дань русскому ученому и признает его приоритет в области космонавтики.

Константин Циолковский

Чтобы воплотить в жизнь свою мечту – завершить все необходимые расчеты и оформить их в монографию, Ари возвращается в Лодзь, к родителям. У него нет счетной машинки. Арифмометр ему выносит из заводской конторы его друг. С трудом он достает единственную в городе семизначную таблицу логарифмов. Но работу над книгой он, тем не менее, завершает. В ней 490 страниц. Машинопись – дело рук сестры Франки, погибшей в годы нацистской оккупации вместе с другими членами его семьи. Монография – на французском языке. Ее название – «Введение в космонавтику». Не в «астронавтику», не в «звездоплавание», а именно в «космонавтику». Так в науку входит новое слово, но должно будет пройти еще добрых полвека, пока оно ни станет одним из самых популярных слов на планете.

В 1932 г. Ари Штернфельд впервые оказывается в СССР. Не исключено, что сработала рекомендация Густавы: французская компартия поручила ему представить Наркомату тяжелой промышленности свой проект робота-андроида для выполнения трудоемких и опасных работ. В Москве Ари получил место в гостинице «Савойя». Ему выделили в помощь квалифицированных чертежников, и через месяц проект был рассмотрен. От полагающегося гонорара Штернфельд отказался, но пребывание в Москве во многом предопределило его дальнейшую судьбу. А пока ему предстояло позаботиться о публикации монографии, подготовке которой он фактически посвятил последние десять лет жизни. Ари мотается по всей Европе и читает лекции по космонавтике. Он пересылает свою работу на отзыв европейским светилам в этой области – немцам Герману Оберту и Вальтеру Гоману. Г.Оберт был известен тем, что теоретически обосновал возможность полета человека на ракете, а В.Гоман – тем, что математически просчитал способ перехода космического корабля между двумя орбитами с минимальными затратами топлива, впоследствии названный гомановской траекторией. Оба отзыва оказались для Штернфельда в высшей степени одобрительными: в его монографии была изложена целая совокупность проблем, связанных с завоеванием космоса, а многие вопросы в ней были разработаны впервые в истории науки.

Герман Оберт

Вальтер Гоман

Но далеко не все в ученом мире были готовы в те годы воспринимать идеи освоения космоса. Его доклад в декабре 1933 г. в Варшавском университете был принят довольно холодно. Штернфельд пытается найти издателя для своей монографии – безуспешно. О том, чтобы работать в Польше над проблемами космических полетов, нечего было и думать, и он возвращается в Париж.

К тому моменту, когда появились первые работы по космонавтике Ари Штернфельда, число серьезных публикаций в этой области можно было посчитать по пальцам. В основном, это были исследования по ракетной технике. Американец Роберт Годдард – первым описал принцип действия многоступенчатых ракет и опубликовал монографию «Метод достижения предельных высот» (1919). Герман Оберт описал динамику движения ракетного аппарата и практические выгоды от развития космонавтики, выпустил книгу «Ракета и космическое пространство» (1923). Вальтер Гоман результаты своих исследований опубликовал в 1925 г. в книге «Возможность достижения небесных тел». Француз Роббер Эно-Пельтри разрабатывал теорию межпланетной навигации и в 1930 г. выпустил книгу «Астронавтика».

Роберт Годдард

Все. Вслед за этими четырьмя работами уже следуют исследования, принадлежащие советским ученым, но с этого момента и начинается трагическая история развития советской космонавтики, когда результаты исследований и изобретений зависели уже не от ученых, а от социальной системы страны, где эти ученые работают.

Свою первую работу, посвященную межпланетным путешествиям, Фридрих Цандер опубликовал еще в 1908 году, будучи еще студентом Рижского политехнического института. В ней он рассмотрел вопрос жизнеобеспечения человека в космическом полете. После отделения Латвии от России, Ф.Цандер остался жить в СССР. В 1924 г. он опубликовал статью «Перелеты на другие планеты».

Фридрих Цандер. Последнее фото. 1933 год

Именно Ф.Цандер запатентовал идею крылатой ракеты, которая, по его мнению, должна была стать основным средством для выполнения межпланетных перелетов.

В 1929 г. Ф.Цандер приступил к созданию реактивного двигателя на сжатом воздухе с бензином. Три года было потрачено на эту работу, но она завершилась успехом. В сентябре 1931 г. вместе с С.Королевым Ф.Цандер создает в Москве общественную организацию – Группу изучения реактивного движения (ГИРД). Помощь в ее создании они получили от Осоавиахима. Через несколько месяцев ГИРД стала по существу государственной научно-конструкторской лабораторией по разработке ракетных летательных аппаратов, в которой были созданы и запущены первые советские жидкостно-баллистические ракеты ГИРД-09 и ГИРД-10. Первый удачный пуск ракеты ГИРД состоялся 17 августа 1933 г. Запуска ракеты Ф.Цандер, к сожалению, не увидел: он умер от тифа за несколько месяцев до этого события.

В те же годы, что и Ф.Цандер, проблемой межпланетных полетов увлекся полтавский юноша Саша Шаргей. Происходил Шаргей из семьи крещеных евреев: мать (в девичестве – Розенфельд), выйдя замуж, приняла православие. В 1919 г., когда Александру было всего 22 года, он уже завершил работу, которая, будь она в те годы оценена по достоинству, оказала бы огромное влияние на развитие космонавтики и сэкономила бы ученым многие годы исследований. О существовании Циолковского и о его работах Александр тогда еще ничего не знал. Он сам оригинальным методом вывел основное уравнение движения ракеты, составил схему и описание четырехступенчатой ракеты на кислородно-водородном топливе, придумал камеры сгорания двигателя и многое другое. А еще он предлагал использовать сопротивление атмосферы для торможения ракеты при спуске с целью экономии топлива.

Юрий Кондратюк (Шаргей)

Для начала ХХ столетия, для уровня науки той эпохи его предложения поражали оригинальностью и глубоким знанием современной физики. Шаргей хотел использовать гравитационное поле встречных небесных тел для доразгона или торможения космических аппаратов при полете в межпланетном пространстве. Он даже рассмотрел возможность использования солнечной энергии для питания бортовых систем космических аппаратов и возможность размещения на околоземной орбите больших зеркал для освещения поверхности Земли. Шаргей надеялся продолжить свои расчеты, однако события, перевернувшие жизнь оромной страны, перевернули и его жизнь. Во время Гражданской войны он дезертировал из Белой армии, куда был призван как офицер царской армии, и, приобретя документы на имя Юрия Кондратюка, начал новую жизнь. Под этим именем он, собственно, и остался в истории космонавтики.

Долгие годы Шаргей-Кондратюк работает в Сибири, но о своем увлечении не забывает, и в 1929 г. даже издает в Новосибирске книгу, назвав ее для своего времени весьма даже претенциозно: «Завоевание межпланетных пространств». Однако 30 июля 1930 г. он вмсте с группой сотрудников, занятых созданием элеватора, был арестовн по обвинению во вредительстве и отправлен в одну из «шарашек» НКВД заниматься проектированием угольных предприятий. Позднее его привлекли к созданию ветроэлектростанций. Для этой работы его даже досрочно осободили из ссылки. Работы курировал нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, однако после самоубийства наркома все исследования в этой области были свернуты. Группа сотрудников изучения реактивного движения и лично С.Королев пытались добиться разрешения привлечь Ю.Кондратюка к своим работам, но из этого ничего не получилось: статья уголовного кодекса проклятием висела над ученым. (В 1941 г. Ю.Кондратюк пропал без вести, защищая Москву в рядах народного ополчения).

Если всего этого не знать, будет сложно понять ту неверятную скорость, с которой Сергей Королев чуть ли ни за один день оформил в свою секретную «контору» Ари Штернфельда. Ученых с именем в научном мире и с уже рядом завершенных разработок в области теоретических проблем космонавтики в СССР в середине 1930-х гг. не было. Казалось бы, все пути для научной карьеры открыты, но Штернфельд попал в Советский Союз на переломе эпох, и будущее его ждало незавидное.

Оказавшись в СССР и будучи зачисленным в институт, занимающийся разработкой реактивной техники, Ари Штернфельд имел все основания рассчитывать на то, что главный труд его жизни, содержащий многочисленные расчеты траекторий будущих полетов космических кораблей, заинтересует, наконец, государство, строящее самое передовое, и в техническом отношении также, общество. Но для этого требовалось, в первую очередь, обеспечить перевод его книги «Введение в космонавтику» на русский язык и издать ее. А это невозможно было сделать, пока сотрудники института ни ознакомятся с его работой и ни осознают ее ценность. И нашелся человек, который помог Штернфельду решить эту задачу. Это был Георгий Лангемак, заместитель директора РНИИ по научной части.

До 1933 г. в СССР в области ракетной техники работало несколько научных коллективов. Интересы дела требовали создания единой научно-исследовательской базы. Предложения специалистов были услышаны и поддержаны начальником вооружений Красной Армии М. Н. Тухачевским. Результатом этого явилось создание в конце 1933 г. в Москве на базе московской ГИРД и ленинградской Газодинамической лаборатории (ГДЛ) Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ) во главе с Иваном Клейменовым. Заместителем Клейменова стал С.Королев, которого на этом посту сменил в апреле 1934 г. Г.Лангемак. Последний быстро подружился с новым сотрудником и стал одним из немногих, кто по достоинству оценил значение его расчетов. В конце концов, Лангемак сам перевел «Введение в космонавтику» на русский язык и сделал все, чтобы эта книга была издана.

Книга Ари Штернфельда для своего времени оказалась своеобразной энциклопедией по предстоящему освоению космического пространства. В ней были приведены расчеты и теоретическое обоснование множества траекторий космических полетов – то, чем до этого практически никто не занимался. Более того, были определены самые оптимальные из них с точки зрения затрат энергии. Штернфельд доказал, например, что траектории, при которых космический корабль сначала удаляется от цели и только потом начинает приближаться к ней, позволяют значительно сэкономить топливо. Эти траектории так до сих пор и называют «штернфельдовскими», а их автору журналисты присвоили почетное звание «штурмана космических трасс».

Это он, Штернфельд, ввел понятие космических скоростей и рассчитал их стартовые значения. Это он сформулировал понятие «сезоны космической навигации» и впервые теоретически обосновал орбиты искусственных спутников Земли – за много лет до появления первого из них. Это он первым применил теорию относительности при анализе межзвездных полетов и доказал, что достижение звезд, в принципе, возможно в течение одной человеческой жизни. Это в его книге впервые были введены в обращение такие термины, как «космонавтика», «космодром», «первая космическая скорость», «космический аппарат», «перегрузка», «скафандр», «космический корабль»...

Георгий Лангемак

«Введение в космонавтику» в переводе с французского Георгия Лангемака была издана в СССР в 1937 г. Как писал позднее академик Б.Раушенбах, «по этой книге учились многие из тех, кому в будущем предстояла практическая работа по завоеванию космоса». Это была «книга на все времена». Когда через 37 лет, в 1974 г., в издательстве «Наука» вышло ее второе издание, в него не было внесено никаких существенных изменений. Оно было лишь дополнено примечаниями и комментариями автора. Но тогда, когда книга только появилась, о практическом применении изложенных в ней теорий и думать не думали. Академик-секретарь Отделения физико-математических наук АН СССР А.Колмогоров, ознакомившись с книгой, отметил только, что «при настоящем состоянии вопросов космонавтики постановка их в качестве плановых задач научных институтов АН была бы преждевременна». Тем не менее, книга экспонировалась в павильоне СССР на Всемирной выставке 1938-1939 гг. в Нью-Йорке.

Институт, в который Штернфельд пришел работать, занимался конструированием ракетных летательных аппаратов. Одним из пусковых моментов в создании РНИИ были успехи по созданию реактивного миномета «Катюша», работы над которым велись с 1929 г. и были завершены в 1933 г. Едва ли не ведущую роль в создании «Катюши» сыграл Г.Лангемак – основоположник исследований по конструированию реактивных снарядов на бездымном порохе.

Осмотревшись и обнаружив, что представления большинства его коллег о ракетной технике находятся на любительском уровне, Штернфельд примыкает к группе интеллигентного, образованного и наиболее информированного о предмете ведущихся разработок Михаила Тихонравова, занимающегося созданием баллистических ракет на жидком топливе. Штернфельд подключился к работе отдела, конструирующего крылатые ракеты. Он внес ряд новшеств в конструкцию механизмов, повысивших дальность и точность стрельбы. По трем изобретениям он даже получил авторские свидетельства. Принимал он также участие в деятельности Стратосферного комитета Осоавиахима и, завершая работу над «Введением в космонавтику», дополнил книгу разделом «Стратосферная ракета».

Михаил Тихонравов

Будущие полеты в стратосферу были в те дни предметом активного обсуждения в советской прессе. Штернфельд предлагал для преодоления многих проблем свои решения. Это касалось и оптимизации режимов двигателей, и путей увеличения высоты и дальности полета ракет, и даже теории использования составных ракет. Его предложения создатели ракеты были готовы воплотить в жизнь, и 28 февраля 1937 г. на заседании Стратосферного комитета в Московском планетарии Штернфельд зачитывает доклад «Об особенностях стратосферной ракеты». Но это был последний аккорд в его научной деятельности. Начиналась очередная «чистка», и Штернфельд оказывается одной из первых ее жертв. В июле того же, 1937 г. его без предупреждения и объяснения причин, в самый разгар испытаний ракеты увольняют. Якобы «по сокращению штатов».

И вновь Ари Штернфельда спасает Его величество Случай. Случись ситуация с его увольнением менее, чем через месяц, исход мог бы быть просто трагическим: в СССР начинались этнические «чистки». 25 июля появляется Оперативный приказ Наркома внутренних дел Н.Ежова об аресте германских подданных, работающих на предприятиях, имеющих оборонное значение. Не делаются даже исключения для политических эмигрантов. А 11 августа появляется аналогичный приказ о начале антипольских репрессий. В первую очередь аресту подлежали бывшие члены «Польской военной организации» (Polska Organizacja Wojskowa), созданной во время Первой мировой войны в целях борьбы за освобождение польских территорий из-под российского владычества. Среди других жертв репрессий оказываются «все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии, перебежчики из Польши (независимо от времени перехода их в СССР), политэмигранты и политобмененные из Польши» и др.

Штернфельд прибыл в СССР из Франции, в 1936 г. Он и его жена получили советское гражданство, но, тем не мене, его при желании очень легко можно было причислить к перебежчикам из Польши, тем более, что в годы разгула репрессий особенно не разбирались «кто есть кто». Усугубляющим моментом для него был факт его участия в работах, на которых стоял с гриф «Секретно». Царившая в обществе политическая паранойя, связанная с пресловутой секретностью, диктовала именно такой подход. От оценки этой ситуации зависит ответ на вопрос, почему он не попал «под раздачу», ибо в аналогичной ситуации другой «иностранец», работающий в «закрытом» НИИ, оказывался в подвалах Лубянки первым. К таким «кадрам» в любом коллективе всегда относились с подозрением, и на них первых обычно писали свои доносы всевозможные сексоты – секретные сотрудники НКВД – банальные доносчики, каких этот самый НКВД наплодил в те годы несчетное количество. Во всяком случае, когда в печати появились две работы, выполненные им совместно с М.Тихонравовым («Применение ракет для исследования стратосферы» и «Устойчивый вертикальный полет ракеты), имя А.Штернфельда в них даже не упоминалось.

Весной 1937 г. Сталин приступил к Большой чистке Вооруженных сил, и 22 мая был арестован маршал М.Тухачевский. Его деятельность по реформированию вооруженных сил, его взгляды на подготовку армии к будущей войне встречали сопротивление и оппозицию в наркомате обороны, и те, от кого зависела судьба армии (в первую очередь, маршалы Ворошилов и Буденный), относились к нему неприязненно. Как позднее отмечал маршал Жуков, Ворошилов, тогдашний нарком, в этой роли был человеком некомпетентным, но Сталин принял его сторону. 11 июня Тухачевский и еще семь человек высшего командного состава Красной Армии были расстреляны. Сразу после этого начались репрессии во всех армейских структурах, которые Тухачевский курировал. «Чистка» в РНИИ, который маршал в 1933 г. создал, проявив личную инициативу, началась немедленно.

Искать компромат сотрудникам НКВД долго не пришлось. В свое время, объединив под одной крышей два проектных коллектива – Московский ГИРД и Ленинградский ГДЛ, создатели ракетной техники подложили под себя то, что называется «бомбой замедленного действия». Добиваясь приоритета в осуществлении проекта, обе группы вели откровенно некорректную войну друг с другом. За два года совместной работы они измучили себя взаимными обвинениями и доносами. Было ясно, что в условиях репрессивной политики властей это рано или поздно закончится большой трагедией, что и произошло во второй половине 1937 г.

Михаил Тухачевский

Константин Циолковский и Иван Клейменов

Первыми были арестованы руководители всего проекта Иван Клейменов и Георгий Лангемак. Произошло это 2 ноября 1937 г. Следствие даже не приняло во внимание, что за несколько месяцев до этого оба были представлены к правительственным наградам за создание новых типов вооружения, и в частности, реактивного миномета «Катюша». Оба были обвинены в шпионаже в пользу немецкой разведки. 15 декабря в дело легли материалы, полученные от одного из их оппонентов по работе в РНИИ, выпускника академии им. Жуковского, специалиста по механике Андрея Костикова. В ночь с 10 на 11 января 1938 г. И.Клейменов и Г.Лангемак были расстреляны. Место Г.Лангемака в РНИИ сразу после его ареста занял А.Костиков.

По мнению некоторых историков и работников ракетно-космической отрасли, Костиков, который пришел в РНИИ лишь в 1933 г., не только продвинул свою карьеру ложными доносами на своих коллег, но и присвоил авторство разработки реактивного миномета «Катюша». И хотя к 1933 г. практически все основные работы по созданию «Катюши» уже были завершены, именно А.Костикову в июле 1941 г. было присвоено звание Героя Социалистического Труда «за изобретение одного из видов вооружения, поднимающего боеспособность Красной Армии» («Катюш»).

Андрей Костиков

Но на этом честолюбивые замыслы А.Костикова не оканчиваются: он пишет заявления в партком с обвинениями в адрес двух других ведущих специалистов – Валентина Глушко и Сергея Королева. Заявления были немедленно переправлены в НКВД, и Глушко был арестован. По август 1939 г. он находился под следствием во внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке и в Бутырской тюрьме, 15 августа 1939 г. осужден Особым совещанием при НКВД СССР сроком на 8 лет. Весной того же, 1939 г., А.Костиков по просьбе НКВД создает особую экспертную комиссию, которая 20 июня 1938 г. составляет справку о вредительской деятельности В.Глушко и С.Королева. Спустя 7 дней, 27 июня, Королева арестовывают. Его подвергают пыткам, а 25 сентября приговаривают к расстрелу, но через два дня Военная коллегия, всё же, заменяет расстрел на 10 лет тюремного заключения.

Что касается А.Костикова, то он дослужился до звания генерал-майора, был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, удостоен звания Героя Социалистического Труда и Сталинской премии I степени. (Умер в 1950 г. в возрасте 51 года).

Ари Штернфельда счастливо миновали репрессии, но он глубоко разочарован, что работы по созданию баллистических ракет свернуты, что их значение недооценивается, ибо, кроме задач по развитию космонавтики, существуют еще проблемы развития военной техники. Он пытается достучаться до кабинетов высшего руководства страны, не задумываясь над тем, что в обстановке всеобщей подозрительности это может быть превратно расценено. 16 мая 1939 г. он пишет в ЦК ВКП(б) письмо о необходимости продолжения работ в этой области. Пишет, не подозревая даже, что подобные работы уже давно ведутся в готовящейся к войне с СССР Германии. Знали ли вообще тогда в СССР, что с 1937 г. на полигоне Пенемюнде в Восточной Померании существует секретный исследовательский центр под руководством Вернера фон Брауна по созданию ракеты Фау-2, которой немцы будут обстреливать во время войны города Европы. А пока Штернфельд пишет в ЦК ВКП(б): «Нет сомнения, что разработка таких, на первый взгляд, теоретических вопросов, как межпланетные сообщения, ускорит и решение ряда практических проблем, как, например, сверхскоростные сообщения на земле, сверхдальнобойная артиллерия и др.». Но его не слышат. На его письма никто не отвечает. Малообразованное советское руководство на эту тему просто не задумывается. Счастье, что он вообще остается при этом на свободе.

А пока, после ухода из РНИИ, Штернфельд остается без работы. Сначала ему удается устроиться в НИИ машиностроения и приступить к конструированию робота, но вскоре его изгоняют и оттуда. Напомним, в 1937 году Штернфельду было только 32 года. Он полон сил, идей и желания сделать что-то полезное для своей новой родины, но от него отталкиваются, как от прокаженного. Клеймо «сотрудника врагов народа» висит на нем, как проклятие. Позднее его дочь Майя напишет: «с 1937 года и до конца своей жизни (целых 43 года!) отец оставался ученым-одиночкой, по 20 часов в сутки дома занимавшимся теоретическими вопросами космических полетов».

Ари Штернфельд

Будучи безработным, Ари Штернфельд обращается в партийные органы, к руководству академических институтов, но все бесполезно. И тогда он пишет письмо прямо на имя Сталина. Письмо датировано 16 мая 1939 г. Письмо полно горечи, но главная мысль очевидна: дело не только в том, что он остался без работы, а в том, что он, человек, обладающий редкой специальностью, никому не нужен. «После удаления меня из НИИ, где я занимался вопросами астронавтики, все мои усилия устроиться на работу в АН остаются безрезультатными. Я осмеливаюсь просить Вас помочь мне продолжать работу в области, в которой после кончины Циолковского в Советском Союзе, по моим сведениям, никто не работает. Мне представляется поистине парадоксальным тот прискорбный факт, что одному из немногих специалистов в мире в данной области нет возможности нормально работать...». Но и теперь он не удостаивается даже просто вежливого ответа.

Он никому не нужен. Его творческий потенциал не используется даже тогда, когда космическая эра действительно наступит, и по картам звездного мира, начертанным им когда-то, будут летать космические аппараты. Однако, как это ни парадоксально, уже в 1940 г., Академия наук, та самая, что отказывала Штернфельду в приеме на работу, представила на соискание только что учрежденной Сталинской премии среди научных работ его «Введение в космонавтику». А Центральное радиовещание передало 19 мая 1939 г. в эфир его беседу о космонавтике, в которой Ари ответил на вопросы радиослушателей. Можно сказать, что именно тогда началась работа Штернфельда по пропаганде научных знаний, в которой он зарекомендовал себя как один из самых талантливых популяризаторов ХХ века.

Справедливости ради следует отметить, что желание заниматься популяризацией науки Штернфельд испытывал всегда. Еще проживая во Франции, он не раз выступал с популярными статьями во французских периодических изданиях, распространяемых по всему миру. Только в авиационном еженедельнике «Крылья» в 1934 – 1935 гг. появилось восемь его статей по проблемам космонавтики. Даже в «Новостях литературы, искусства и науки» была опубликована его статья «Когда поэты возносятся в небо» – о космической теме в литературе. Оставшись без работы, оторванный от научных исследований, Штернфельд в 1938 – 1939 гг. все свободное время отдает работе над книгой «Полет в мировое пространство», и уже в начале 1941 г. сдает ее в издательство. Выходу книги помешала война. На прилавках она появилась только в 1949 г.

В сентябре 1939 г. Арии Штернфельд получает тревожное сообщение из Польши: вся его семья заперта в Лодзинском гетто. О том, что все его родные погибли, он узнает уже после войны. А в 1942 г. он сам с Густавой и двумя маленькими детьми оказывается на Урале. Практически все годы войны они оторваны друг от друга: жена преподает французский язык в городке Новая Ляля, он преподает в Металлургическом техникуме г.Серова. И вновь все свободное время – за письменным столом, а в результате, вернувшись в декабре 1944 г. в Москву, он немедленно передает для печати в «Доклады АН СССР» две написанные еще в эвакуации статьи.

Ари, Густава и две их дочери, Майя и Эльвира. Урал, город Серов. Зима 1943 года

В послевоенные годы все попытки трудоустройства по своей научной специальности заканчиваются неудачей. Его, как бывшего иностранца, да еще и с такой «неудобной» в годы яростной «борьбы с космополитизмом» фамилией, не принимали работать ни в один НИИ. Ему предлагают сменить фамилию на Звездин (Штернфельд в переводе с идиш означает «звездное поле»), но он отказывается. Правда, в его биографии уже произошел однажды эпизод, когда ему пришлось воспользоваться псевдонимом. В 1930 г. под его статьей в газете французских коммунистов «Юманите» стояла фамилия Л.Ролен (название улицы, где он жил), но ему тогда объяснили, что эта газета не имеет права печатать статьи иностранцев. Менять фамилию по конъюнктурным соображениям в стране, куда он так стремился попасть и власти которой он так доверял, Штернфельд не хочет.

С начала 1950-х гг. его научно-популярные статьи начинают активно печататься в советских журналах, и их тут же с удовольствием перепечатывает пресса других стран. Штернфельд – частый гость на всевозможных конференциях и симпозиумах. Его доклад 23 марта 1951 г. на Третьей метеоритной конференции, организованной в Москве Комитетом по метеоритам АН СССР, вызвал настоящую сенсацию. В эти годы большой популярностью во всех слоях общества – и среди взрослых, и среди старших школьников – пользовался опубликованный еще перед самым началом войны научно-фантастический роман Александра Казанцева «Пылающий остров», в котором автор высказал свою гипотезу о происхождении так называемого Тунгусского метеорита. А.Казанцев предположил, что Тунгусская катастрофа связана с гибелью марсианского корабля.

Ари Штернфельд, рассчитав все возможные траектории перелета Марс – Земля, допускаемых механикой космического полета, доказал, что марсианский корабль не мог прилететь на Землю ни 30 июня 1908 года, ни в какой-либо другой срок, близкий к этой дате. Его расчеты показали, что, если уж и мог прилететь в это время какой-либо космический корабль, то это был визитер с Венеры. Тогда какова же была природа космического пришельца 1908 года? И на этот вопрос Штернфельд ответил. Дело в том, что Тунгусское тело двигалось навстречу орбитальному движению Земли, а это противоречит основным канонам механики космического полета. Так что космическим кораблем оно никак не могло бы быть.

А в это время в стране происходили события, в которых Штернфельд не только мог принять активное участие, но и сыграть в силу своих уникальных знаний серьезную роль. В середине 1946 г. принимается историческое решение о создании в СССР мощной ракетостроительной промышленности, и уже в 1951 г. состоялся первый запуск баллистической ракеты с подопытными собаками на борту. В 1954 г. принят к разработке проект первой межконтинентальной ракеты. В том же году Академия наук СССР учреждает настольную золотую медаль им. К.Циолковского «За выдающиеся работы в области межпланетных сообщений». Но работы ведутся в сверхсекретной обстановке, и Штернфельда к ним, естественно, близко не подпускают. Вместо разработки ракетной техники, он проектирует противопожарное оборудование в одном из заштатных проектно-конструкторских бюро.

А. Штернфельд у памятника К.Э. Циолковскому. Калуга, 1957 год

А пока одна за другой выходят его книги, посвященные популяризации идей освоения космоса. В 1955 г. появляется книга «Межпланетные полеты», второе издание которой выходит уже через год. В декабре 1956 года на прилавки книжных магазинов в буквальном смысле слова «выбрасывается» книга «Искусственные спутники Земли», которая мгновенно приобретает международную популярность, и уже в следующие два года выдерживает 25 изданий в 18 странах. Только в США в 1959 году эта книга переиздается трижды. В 1958 году в Нью-Йорке издается сборник «Советские работы по искусственным спутникам и межпланетным полетам». 140 из 230 страниц в нем заняты переводом работ Ари Штернфельда. И это понятно: началась космическая эра. Его «Спутники» появились на год раньше реального запуска первого из них. Огромную международную популярность приобретает и следующая его книга «От искусственных спутников к межпланетным полетам». Его статьи, комментарии, интервью не сходят со страниц газет.

В Польше Штернфельд и его семья смогла побывать только летом 1956 г. Он дважды подавал прошения о возвращении на постоянное место жительства в Польшу. В 1946 г., когда шла массовая репатриация бывших польских граждан, ему не разрешили, так как у него уже было советское гражданство. В 1956 г. это была туристическая поездка. Ари, его жена и дочери посетили территорию бывшего Лодзинского гетто, узнали подробности гибели всех родных и близких в годы оккупации. Спустя год Штернфельд получил, наконец, разрешение на репатриацию, но этого сделать уже не захотели его дочери. К тому же ему выделили в Москве желанную квартиру. В 1962 г. от неизлечимой болезни крови ушла из жизни Густава, и через какое-то время Ари сочетался браком с Ильзой Браун, редактором польской редакции радиовещания. Вместе они прожили 17 лет, вплоть до смерти Арии.

А. Штернфельд со слушателями после лекции в Варшавском университете. 1964 год

Имя Ари Штернфельда становится известным во всем мире, и лишь в СССР оно знакомо только узкому кругу специалистов по астронавтике. Не прозвучало оно публично и в те дни, когда космонавтика праздновала первые свои успехи. Но Ари был счастлив и без этого всеобщего признания. Его мечты сбылись: 4 октября 1957 г., был запущен первый искусственный спутник Земли, а всего через три с половиной года, 12 апреля 1961 г., состоялся первый полет человека в космос. Траектории запущенных в 1959 – 1962 гг. советских и американских искусственных планет «Луна-1», «Венера-1», «Марс-1», «Пионер-4», «Пионер-5», «Рейнджер-3» базировались на расчетах, приведенных Штернфельдом еще в книге «Введение в космонавтику».

Занимаясь, главным образом, механикой космического полета, он рассчитал оптимальные навигационные сезоны, хронологию и режимы запусков космических аппаратов, энергетически наиболее выгодные траектории их полетов. Его блестяще подтвердились и были использованы при размещении космодромов, выборе дат запусков спутников и кораблей, расчете их траекторий, в том числе при аварийном спуске. Он развил и обобщил полученные выводы для случая перелета с орбиты искусственного спутника на центральную планету, а затем запуска на орбиту спутника планеты и, наконец, для переходов между орбитами. Результатом этих обобщений стала трехимпульсная, биэллиптическая траектория перехода, называемая в современной механике космического полета его именем Штернфельда.

И все-таки перелом в его жизни однажды наступает: с начала 60-х годов деятельность Штернфельда в области космонавтики получает официальное признание и в Советском Союзе, и за рубежом. В 1961 году во Франции его избирают Почетным членом Академии и Общества наук Лотарингии, а затем и доктором наук Honoris сausa – без защиты диссертацина основании значительных наук перед наукой – Нансийского университета. В 1962 году он и первый космонавт Юрий Гагарин удостаиваются Международной премии Галабера по астронавтике, но на вручение премии Штернфельд не едет: ему просто не дают зарубежной визы. У него вообще возникали огромные проблемы, когда ему необходимо было выехать за границу для получения научных премий и званий.

А. Штернфельд с космонавтами А. Николаевым и П. Поповичем. 1962 год

Все эти годы Штенрнфельд продолжает жить в стесненных материальных условиях. До 1974 года СССР еще не присоединялся к международной конвенции по охране авторских прав, и за многочисленные переводы своих работ Штернфельд не получал ни копейки. Он глубоко переживает, что его не допускают в научные коллективы, занимающиеся разработкой космических программ. Ему даже не могли определить пенсию по старости, так как к него не было необходимого стажа работы в государственных учреждениях страны. Лишь после вмешательства президента АН СССР М.Келдыша ему была назначена персональная пенсия республиканского значения.

Первая наиболее полная научная биография ученого вышла спустя семь лет после его смерти. Она была изложена в книге В.Прищепы и Г.Дроновой «Ари Штенрнфельд – пионер космонавтики» (Издательство «Наука», 1987). В целом же, ему посвящены публикации в многочисленных российских и зарубежных изданиях, статьи в Российской Еврейской энциклопедии, Большой Советской энциклопедии. Именем Ари Штернфельда названы кратер на обратной стороне Луны, улицы в Лодзи и Кирьят-Экроне

А. Штернфельд. Москва. 1980 год

Памятник на Новодевичьем кладбище в Москве

Ушел из жизни Ари Абрамович 5 июля 1980 года. Он похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. На его памятнике, выполненном скульптором Фаиной Хазан в виде большой открытой книги, нанесены барельеф головы ученого, даты его рождения и смерти, знаменитая («штернфельдовская») «обходная траектория с предварительным удалением» и и латинское изречение, которое точно характеризует жизненный путь Ари Штернфельда и которое он любил повторять: «Per aspera ad astra» – «Через тернии к звездам».

К сожалению, имя Ари Штернфельда в трудах российских авторов по космонавтике найти трудно, однако в электронных энциклопедиях, коими сегодня наполнен Интернет, он всегда упоминается как один из основателей современной космической науки. Но когда в эфире звучит популярная песня, начинающаяся словами «Заправлены в планшеты космические карты», вряд ли кто-нибудь из слушателей в тот момент задумывается над тем, кто же действительно был автором этих «космических карт». И уж тем более, вряд ли кто-нибудь из них знает, что карты эти почти сто лет назад составил, занимаясь в университете во Франции, молодой польский еврей по имени Ари Штернфельд.

ПЕРЕЙТИ К СЛЕДУЮЩЕЙ СТАТЬЕ ВЫПУСКА №2