Не бывает двух правд

 

          Семён БУКЧИН


Поляки и евреи — только ли трагедия войны лежит в основе сложных отношений двух народов?


Ян Томаш Гросс и его книга

Уже более полутора лет как польская пресса яростно шумит, спорит на эту тему. В полемику вовлечены все – от рядового гражданина до президента. А началось с того, что в мае 2000 г. издательство «Pogranicze», что в городке Сейны, выпустило книгу известного американского социолога и историка, профессора политологии Нью-Йоркского университета Яна Томаша Гросса «Соседи. История уничтожения еврейского местечка». С помощью документов, свидетельских показаний автор рассказал, как 10 июля 1941 г. поляки, жители местечка Едвабне (в переводе на русский – Шелковое), расположенного между Ломжей и Белостоком (километрах в тридцати от границы с Беларусью), сожгли в стодоле 1600 своих еврейских соседей, в том числе женщин, детей.

Несколько слов о самом Гроссе. Он родился в 1947 г. в Варшаве. Участвовал в мартовских волнениях студентов в Варшавском университете в 1968 г., за что был исключен и затем арестован. Спустя год вместе с семьей эмигрировал в Америку. Защитил докторскую диссертацию по социологии в Йельском университете. С начала 80-х годов занимается историей Польши периода оккупации во вторую мировую войну. Его книги и статьи на эту тему приобрели широкую известность, переведены на многие языки. Одна из его монографий затрагивает непосредственно историю Беларуси («Revolution from Abroad: Soviet Conquest of Poland’s Western Ukraine and Western Belorussia», Princeton University Press, 1988). Как лектор Гросс выступал в Парижском, Венском, Колумбийском университетах, в Беркли, Гарварде, Стенфорде, Польской Академии наук.

В 1998 г. вызвала острую полемику вышедшая в Кракове книга Гросса «Кошмарная декада. Три эссе о стереотипах восприятия евреев, поляков, немцев и коммунистов. 1939-1948». Но ее и сравнивать невозможно с тем взрывом страстей, который породила его последняя книга «Соседи». Почему? Неужто в Польше до этого ничего не было известно о массовом убийстве евреев в местечке Едвабне?


Свидетельство Шмуля Васерштейна

Было известно, хотя и не очень широко. Но с годами, как говорится, и это немногое поросло быльем... Потому что время было такое, не располагало оно к открытию полной правды. Но по порядку...

В январе 1949 г. в Едвабне сотрудники Управления безопасности задержали пятнадцать мужчин. Это были обычные жители местечка – малоземельные крестьяне, ремесленники, отцы многочисленных семейств и одинокие люди... Вскоре прошли новые аресты. И вот 16 и 17 мая того же года в окружном суде в Ломже состоялся судебный процесс, в котором 22 поляка, жителя Едвабне, обвинялись в участии в убийстве сотен своих односельчан-евреев. В основе обвинительного акта были показания жителя Едвабне Шмуля Васерштейна, которые он еще в апреле 1945 г. дал перед Еврейской Исторической Комиссией в Белостоке.

В Едвабне, по сообщению Васерштейна, до войны жили 1600 евреев. Немцы вошли в местечко вечером 23 июня 1941 г. А уже 25-го начались погромы, инициаторами которых стали местные жители-поляки. Васерштейн приводит имена конкретных людей (он называет их бандитами), врывавшихся в еврейские дома. Одних убивали камнями, других ножами, выкалывали глаза, отрезали языки. Две молодые еврейки под хохот убийц утопили своих маленьких детей в пруду и сами пошли на дно, чтобы только избегнуть мучений.

10 июля в местечко прибыло несколько гестаповцев. На совещании с представителями местного самоуправления они поинтересовались, как собираются те поступить с евреями. Ответ был однозначный: уничтожить. На предложение немцев оставить в живых хотя бы одну семью, в которой есть хорошие ремесленники, было заявлено, что в местечке достаточно своих специалистов-поляков. Было решено согнать всех евреев в стодолу на окраине и сжечь.

В Едвабне начался ад. Вооруженные топорами, палками с набитыми гвоздями, вилами поляки выгоняли евреев на улицу. Группе из наиболее молодых и здоровых велели выкопать поставленный в период прихода Красной Армии памятник Ленину и под советские песни отнести его на еврейское кладбище, сбросить в ров, в котором несших непомерную тяжесть забили насмерть. Убийцы заставляли выкапывать ямы, вбрасывать туда тела убитых ранее, а затем казнили тех, кто делал эту работу. Садизм сопровождал эти массовые убийства – старикам обрезали бороды, вилами протыкали тела младенцев и груди матерей. Наконец, выстроили колонну, во главе поставили 90-летнего раввина и под красным флагом погнали к стодоле. Чтобы заглушить крики истязаемых, играли на разных музыкальных инструментах.

Стодолу облили бензином и подожгли. Тех, кто прятался в домах, больных и детей, приволокли силой и втолкнули в огонь. Младенцев связывали по нескольку человек за ножки и вилами вбрасывали в пожарище. Когда огонь затих, из обожженных трупов выбивали золотые зубы. Одновременно начался грабеж в опустевших еврейских домах.

Таковы были показания Шмуля Васерштейна, памяти которого (умер в феврале 2000 г.) историк Гросс посвятил свою книгу.

Так почему же процесс в Ломже не стал событием, прозвучавшим на всю Польшу, получившим хоть какой-то отзвук в Европе? И как можно было уложить такое судебное дело в два дня? 16 мая начали рассмотрение, 17-го огласили приговор. Здесь нужно вспомнить, что это было за время.

1949-й год... Разгар антисемитской кампании в Советском Союзе против «безродных космополитов». Ту же – антисемитскую – основу имело «дело Сланского» в Чехословакии. Поэтому не без основания Гросс пишет, что «в сталинской Польше никто не был заинтересован в том, чтобы показать, что евреи особенно пострадали во время войны, в чем есть вина и поляков. В обвинительном акте прямо сказано, что убивали евреев немцы». И это несмотря на то, что в следственных документах, относящихся к периоду возбуждения дела, утверждается, что «привлеченные к суду лица сожгли 1500 человек в стодоле, а также убивали людей ножами на еврейском кладбище. Немцы в этом участия не принимали, а лишь находились поблизости и снимали на кинопленку, фотографировали издевательства поляков над евреями».

Ломжинский процесс был проведен поспешно, скомкан. «Еврейско-польский момент» был по сути из него исключен. За сотрудничество с оккупантами, за помощь им в убийствах граждан Польши один из обвиняемых был приговорен к смертной казни, один к 15 , четверо к 12 годам тюрьмы, двое получили по десять лет, шестеро – по восемь, десять были оправданы.

К трагедии в Едвабне официальные органы вернулись в 1953 г. (единственный тогда обвиняемый был оправдан) и в 1967 г., когда Окружная комиссия по расследованию гитлеровских преступлений в Белостоке начала повторное следствие по делу о событиях в Едвабне. Только в 1989 г. прокурор Вальдемар Монкевич в белостокском университетском журнале рассказал о результатах расследования. Согласно представленной им информации, массовое сожжение евреев в Едвабне произвела совместно с жандармерией и вспомогательной полицией специальная команда гитлеровцев (Komando Biaiystok), которой руководил сотрудник варшавского гестапо Вольфганг Биркнер.

Какой должна быть надпись на памятнике?

Здесь корень завязавшейся год назад и трудно протекающей полемики. Кто сжег едвабненских евреев – немцы или поляки? Чья была инициатива – первых или вторых? Надпись на памятном камне, совсем недавно еще стоявшем в Едвабне, гласила: «Место уничтожения еврейского населения. Гестапо и гитлеровская жандармерия сожгли заживо 1600 человек 10 июля 1941 г.» Камень убрали, увезли в Белостокский музей. Это уже отзвук бушующей полемики и подготовки к нелегкому юбилею – 60-летию трагедии в Едвабне. Должен быть новый памятник и, соответственно, новая надпись. Но какая? Если следовать выводам книги Гросса, то новый памятник должен ясно говорить: граждан Польши еврейской национальности убили их соседи-поляки только за то, что они были евреями. И еще, конечно, с целью грабежа их имущества...

Но ведь выбить на памятнике такие слова – это значит расстаться с очень многим, с тем, что составляет существенную часть национальной гордости поляков. Чехи, словаки, венгры, румыны, украинцы, французы и не только они сотрудничали с немецкими фашистами, в ряде европейских стран действовали коллаборационистские правительства, проводившие расовую политику, соответствующую принципам нацизма. И только поляки не были коллаборантами, в Лондоне действовало правительство в изгнании, жило по своим подпольным законам польское общество, боролась с оккупантами Армия Крайова. И вот теперь надо признать, что поляки в одном ряду с убийцами из Освенцима и Майданека. Это, повторяю, если следовать выводам Гросса, который так и пишет в конце своей книги: «Едвабненских евреев убили не гитлеровцы, не энкаведисты, не сотрудники безопасности ПНР. Это сделало польское общество».

Гроссу возражают, с ним спорят, его обвиняют в антиполонизме... Реже соглашаются. Еще реже призывают поляков к покаянию и пишут о польском антисемитизме, как о страшном родимом пятне, которое нужно выводить. Но пишут и об этом последнем. И не еврейские историки и публицисты, а сами поляки. Литература, посвященная Едвабне, насчитывает уже сотни газетных и журнальных публикаций. Появились и новые книги. К примеру, «Операция «Едвабне». Мифы и факты» Леха Некраша. Это своего рода «Анти-Гросс», если вспомнить «Анти-Дюринга» Энгельса. И еще одно сочинение нельзя не упомянуть. Оно принадлежит перу заслуженного юдофоба Генрика Пайонка и называется соответственно «Едвабне. Гешефты». К слову сказать, с подобными авторами в серьезных изданиях не полемизируют.


Поляки или все-таки немцы?

В кипящей полемике выделяются несколько линий. Первую можно было бы обозначить так: «А всю ли правду мы знаем о Едвабне? Все ли источники исследовал, все ли необходимые материалы поднял Гросс? Быть может, все-таки немцы были инициаторами уничтожения евреев в Едвабне? А может, только они, немцы, и виновны во всем?»

Защитники этой позиции говорят о свидетельских показаниях, согласно которым группа гестаповцев приезжала в день массового убийства в Едвабне, ссылаются на факт существования к тому времени пункта жандармерии в местечке. Подтверждением «ведущей роли немцев», по их мнению, являются события в соседних с Едвабне местечках Вонсоче и Радзилове. Здесь немцы дали команду уничтожать евреев (все происходило 5—9 июля, накануне убийства в Едвабне), а поляки активно помогали в этом деле. Сценарий повторялся: сначала евреев избивали, подвергали мучениям и унижениям, сжигали свитки Торы, вынесенные из синагоги, заставляли измученных людей танцевать вокруг костра, затем впрягали в повозки и загоняли в болото, забивали ножами и палками. И, наконец, сожжение в стодоле (Радзилов, 9 июля).

Впрочем, историки и следователи, ныне вновь вернувшиеся к этим событиям, признают, что довольно трудно подчас установить, чья инициатива в конкретном месте опережала – немецкая или польская. В любом случае, нельзя не брать во внимание, что Гиммлер во время своего приезда в Белосток в июле 1941 г. распорядился как можно быстрее «решить еврейский вопрос». А генерал-губернатор Рейнхард Гейдрих издал приказ, согласно которому к еврейским погромам следовало привлекать местное население, как это делалось в Литве и на Украине.

Недавно учрежденный Институт Национальной Памяти (IPN), занимающийся трагическими страницами новейшей истории Польши, в том числе относящимися не только к военному периоду, но и ко временам коммунистического режима, ведет расследование трагедии в Едвабне. На ее месте летом 2001 г, перед траурными торжествами, связанными с 60-летием этих страшных событий, была проведена частичная эксгумация, наблюдение за которой вели раввины из США и Израиля. Заключение института, которого в обществе ждут, должно иметь официальный характер. Каким оно будет, можно предполагать хотя бы по тому, что заявил сотрудник IPN Павел Махцевич в беседе с журналистом «Газеты Выборчей» Ярославом Курским: «По моему убеждению, немцы были инициаторами преступлений, зато исполнителями были поляки, и это не подлежит малейшему сомнению. Хочу подчеркнуть: поляки участвовали в уничтожении евреев. Нынешние критики Гросса не в состоянии этого опровергнуть».

Гросс, однако, настаивает на достаточной «самостоятельности» поляков. Конечно, общая атмосфера войны влияла на них, они прекрасно были осведомлены о позиции немцев в «еврейском вопросе». Но горькая правда, по мнению американского историка, состоит в том, что поляки часто «рвались в бой» без всякого понукания со стороны немцев и опережали. О том, что далеко не всегда немцы «шли впереди», свидетельствуют и вышедшая в 1980 г. в Израиле «Памятная книга евреев из Едвабне», и документальный фильм Агнешки Арнольд «Где мой старший сын Каин?» (показан по первой программе Польского телевидения в апреле 1999 г.), в котором говорят живые свидетели событий – поляки и евреи. На «круглом столе» («Едвабне, 10 июля 1941 г. – преступление и память»), который провела газета «Rzeczpospolita» в марте 2001 года, Гросс заявил: «Не понимаю одного: что меняет в оценке событий в Едвабне тот факт, что немцы были, скажем, в 20 километрах от местечка, появлялись в нем или покинули его... Конечно, они уже заняли эту местность. Конечно же, хотели запугать людей и, быть может, втянуть общественность в преступления. Конечно же, они сами осуществляли массовые убийства евреев. Это вещи очевидные. Но в ключевом моменте не они задавали тон в Едвабне. Они не издали приказ, за неисполнение которого кому-то что-то грозило».

Был другой приказ, хорошо известный в Польше: за укрывательство евреев полякам грозила смертная казнь. Но смерть не грозила за неучастие в убийстве евреев.


Расплата за радостную встречу Красной Армии в 1939 году ?

Вторая полемическая линия звучит следующим образом: «Евреи сами виноваты. Когда осенью 1939 г. на земли восточной Польши вступила Красная Армия (28 cентября было подписано соглашение между СССР и Германией о разделе Польши), евреи встречали большевиков цветами и хлебом-солью. Евреи сразу стали сотрудничать с органами НКВД, участвовали в арестах поляков и их депортации в Сибирь и Казахстан. Евреи стали играть ведущую роль в органах местного управления. Они предали Польшу. Вот и поплатились, когда пришли немцы... Поляки не могли удержаться, помня о понесенных жертвах...»

Эту линию наиболее солидно представляет известный польский историк Томаш Стжембош, автор многих работ, посвященных деятельности подполья на территории северо-восточной Польши в период советской оккупации. В статье «Замолчанное коллаборантство» он пишет: «Польское население, за исключением небольшой группы коммунистов в городах и еще меньшей на селе, восприняло агрессию СССР и создаваемую здесь советскую систему так же, как агрессию немецкую... В то же время население еврейское, преимущественно молодежь и беднота, приняло массовое участие в радостной встрече входящего войска и в утверждении новых порядков, в том числе с оружием в руках». Он считает ничем необоснованным следующее утверждение Гросса: «Энтузиазм евреев по поводу прихода Красной Армии не был распространенным явлением, и неизвестно на чем, собственно, должна была бы основываться исключительность сотрудничества евреев с Советами в период 1939—1941 гг.» Особое возмущение Стжембоша вызвало продолжение этого утверждения: «Зато является несомненным, что местное население (за исключением евреев) с энтузиазмом приветствовало приход частей вермахта в 1941 г. и сотрудничало с ними в уничтожении евреев».

Этот знак равенства между 1939 и 1941 годами профессор Стжембош считает недопустимым, потому что как же иначе должны были реагировать поляки, когда немцы пришли в самый разгар советских депортаций, арестов, расстрелов, происходивших в Белостоке, Ломже, Бресте, Едвабне... Немцев и воспринимали поляки как освободителей от всего этого советского ужаса.

Томашу Стжембошу возражают другие польские историки. Доктор наук Анджей Жбиковский с документами в руках доказывает, что евреев было очень мало в созданных осенью 1939 г. органах советской власти на Белосточчине. Гораздо больше в них было поляков, украинцев, белорусов. Что касается радостной встречи Красной Армии в 1939 г., то у части евреев с ее приходом, как и у поляков с приходом частей вермахта летом 1941 г., связывались свои надежды. В межвоенной Польше жизнь еврейского населения протекала в напряженной атмосфере антисемитских акций, нараставших с середины 30-х годов. И как поляки «купились» на то, что немцы несут им свободу от советского засилья, не понимая, что им самим уготована роль рабов третьего рейха, так часть евреев «купилась» на советские лозунги насчет интернационализма, социалистической справедливости и проч. Известный публицист и руководитель семинара по польской культуре и истории в университете в Упсале Юзеф Левандовский откликается на сентенцию Стжембоша касательно того, что евреи, конечно, были обижаемы во Второй Речи Посполитой, но все-таки «их не вывозили в Сибирь, не расстреливали, не отправляли в концентрационные лагеря». Для начала Левандовский упоминает о трех погромах – во Львове в ноябре 1918 г. (до 200 убитых), в Пинске – 5 апреля 1919 г. (здесь было расстреляно 35 местных евреев) и две недели спустя в Вильне (55 жертв). Никого власть не наказала за эти убийства. Что касается определенных прокоммунистических симпатий среди евреев, то, по словам Левандовского, польские власти своей шовинистической политикой межвоенного периода делали все, чтобы склонить их к этому. Чего стоит одно знаменитое «prawo lawkowe» – это обязанность студентов-евреев занимать только определенные скамейки в университетских аудиториях. Особо усердствовали в антисемитской пропаганде популярные в восточной Польше деятели Народно-демократической партии, так называемой «эндеции». По сути это были крайние националисты социалистического толка, что сближало их с идеологами гитлеровской НСДАП.

Левандовский пишет о том, что третью часть депортированных органами НКВД и сосланных в лагеря в те годы (1939—1941) составляли евреи. И правда не в утверждении Стжембоша, что каждую фурманку с арестованным поляком сопровождал еврей с карабином, а в том, что репрессии среди евреев были более широкие, чем среди поляков, потому что их считали либо сионистами, либо бундовцами, либо троцкистами, не говоря уже о капиталистах. Евреев-беженцев из Польши в СССР арестовывали за то, что они отказывались принять советское гражданство, надеясь вернуться на родину. Левандовский особо подчеркивает польский патриотизм евреев, не угасший несмотря на антисемитизм и власти, и общества. Тысячи евреев-добровольцев являлись в призывные комиссии Второго корпуса. Другое дело, что они сталкивались с неприязнью власти, которая еще в 1920 г. согнала евреев, желавших сражаться за независимую Польшу, в концентрационный лагерь в Яблонне.


Кое-что из истории польского антисемитизма

Так очертилась в полемике о Едвабне тема, которую нельзя было обойти, — «исконного польского антисемитизма», того образа Польши, который давно сложился на Западе и который так оскорбляет поляков. Между прочим, в самой Польше признают укорененность антисемитской традиции в стране. Другое дело, кто и как оценивает ее истоки. Есть версия экономическая: торгово-промышленное соперничество поляков и евреев, острая конкуренция, в которой часто победителями выходили евреи, и лучше умевшие торговать и особенно проявившие себя в банковском и фабричном деле с конца ХIX века, когда в Польше бурно развивался капитализм.

Была жуткая еврейская бедность, но был и бросавшийся в глаза сильный еврейский капитал. На своем уровне шла конкуренция в крупных городах, на своем – в маленьких местечках, где на одной улице соседствовали и польские, и еврейские лавки. И ежели хозяин-поляк курил трубку и не снисходил до клиента, то еврей сбавлял цену до минимума, всячески обихаживал посетителя, и это приносило свои плоды. Так рождались зависть и недовольство. Но нельзя же было признаться в зависти к успеху соседа. И тут на помощь приходил костел, сотни лет вбивавший в головы прихожан, что «евреи – это враги Христовы», что «они распяли Пана Езуса».

Гонимые из Иудеи, а затем из Испании, Франции, Англии, евреи пришли в Польшу более тысячи лет назад. Польские короли от Болеслава Благочестивого до Стефана Батория дарили им привилегии, способствуя укоренению на польской земле, где они смогли в течение сотен лет сохранять свою религию, национальные традиции, развивать свою культуру. Не случайно в средние века родилась еврейская религиозная песнь: «О, Польша, земля королевская, на которой веками счастливо живем...». Евреи платили новой родине благодарностью и защищали ее. Они принимали участие в восстании Костюшко, обороняли Варшаву во время карательной экспедиции Суворова в 1794 г. Они были среди повстанцев в 1830 и 1863—1864 гг. Тысячи евреев откликнулись на призыв Пилсудского и приняли участие в битве на Висле в 1920 г., во время которой наступавшие на столицу части Красной Армии под командованием Тухачевского потерпели поражение. Семьсот человек из Еврейской боевой организации, понимая обреченность варшавского гетто, в 1943 г. подняли восстание против многотысячного немецкого гарнизона и сражались более месяца, в то время, как за стенами гетто шла обычная жизнь и даже работали карусели. Три миллиона польских евреев погибли в годы войны. «Еврейский вопрос» был решен в Польше – здесь их почти не осталось.

Но когда в особенности повеяло в Польше антисемитскими ветрами? Публицист Стефан Братковский считает, что эта зараза пришла в Польшу в 70-е годы ХIX века из Германии и Австрии, когда знаменитый биржевой крах 1873 г. вызвал ненависть к заправлявшим на финансовом рынке евреям со стороны немецкого среднего класса. А в 80-е годы после убийства Александра I эти же ветры подули с востока. В тридцатые годы ХХ века, отмечает тот же Братковский, католический Костел немало поспособствовал усилению антисемитской пропаганды, в которой особенно отличились ксендзы, связанные с польским фашистским движением.

И вполне естественно, что Едвабне подвигло совестливую публицистику на серьезную ревизию польской истории. Профессор Варшавского университета Ханна Сьвида-Земба в поразительной по откровенности статье «Близорукость «культурных» пишет: «Трудно не объединять это преступление с предвоенным польским антисемитизмом». Углубляясь в проблему, она подчеркивает, что антисемитизм польского «ciemnogroda» (отсталых, неразвитых людей из деревни) питался сигналами, посылаемыми из культурной среды. И сегодня ситуация в польском обществе непростая. По мнению Сьвиды-Зембы, болезнь антисемитизма глубоко поразила его. Часть поляков просто помешана на том, чтобы намеками выяснять, кто вокруг них, и в особенности в мире элиты, политической, общественной, культурной, имеет еврейские корни. Это оказывается самым важным. Жив в обществе миф так называемой «жидокоммуны», некоего всемирного еврейского заговора. И даже жесты католического костела и отдельных органов власти в сторону необходимости польско-еврейского взамопонимания и сотрудничества часто носят формальный характер, поскольку по-прежнему обходятся действительно острые моменты польско-еврейской истории. Профессор Сьвида-Земба считает, что подлинным актом, свидетельствующем о расставании с антисемитизмом, могло бы стать обращение сейма к нации, сформулированное израильским Комитетом земляков Северного Мазовше: «Пусть сейм Речи Посполитой Польской, свободной и демократической, от имени всех политических сил ясно и сурово осудит ту малую, маргинальную часть польского народа за совершенный ею геноцид. Это было бы событие необычайного человеческого и исторического значения, разряжающее атмосферу и очищающее совесть нашего и будущих поколений».

Проблема только в одном: готово ли к подобному акту польское общество?

Только ли за себя следует отвечать?

Особый аспект полемики – вопрос о личной и коллективной ответственности. Публицист «Газеты Выборчей» Яцек Жаковский выступил со статьей, имеющей знаменательный заголовок «У каждого соседа есть имя». «Нет ответственности за действия дедов и прадедов (а тем более нет права привлекать кого-то к такой ответственности), поскольку еще не родившиеся не могли их удержать, – пишет автор. – Нет также ответственности за современных соотечественников или несоотечественников, если мы не можем влиять на их действия. Ян Томаш Гросс отвечает за себя, а я за себя. Ни один из нас не имеет права попрекать другого соотечественниками или предками». Но что-то тревожит журналиста, он чувствует, что это тема особая, что она затрагивает какую-то важную часть его «личной ответственности». Отрицая вину «за прошлое», он призывает, «чтобы каждый из нас разделял ответственность за то, случится ли нечто подобное в будущем»: «Не мог я ничего сделать, чтобы спасти Бромштейнов, Гуревичей, Пекаров. Но в какой-то степени от меня зависит, разделят ли их судьбу другие. От такой коллективной ответственности никто не может уклониться».

С Жаковским спорит Войцех Садурский, профессор Европейского Университетского Института во Флоренции. Он поднимает интереснейшую тему – симметрии, или точнее асимметрии национальной гордости и национальной вины. Если мы гордимся славными делами наших предков, то почему избегаем чувства вины за их позорные деяния? «Нельзя довольствоваться похвалами в адрес предков и одновременно быть глухими к их критике, повторяя: «Это меня не касается», – пишет Садурский в той же «Газете Выборчей». Он особо останавливается на том, что своим тезисом «Евреев в Едвабне убило общество» Гросс не утверждает коллективную ответственность, поскольку последняя есть понятием практическим. А Гросс ничего не требует. Он, по словам Садурского, желает только одного – «чтобы в совести и памяти каждого из нас жили не только гордость за славные деяния предков, но и чувство стыда за позорное наследие». Кажется, именно польскому профессору из Флоренции удалось замечательно сформулировать суть проблемы: «Чувство стыда возникает из степени близости – временной, генеалогической, национальной – с теми, действия которых позорны. Поэтому мы стыдимся того, что произошло в Едвабне, но совсем необязательно мы в Польше должны стыдиться того, что делали белые переселенцы в Австралии или в Африке. В каждой ситуации, в которой готовы говорить о себе «мы» и употреблять прошлое время, мы отворяем ворота, через которые Едвабне входит в нашу совесть и приказывает испытывать чувство стыда».

Эту же мысль по-своему развивает известный диссидент коммунистических времен, политический деятель, пользующийся большим доверием у поляков, Яцек Куронь: «Не я придумал Холокост и мог бы потому сказать, что за него не отвечаю, но убеждение, что нужен климат вины, приводит к тому, что хочу быть ответственным».

Климат вины... Его необходимость...

Кто и у кого должен просить прощения?

Но если есть вина – нужно просить прощения... Проблема чрезвычайно болезненная для нынешнего польского общества. Мы должны у них просить прощения? Да разве неизвестно всему миру, что поляки рисковали своей жизнью, спасая евреев в годы войны? Разве не свидетельствуют об этом шесть тысяч деревьев из восемнадцати, посаженных в парке рядом со знаменитым Институтом Яд Вашем в Иерусалиме, где собраны колоссальные по объему материалы по истории Холокоста? Шесть тысяч деревьев – это шесть тысяч поляков, получивших медаль «Справедливого среди народов» за спасение евреев. И разве не евреи служили в послевоенной сталинской Польше в органах безопасности, в том числе на самых высоких постах, и имели напосредственное отношение к репрессиям против польских патриотов, подпольщиков, солдат и офицеров Армии Крайовой? Пусть евреи просят у нас прощения!

Таких статей и читательских писем в польской прессе появляется немало. Но президент Польши Александр Квасьневский принял решение: 10 июля, в 60-ю годовщину трагедии, он приедет в Едвабне и попросит прощения от имени польского народа. Это заявление вызвало бурю. Пусть Квасьневский просит прощения от своего имени! Проведенный социологический опрос на тему, просить ли прощения, показал, что 53 % поляков против, 34 % — за и 13 % не имеют ответа. Президент следующим образом прокомментировал эти результаты: «Такие события, как в Едвабне, не оцениваются с помощью зондажей. Это вопрос нашей ответственности, нашего нравственного самоощущения, нашего видения событий, понимания современного мира и того, как развивалась история. Суть в том, что поляки должны прийти к соглашению, основанному на правде. А правда о Едвабне трагична для нас. И никакие рассуждения здесь ничего не изменят. Я многое дал бы за то, чтобы оказалось так, что этого не было, что не было этого массового убийства. Но оно было, и этот факт следует принять, как бы это ни было болезненно. И я это сделаю. Это не значит, что мы все виновны. Это только объявление правды, состоящей в том, что нашлись среди нас люди, готовые на такое убийство, и что это никогда не должно повториться. И эту часть ответственности каждый берет на себя».

Любопытно, что, не соглашаясь с президентом в вопросе о прощении, большинство поляков доверяют больше всего ему среди нынешних политиков (77 % согласно последнему опросу).

Высказался на всех волнующую тему незадолго до июля 2001 г. и тогдашний (после выборов в сейм, состоявшихся 23 сентября, его сменил лидер Союза Левой Демократии Лешек Миллер) премьер Ежи Бузек: «Если как народ мы гордимся теми поляками, которые с риском и даже ценой собственной жизни спасали евреев, то обязаны признать вину и тех, которые их убивали».


Реакция Костела

Все ждали, какую позицию займет Костел, что скажет примас Польши кардинал Глемп. И вот состоялось решение Конференции Епископата, после которой Юзеф Глемп объявил, что 27 мая в костеле Всех Святых на Грибовской площади в Варшаве, там, где в годы войны был центр гетто, епископы «попросят прощения у Бога за преступления против евреев в Едвабне и других местах, за все зло, которое принесли польские граждане своим согражданам иудейского вероисповедания». Кардинал ожидает также, что «еврейская сторона понимает и собственную греховность и потому решится на то, чтобы попросить прощения у поляков за зло, причиненное им евреями, в том числе в коммунистические времена в Польше».

На эти последние слова Глемпа отозвался раввин Варшавы и Лодзи Михаэль Шудрих, приглашенный на совместное богослужение с польскими епископами в Костел Всех Святых: «Согласно нашей еврейской традиции, мы постоянно вглядываемся в себя, отыскивая собственные греховные поступки. Но никогда не ожидаем мы от других прощения за зло, причиненное нам. . Я уже заявлял ранее, что сожалею о тех действиях по отношению к полякам, которые совершили коммунисты еврейского происхождения.. Но поляки должны понять, что эти коммунисты были также предателями собственного народа, отрекшимися от нашей религии и национальных традиций. Эти люди не считали себя евреями, и мы их таковыми не считаем.»

Журналист Ян Турнау, называя жест польского епископата «прекрасным», «актом глубоко христианским», подчеркнул, что «евреи, бывшие среди коммунистических функционеров, причастных к преследованиям польских патриотов, были неверующими», и призвал следовать примеру Иоанна Павла II, попросившего прощения у евреев за все обиды, причиненные им католиками, без всяких оговорок: «Что до грехов других, то пусть эти другие сами ведут диалог с собственной совестью».

... Это было и вправду и внешне, и в еще большей степени внутренне впечатляющее, глубоко волнующее зрелище. В костеле Всех Святых руководство польской католической церкви в лице самых выдающихся своих епископов во главе с кардиналом Глемпом на коленях просило прощения у Бога за убийства евреев в Едвабне. Нужно знать Польшу, историю польского католицизма и историю польско-еврейских отношений, чтобы в полной мере оценить то, что совершилось в тот день. В истории польского Костела не было похожего прецедента.

Молебен носил траурный характер. Пятьдесят епископов в черных сутанах вышли при звуках органной импровизации «Святый Боже», процессию возглавлял кардинал Юзеф Глемп в фиолетовой мантии, символе траура, он нес крест. К общей молитве пригласил собравшихся епископ Станислав Гомдецкий, председатель Совета Епископата Польши по вопросам религиозного диалога. Вот его слова: «Будучи пастырями польского Костела, мы искренне желаем встать перед Богом и людьми, прежде всего перед нашими еврейскими братьями и сестрами, и горячо покаяться за убийства, совершенные в Едвабне в июле 1941 года. Их жертвами стали евреи, среди преступников были поляки, в том числе крещеные. Это тяжкий труд – очищение нашей памяти, но без него невозможно очищение нашей совести. Сознательно стремясь к этому, мы еще раз осуждаем всевозможные проявления нетолерантности, расизма и антисемитизма».

Примас Глемп произнес специальную молитву Иоанна Павла II за евреев, которая была написана три года назад по просьбе Комитета польского Епископата по делам диалога с иудаизмом.

Десятки польских епископов молили Бога на коленях за преступление своих соотечественников перед евреями. «Газета Выборча» сравнила это событие с тем, чем для французов сто лет назад стало «дело Дрейфуса», и назвала этот акт покаяния «голосом свободной, демократической Польши, возвысившимся над конфессиональными и политическими разделами».

... А в размещающейся на задах костела Всех Святых книжной лавочке, торгующей «патриотической» литературой», продолжают торговать откровенно антисемитскими книжками. Продолжают, несмотря на протесты некоторых варшавян.


Едвабне, 10 июля 2001 года

Увы, традиционная фраза, что-то вроде того, что, мол, в этот день площадь местечка не смогла вместить всех желающих принять участие в памятно-траурном акте, была бы сильным преувеличением. Приехал, как и обещал, президент страны Александр Квасьневский. Приехал министр иностранных дел Владислав Бартошевский, человек, имеющий особые заслуги в польско-еврейском диалоге, почетный гражданин Израиля, один из основателей в годы войны организации «Жегота», спасавшей евреев. Поляков, жителей Едвабне, было совсем мало. Может быть, потому, что не пришел руководитель местной парафии ксендз Эдвард Орловский, противник признания польской вины перед евреями. Зато был и охотно общался с журналистами бургомистр местечка Кшиштоф Годлевский. Вот кому довелось немало перетерпеть от односельчан за твердую, принципиальную позицию в «еврейском вопросе». В Польше органы местного самоуправления достаточно самостоятельны, и Годлевскому пришлось вступить в настоящую борьбу и с местными коллегами, и давившими на него антисемитами из воеводского центра и даже из Варшавы. Спустя несколько месяцев он не только подаст в отставку, но и уедет из Едвабне...

Рядом с Квасьневским стояли посол Израиля в Польше Шевах Вейс, довоенный житель Едвабне, а ныне нью-йоркский раввин Якоб Бакер, около пятидесяти приехавших из разных стран на печальные торжества родственников и потомков тех еврейских семей, которые погибли в Едвабне и которым удалось спастись.

– Как человек, гражданин и президент Речи Посполитой – прошу прощения. От своего имени и от имени тех поляков, совесть которых затронута преступлением в Едвабне. Те, кто травил евреев, издевался над ними и убивал их, совершили преступление не только против своих еврейских соседей, но и против Польши, против ее великой истории и благородных традиций,– сказал Александр Квасьневский.

Начался довольно сильный дождь.

– Это знак, что Бог плачет вместе с нами,– сказал посол Израиля Вейс.

После выступлений небольшая колонна молча прошествовала узенькими улочками местечка на кладбище. На месте, где находилась стодола, в которой были сожжены едвабненские евреи, стоит новый скромный гранитный памятник – прямоугольная плита. На ней надпись на трех языках – польском, иврите и идиш: «Памяти евреев из Едвабне и окрестностей, мужчин, женщин, детей, местных уроженцев и жителей этой земли, замученных, сожженных заживо здесь 10 июля 1941 года».

Кем замученных и сожженных? На этот вопрос памятник не отвечает. Посол Вейс выразил надежду, что после окончания следствия на памятнике появится «надпись, соответствующая исторической правде, независимо от того, какой бы страшной она ни была, и тем самым будет отдан последний долг справедливости жернтвам убийства».

Зазвучали еврейские молитвы, траурные песнопения, а вместе с ними – плач, стенания... К памятнику возлагаются венки и – согласно еврейской традиции – траурные камешки.

Совершенно неожиданно сразу после торжеств раввин Бакер навестил ксендза Орловского в его доме. Никаких упреков в связи с его отсутствием, только воспоминания общие о довоенных временах. Были и попытки провокации. Свои транспаранты попытались развернуть представители националистической Польской Лиги из Варшавы. С ними, как и с известным антисемитом Лешеком Бублем, быстро «разобралась» полиция.

По улицам местечка разгуливали молодые хасиды из Канады. Дружелюбно улыбаясь,они интересовались у других евреев, откуда те приехали. Приезжие носили таблички с надписями, искали знакомых и родственников. Удивительное это было зрелище – евреи на улицах Едвабне при почти полном отсутствии оставшихся в своих домах жителей местечка. Ицхак Левин приехал из Америки с тремя внуками. Рослые парни в белых кипах, они развернули флаги Израиля и таблицы со снимками и фамилиями учеников из польско-еврейского школьного класса, в котором обучался их дед. На одной из них надпись на польском и иврите: «Слава полякам, спасавшим евреев».

Тринадцатилетняя польская девчонка из местных, Анета, говорит:

– Моя мама пошла домой. А я осталась, потому что интересно. Каждый говорит свое про то, что здесь было шестьдесят лет назад. А я хочу знать, как вправду было.

Узнает ли?

В Польше – как я уже упоминал – родился новый поток антисемитской литературы, своего рода «Анти-Гросс». Не только на краешках уличных прилавков, но и на престижных ярмарках можно увидеть такие одиозные издания, как «Операцию «Едвабне» Леха Некраша, «Едвабне. Гешефты» Генрика Пайонка. Существуют издательства, специализирующиеся на такого рода книжках. Особую радость антисемитам доставил перевод с английского книги американца Нормана Финкельштейна «Предприятие «Холокост» («Тне Holokaust Industry»), выпускника Принстонского университета, специалиста по теории сионизма. Кстати, его родители пережили кошмары варшавского гетто, а затем мать прошла через Майданек, отец – через Освенцим...

Есть, правда, и другие, вполне серьезные и объективные книги – «Евреи и поляки. 1918–1955. Сосуществование – Уничтожение – Коммунизм» Марека Яна Ходакевича, «В канун уничтожения» Томаша Шароты, «Из истории Великой Катастрофы еврейского народа» Мариана Фукса, «Под общим небом» Стефана Братковского...

Но кто поможет разобраться в этом сплетении правды, объективных суждений и откровенной и «ученой» лжи не только юной Анете из Едвабне?

 
 
Яндекс.Метрика