"Как в первые дни войны из Минска было вывезено платиновое лабораторное оборудование НИИ стройматериалов"

 

Документ 1

Лейзеров Т.И.

Воспоминания.

В Научно-исследовательский институт стройматриалов я поступил на работу в 1929 г. Записей никаких я не вел и пишу то, что сохранила моя память, постаревшая, как и я. Был принят на работу в химико-аналитическую лабораторию.

Институт размещался в доме на углу Революционной улицы и площади Свободы. В И-те были лаборатории: керамическая, торфяная, энергетики, кожевенная и химико-аналитическая. Последней заведовала Швейдель. Директором И-та был Слоним. Через год или два (точно не помню) он направил меня на Осинторф организовать лабораторию для определения качества сжигаемого торфа.

Через некоторое время после моего возвращения в И-т

Швейдель ушла в другую лабораторию, и я был назначен заведующим химико-аналитической лабораторией. Лаборатория выполняла анализы, которые поступали из лабораторий И-та, и те, которые поступали из других учреждений вне института. Жалоб на работу химико-аналитической лаборатории, насколько я помню, не было. Последним директором [института] перед Великой отечественной войной был Ратнер.

Уже 24-го или 25-го июня немецкие войска были недалеко от Минска, о чем по секрету передавали друг другу оставшиеся в Институте работники. Многие сотрудники не являлись на работу. Часть работников сидела в подвале, так как город бомбили вражеские самолеты. Помню, на Революционной улице, на мостовой, лежала часть крыши [дома].

Готовились к эвакуации института, но машин не было для этого. Когда я встретил в корридоре директора Ратнера, я ему сказал, что, по моему мнению, платину нельзя оставлять врагу. Он тут же назначил комиссию из трех человек: меня, Добкина и Циперовича. Платиновые изделия, преимущественно тигли и чашки, были под замком, в шкафу. Ключ был у заведующего шкафом с платиной Рискина, который жил где-то на Ляховке. Город бомбили, медлить нельзя было. Позвали институтского столяра, вскрыли шкаф и изъяли всю платину, а также секундомеры. Взвесили платиновые изделия и выяснилось, что в них было 1550 гр. Передали их мне на хранение. Я положил это в ящичек из-под гвоздей, а затем переложил в мешочек.

Заместитель директора по хозчасти Харун договорился с шофером, который приедет и заберет группу осташихся в институте работников, в том числе меня с платиной и сыном, но шофер не приехал.

На следующее утро, помнится, 26-го июня, за день до прихода немцев, оставшиеся работники пошли по Могилевскому шоссе пешком. Говорили, что мост через реку на Комаровку якобы взорван. Долго, очень долго шли до Могилева. В Могилеве поезда тоже не было. Мы ждали поезда, и вот прибегает запыхавшаяся служащая станции и кричит: "Скорей идите садитесь в последний отходящий эшелон". Мы побежали, успели сесть на открытую платформу и поехали. Не помню, где мы перешли в вагон. Доехали до Мичуринска трое: я, Добкин и третий, фамилию которого я забыл. В их присутствии я сдал платину в Мичуринский Госбанк.

После освобождения Минска, я явился в Институт, заявил директору Института Дорошевичу М.В., что спасенная мной платина находится в Мичуринском Госбанке, и он командировал меня на самолете привезти ее. Когда я приехал в Мичуринск, я решил, что везти с собой платину в такое время опасно и отправил ее через особый отдел НКВД. С получением платины, химико-аналитическая лаборатория могла приступить к работе. Она работала добросовестно, и жалоб на нее не было.

Считаю своим долгом упомянуть, что Директор Института Дорошевич М.В. предложил мне готовиться к защите кандидатской диссертации, пообещав создать необходимые условия для этого, но я по семейным обстоятельствам не мог немедленно взяться за это.

Т.И.Лейзеров 19 октября 1967 г.

(Копия воспоминаний отдана в Институт).


Документ 2

ПРИКАЗ N23 по Научно-Исследовательскому Институту Стройматериалов

г.Минск От 20 апреля 1946 г.

Заведующий Химико-Аналитической Лабораторией Института Стройматериалов БССР тов. ЛЕЙЗЕРОВ Тевель Исаакович в тяжелых условиях эвакуации гор.Минска в июне 1941 г. по своей личной инициативеувез всю платиновую посуду и платиновые изделия Института и сдал на хранение в

Мичуринское Отделение Госбанка. В результате вся платина в настоящее время полностью возвращена Институту.

За высокосознательный патриотический поступок, приведший к сохранению больших государственных ценностей остродефицитных благородных металлов объявляю т. Лейзерову Тевелю Исааковичу БЛАГОДАРНОСТЬ.

Директор Института Стройматериалов ДОРОШЕВИЧ

С подлинным верно УПРАВДЕЛАМИ Малец

Послесловие


Опубликованные выше записки сделаны моим отцом и, на мой взгляд, представляют определенный исторический интерес, ибо воссоздают обстановку начала войны, царившую в столичном Минске. И дело не только в спасении полутора килограммов платины, представляющей значительную ценность, что само по себе интересно. Хотел или не хотел автор воспоминаний, но перед нами встает картина того страшного хаоса, в который была ввергнута Белоруссия после нападения гитлеровской Германии из-за беспомощности руководства республики и порализовавшего его страха. Причем страх почти наверняка был не перед врагом, а перед Кремлем, сковывающим любую инициативу "снизу".

Прежде всего, следует констатировать, что ни о какой спланированной эвакуации населения, предприятий и организаций говорить не приходится. Не случайно старший научный сотрудник Института истории АН БССР, известный историк Г.К.Купреева, сопоставив 26 мемуаров, в которых говорится, в том числе, и о последних днях Минска перед вступлением в него оккупантов, не нашла ни одного совпадения в важнейших вопросах.

Теперь, спустя много лет, уже ясно, кто и благодаря чему смог покинуть город и выскользнуть из-под рук настигающего врага, а кто и благодаря чему не смог бы этого сделать даже при желании. Это только должностным лицам высокого ранга была доступна хоть какая-то достоверная информация о ситуации в стране. Это им, в первую очередь, предоставлялись грузовые автомашины для выезда (причем, со слов очевидцев, вывозили все имущество, включая домашние цветы и фикусы в кадках). Как рассказывал мне доктор экономических наук профессор Института экономики АН БССР Яков Гольбин, семье его отца (зам. наркома) и еще двум таким же семьям был предоставлен грузовик, на котором им удалось покинуть Минск.

Что касается руководства республики, то оно, не известив население, оставило город (по одним данным еще вечером 23 июня, а по другим -- в ночь на 24-е). При этом, оказавшись в безопасном месте и придя в себя, Бюро ЦК и Совет народных комиссаров БССР тут же приняли постановление о пресечении паники и распространения ложных слухов. Для кого предназаначалось это постановление, не совсем ясно, потому что, как теперь известно, связи с Минском у руководства не было, да и в Минске уже не оставалось никого, кто мог бы проконтролировать выполнение такого постановления.

Вернувшись в октябре 1944 г. в Минск, лидеры республики так и не объяснили многострадальному населению свое поведение в июне 1941 г. Зато от самих минчан стали требовать отчета, как они себя вели в начале войны и в последующем: в анкетах при поступлении на работу надо было указывать, находился ли в оккупации и, если да, то по какой причине не эвакуировался. От находившихся на оккупированной территории требовали сведений, где они жили и работали. По отношению к ним применялись различные меры дискриминации, многие были судимы и репрессированы.

Жесточайшая централизация власти в стране приводила не просто к утрате инициативы со стороны номенклатуры, но и к преступному бездействию: без команды "сверху" ни одно должностное лицо не могло ничего решить самостоятельно. Самым трагическим образом это проявилось в первые дни войны.

В этом отношении любопытна запись в дневнике корреспондента "Правды" по Белоруссии Петра Лидова. Первая тетрадь этих записей впервые была опубликована в 1958 году (сам П.Лидов погиб в годы войны) и интересна тем, что предсталяет подлинные впечатления, зафиксированные почти по горячим следам событий, и, как всякие дневниковые записи, в таком виде еще не предназначавшиеся для печати. Вот отрывки из этой публикации.

"22 июня ... Город [Минск] был совершенно спокоен. Никто ничего не знал. Люди двигались к паркам и за город... Немцы взяли Брест... бомбили Белосток, самолеты прорываются к Барановичам... Мы остались с Пономаренко одни в его большом тихом и светлом кабинете, включили приемник и стали ждать [выступления Молотова]...

Во второй половине дня поехал в редакцию "Красноармейской правды"... Во дворах рыли щели, хотя толком никто не знал, как их рыть и каким требованиям они должны отвечать... Начальник Политуправления дивизии комиссар Д.А.Лестев сказал: "Поверишь, сами еще ничего не знаем"... Уходя я думал: как же это так, военные ведь должны все знать? У них телеграф, радио, самолеты... Но Лестеву нельзя было не поверить...

Вспоминаю обрывки разговоров. Ванеев: Надо дать уже сейчас телеграмму обкома об увеличении плана мясопоставок примерно в четыре раза. Эйдинов: На третье июля назначен созыв пленума ЦК. Может, отменим? Пономаренко против отмены" [1].

По свидетельству секретаря ЦК КПБ того времени Авхимовича, работники высшего звена в первый день войны в ожидании авианалета находились в бомбоубежище, в подвале кинотеатра "Пролетарий"...

Пройдут годы, и кое-кто из "государственных деятелей", которых, по справедливости, следовало бы судить как виновников многочисленных бессмысленных жертв периода войны, будет трогательно делиться в своих воспоминаниях о том, как много сделали они в деле эвакуации заводов, фабрик, материальных ценностей, гражданского населения и организации подполья и партизанского движения еще до прихода гитлеровцев!..

Публикация и послесловие Лейзерова А.Т.

Документы находятся в личном архиве публикатора.


          Литература:

Лидов П. Первый день войны. "Годы великой битвы". Сб. М.: "Советский писатель", 1958, С.333-335.

 
 
Яндекс.Метрика