Сообщники
Р.
ПЛАТОНОВ, доктор исторических
наук.
В. ЛЕМЕШОНОК,
доктор исторических
наук.
М. ШУМЕЙКО,
кандидат исторических наук.
Крайне сложные, неоднозначные события происходят в Литве. Противоборствующие стороны называют разные причины, лежащие в их основе. Одно, однако, ясно: многое связано с недальновидными политическими действиями руководства этой республики. Как справедливо заметил известный ученый и публицист О.Лацис в статье «Я боюсь политического Чернобыля», «нынешнему Верховному Совету Литвы не снять свою долю вины за цепь событий, приведших к кровопролитию» («Известия», 16 января 1991 г.).
Одним из звеньев в этой цепи стало поощрение антисоветской, антикоммунистической риторики, оправдывающей пособников Гитлера, что, по словам О.Лациса, «просто аморально». Таких людей в сегодняшней Литве возводят на пьедестал, объявляют «борцами» против большевизма, за «свободную» Литву. А заодно рушат памятники подлинным патриотам, отдавшим жизни за действительную свободу и независимость своей Родины в борьбе с гитлеровским фашизмом – советским воинам-освободителям.
Что представляют собой те, кого в Литве «возводят на пьедестал», в Белоруссии знают не понаслышке. Военные формирования эсэсовского толка из лиц литовской национальности в годы фашистской оккупации нашей республики постоянно привлекались германскими властями для расправ над мирным населением, прежде всего еврейским, борьбы против партизан и подпольщиков. В частности, немалую лепту они внесли и в разгром Минского патриотического подполья. Однако чтобы не быть голословными, предоставим слово документам.
Слуцк, 1941, октябрь Комиссар гор. Слуцка. СЕКРЕТНО
Слуцк, 30 октября 1941 г.
Господину ГЕНЕРАЛЬНОМУ КОМИССАРУ гор. Минска
ОБ АКЦИИ ЕВРЕЕВ
На основании телефонного разговора от 27 октября 1941 г. письменно сообщаю следующее:
В 8 часов утра 27 октября 1941 г. из Каунаса (Литва) прибыл старший лейтенант, который представился как адъютант командира 12-го литовского полицейского батальона безопасности. Он сообщил, что их батальон получил задание в течение двух дней ликвидировать все еврейское население города. Батальон, состоящий из четырех рот, приступит к исполнению данного приказа немедленно по его прибытии. Я ответил ст. лейтенанту, что должен обсудить этот вопрос с командиром данного батальона лично. Спустя полчаса их командир доложил мне, что абсолютно не согласен, т.е. не готов к проведению такой акции, не подготовив ее заранее, ибо таким образом невозможно правильно ее осуществить. Евреи находились на работе в разных местах, и не так-то легко было бы их собрать. А, во-вторых, при стихийных расстрелах всегда происходят непредвиденные страшные беспорядки. Этого я хотел избежать. Данный командир обязан был сообщить мне хотя бы за день до его приезда. Я попросил его отложить начало акции на день, но он категорически мне отказал в этом, мотивируя свой отказ тем, что обязан проводить такие же акции и в других городах, а на Слуцк ему отведено только два дня. В течение этого времени Слуцк должен быть полностью очищен от евреев.
...Я должен с сожалением признать, что их действия граничили с садизмом. Весь город выглядел ужасающе. С неописуемой жестокостью литовцы из данного полицейского батальона выгоняли из домов евреев. По всему городу слышались выстрелы. На некоторых улицах появились горы трупов расстрелянных евреев. Перед убийствами их жестоко избивали чем только могли: палками, резиновыми шлангами, прикладами, не щадя ни женщин, ни даже детей. О еврейской акции не могло больше быть и речи, это было похоже на настоящие акты вандализма. Я со своими сотрудниками все время находился в городе и старался спасти то, что еще можно было спасать. Были случаи, что я с револьвером в руках выгонял этих литовцев с предприятий. Подчиненные мне жандармы выполняли мои распоряжения, но они должны были поступать очень осторожно, ибо улицы города простреливались.
... Заканчивая, я должен отметить, что во время акции солдаты данного полицейского батальона грабили не только евреев. Много домов белорусов были ими ограблены. Они забирали все, что только могло пригодиться: обувь, кожу, ткани, золото и другие ценности. По рассказам солдат вермахта, они брутально, вместе с кожей, стаскивали кольца с пальцев своих жертв. Даже склад, в котором хранилось имущество гражданских учреждений, тоже был ограблен. В казармах, куда их распределили, были проломлены и высажены рамы окон и дверей, которые они использовали для вечерних костров.
Во вторник я получил обещание от адъютанта командира, что в городе их полицейские больше не появятся, однако назавтра же моими людьми были задержаны двое из них при осуществлении грабежа.
Ночью со вторника на среду данный батальон оставил город. Они уехали по направлению к Барановичам. Жители Слуцка были очень обрадованы этой вестью.
Это все, что могу сообщить. Вскоре приеду в Минск для обсуждения описываемого мною происшествия.
... Прошу выполнить только одно мое желание: в дальнейшем оградить меня от этого полицейского батальона.
КАРЛ
(Документ впервые опубликован в книге: Дамба И. В кровавом вихре.
– Израиль. Мория. 1987).
Комиссар гор.Слуцка сообщает, что он при расстрелах
за городом не был и о происходившем там ничего не может написать. «Однако, –
информирует он, – следует отметить, что спустя довольно много времени после
акции из закопанных ям все еще выползали раненые».
Погром еврейского и белорусского населения, учиненный 12-м литовским полицейским батальоном в Слуцке, описан также в книгах американского исследователя Дж.Лофтуса «Секрет бригады «Беларусь» (Нью-Йорк, 1982) и польского историка Е.Туронка «Белоруссия под немецкой оккупацией» (Варшава-Вроцлав, 1989). Оба автора отмечают, что генеральный комиссар Белоруссии В.Кубе после ознакомления с сообщением слуцкого коменданта направил 1 ноября 1941 г. специальные письма рейхсминистру оккупированных восточных областей Розенбергу и рейхскомиссару этих территорий Лозе (г.Рига). В них он выразил недовольство действиями полицейского батальона. Хоронить заживо тяжело раненых людей, которые затем выкапываются из могил, говорится в письмах, это такой низкий и презренный акт, что о таких занятиях необходимо немедленно докладывать фюреру и рейхсмаршалу. Гражданская администрация в Белоруссии, по словам В.Кубе, изо всех сил старается повысить престиж Германии в соответствии с инструкциями фюрера. Эти усилия никак не сочетаются с вышеописанными методами. Сказанное, конечно, не означает, что В.Кубе проявлял заботу о населении оккупированной фашистами Белоруссии. Речь, скорее всего, шла о том, что примененные литовским полицейским батальоном методы были не совсем приемлемыми даже для их хозяев.
Минск, 1941, октябрь-ноябрь
Из воспоминаний В.А. Ковалевича, 1927 г. рождения, жителя г. Минска, о казни минских подпольщиков в октябре 1941 года (записаны кандидатом исторических наук А.М.Литвиным).
«Однажды, день не помню, я шел на Суражский рынок. Возле кино «Центральный» увидел, что по ул. Советской (ныне – проспект Ленина) движется колонна литовцев (две шеренги – справа и слева), а посредине три человека гражданских, со связанными сзади руками. Среди них я узнал тетю Олю [Ольга Федоровна Щербацевич – минская подпольщица, казненная 26 октября 1941 г. в сквере здания Дома офицеров. – Авт.], мать В.Щербацевича [Володя Щербацевич – минский подпольщик, повешенный 26 октября 1941 г. на воротах дрожжевого завода по ул. Ворошилова, ныне ул. Октябрьская. – Авт.]. На груди у нее была фанерная доска с надписью «Мы – партизаны, стрелявшие по немецким солдатам». Их привели в сквер, напротив Дома офицеров. Там было летнее кафе. Перед войной его стали ремонтировать. Сделали ограждение, столбы и на них прибили доски. О.Щербацевич с двумя мужчинами подвели к этому ограждению и на нем стали вешать. Сначала повесили мужчин. Когда вешали тетю Олю, веревка оборвалась. Подбежали два литовца – подхватили, а третий закрепил веревку. Она так и осталась висеть. После этого я услышал, что ведут опять партию. Я выбежал на ул.Энгельса и увидел приближающуюся группу, в которой я узнал Володю [Щербацевича,-- Авт.]. Вероятно, палачи увидели, что место занято, повернули и пошли вниз к дрожжевому заводу. Я пошел следом. Хочу сказать, что немцы фотографировали казни. На улице Ворошилова дорогу перегородили литовцы. Когда я подошел, Володя уже стоял на табуретке.
... Девушку и мужчину, которых фашисты повесили, я ранее никогда не видел».
Из показаний на следствии И.М.Левицкаса, солдата 12-го литовского батальона:
«Также в Минске, не помню дату, 12-й литовский батальон под командованием немецких офицеров повесил 9 или 12 человек советских партизан... При этапировании из тюрьмы к месту повешения, в котором я лично участвовал, у каждого из партизан на груди были привязаны доски с надписью: «Я – советский партизан, стрелял по немецким войскам.»
Из показаний на следствии И.И.Каушюса, солдата 12-го литовского батальона:
«Рано утром (в ноябре-декабре 1941 г.) нас вывели на одну из улиц Минска, где находилась немецкая тюрьма, выстроили в две шеренги, а затем вывели 12 человек арестованных советских партизан, среди которых были девушки и один, как стало известно, политрук Красной Армии. Здесь же, возле тюрьмы, было повешено 3 человека, а остальные были повешены в разных местах г.Минска».
Из показаний на следствии солдата 12-го литовского батальона Юозаса Книримаса:
«Недалеко от театра выделили троих, в том числе и меня. Мы должны были вешать. В городском саду вешали в двух местах. Один мужчина сорвался, так как оборвалась веревка. Я поднял его и держал, пока Варнас привязывал веревку...
... После этого пошли в другое место. Там людей вешали на телеграфных столбах. Здесь я повесил женщину. Перед этим мне дали водки...»
Из оперативной сводки немецкого коменданта в Белоруссии Бехтольсгейма:
Минск, 10 октября 1941 г.
«В ходе операции, проводившейся 8 октября 1941 г. в районе Узляны-Руденск силами ГФП, 11-м полицейским батальоном и 2-мя литовскими полицейскими ротами под руководством филиала Абвера в Минске были расстреляны 1 политрук, 9 партизан, 1 красноармеец (предположительно офицер) и 630 прочих подозрительных элементов без документов, коммунистов и евреев».
16 октября 1941 г.
«9, 10 и 11 октября под руководством филиала Абвера в Минске силами 707-ой саперной роты, ГФП, 11-го резервного полицейского батальона и литовской полицейской роты в районе Руденска была проведена крупная операция, в ходе которой расстреляно 800 партизан, коммунистов, евреев и прочего подозрительного сброда. В ходе проведенной 13 и 14 октября операции 11-го резервного полицейского батальона в районе д.Клиники (35 км юго-восточнее Борисова) и Смиловичей было схвачено и расстреляно 1.341 коммунист, партизан и евреев и т.д.»
Из оперативного сообщения об особом боевом назначении в Минске в период с 14 по 21.10.1941г.:
«11 литовский полицейский батальон.
Штаб в Минске, южные казармы, 4 офицера, 5 служащих, 1 врач, 9 чел. майстеров и вахмистеров.
Транспортный взвод в Минске, южные казармы, 18 чел.
1-я рота в Минске, южные казармы, 4 офицера, 139 чел.
2-я рота в Минске, южные казармы, 5 офицеров, 141 чел. 3-я рота в Минске, южные казармы, 4 офицера, 129 чел. Отчет о деятельности:
14.10.1941 года 2, 4 ротами и 2 полицейскими ротами было очищено от евреев, коммунистов и антинемецких элементов местечко Смиловичи (примерно 25 км юго-восточнее Минска). В ходе акции было ликвидировано 1.300 чел., захвачено около 1.000 рублей наличных денег, серебряные, латунные предметы из никеля, а также сильно поношенная одежда. Все перечисленное передано начальнику СС и полиции Белоруссии.
15 и 16.10.1941 года проведено усмирение деревень вокруг Логойска (примерно 40 км северо-восточнее Минска) [перечисляются деревни, в которых проведены обыски. – Авт.].
... В Логойске расстреляно 6 партизан и 1 коммунист, в Плещеницах расстреляно 52 еврея и 2 партизана, в Сухой Горе – 1 чел, прятавший патроны. В других пунктах враждебные элементы не обнаружены. 2 литовские полицейские роты под командованием офицера резерва использовались для очищения лагеря для гражданских лиц в Минске и ликвидировали 625 коммунистов».
Почему гитлеровское руководство столь активно привлекало к жестоким карательным акциям против населения Белоруссии литовские полицейские батальоны? Помимо желания делать свое грязное дело чужими руками были и другие причины. На одну из них комендант Бехтольсгейм указывает в оперативной сводке за период с 16 по 31 октября 1941 г. (подготовлена в Минске 3 ноября 1941 г.). В ней говорится:
«В Литве налицо признаки втайне зарождающегося шовинистического движения, которое ставит своей целью освобождение Литвы и достижение самостоятельности литовского государства. Если эти бредовые планы отдельных руководящих личностей нельзя задавить еще в зародыше, то этому движению следует уделить величайшее внимание. Поэтому запрещено, в особенности в северо-восточных пограничных областях Литвы, использовать литовские полицейские батальоны, т.к. установлено, что они основательно поддерживают эти устремления. Эти литовские части поэтому должны использоваться только в южных частях Белоруссии, но и там под строжайшим контролем. Рекомендуется использовать их только совместно с немецкими частями и полицией. Войска следует проинструктировать – ни в коем случае не затевать политических разговоров со служащими этих литовских соединений».
Итак, гитлеровцы убивали сразу «двух зайцев»: руками литовцев в первый год войны пытались ликвидировать очаги возможного сопротивления оккупантам в Белоруссии и оберегали себя с их же помощью от зарождавшегося движения за «достижение самостоятельности Литовского государства».
Особым усердием по части карательных акций против жителей городов и сел Белоруссии, прежде всего еврейского населения, отличался 2-й полицейский литовский батальон, которым командовал Импулявичус. Именно на счету этого батальона кровавые злодеяния в Слуцке, Минске. «Отличился» он 9-10 ноября 1941 г и в Борисове, когда в этом городе было расстреляно 10 тысяч человек.
Документы говорят о том, что устроенной солдатами-литовцами кровавой оргии предшествовал банке, данный властями города для карателей.
В ночь с 8-го на 9-е ноября территория гетто в городе была окружена усиленной охраной. На заросшем клевером поле, возле леса, вырыли ямы. Размер каждой определял сам оберштурмфюрер Краффе: длина – 400 метров, ширина – 3 метра, глубина – 2 метра. Рано утром 9 ноября еще не протрезвевших после банкета солдат из батальона Импулявичуса повезли к вырытым ямам, чтобы заняться обычным делом – расстрелом.
В архиве хранится папка дела по расследованию злодеяний батальона Импулявичюса. В подшитом в ней протоколе допроса начальника управления безопасности Борисова Эгофа сведения о кровавом дне 9 ноября приведены с мельчайшими подробностями:
«Полицейские врывались в дома, выгоняли из них население на площадь посредине гетто, силой загоняли в машины и везли на расстрел. Снисхождения не оказывалось никому – ни старикам, ни детям, ни беременным женщинам, ни больным. Сопротивлявшихся по моему приказу расстреливали тут же на месте,-- на площади, в домах, при конвоировании к месту расстрела – или же избивали до полусмерти.
Обреченных доставляли к месту расстрела не только на машинах, но и пешком, по 70-80 человек в партии. При этом их жестоко били.
Примерно в 50 метрах от ям людей останавливали и охраняли до тех пор, пока не наступала их очередь. Непосредственно к месту казни, к ямам, вели группами по 20-25 человек. Там их раздевали, снимали даже нижнее белье и раздетыми загоняли в ямы, принуждая ложиться лицом вниз, а затем из винтовок и автоматов расстреливали...
На место расстрела я прибыл около 11 часов дня и увидел действительно не поддающуюся описанию картину ужаса – там стоял сплошной стон и плач, раздавались страшные крики женщин и детей. Озверевшие, пьяные полицейские сопротивлявшихся, не подходивших к ямам людей избивали прикладами, пинками.
Детей бросали в ямы и там расстреливали.
Эта кошмарная обстановка в первые минуты произвела потрясающее впечатление даже на меня – организатора расстрела, человека, расстрелявшего до этого не одну сотню людей. Из состояния нерешительности и подавленности, овладевшего мною независимо от моего желания, под впечатлением увиденного, меня вывел оберштурмфюрер Краффе. Он упрекнул меня в жалости.
Я выхватил из кобуры свой пистолет системы «маузер» и с таким же неистовством, как и Краффе, стал лично расстреливать людей, не глядя, кто это был – женщины или дети».
К этому трудно что-либо добавить. Разве только то, что, очумев от стрельбы, Эгоф схватил плетку и стал избивать обреченных на смерть людей.
На следующий день солдаты обыскали каждый дом в Борисове. Всех, кто им казался похожим на евреев, хватали и везли к клеверному полю. 10 ноября таким образом убили еще тысячу человек.
Технология массовых убийств была отработана офицерами и солдатами батальона Импулявичуса до мельчайших деталей, осенью 1941 года батальон оставил кровавый след в Несвиже, где было расстреляно 1,5 тысячи советских граждан, Клецке – 3 тысячи, Березино – 1 тысяча.
В 1942 году своими беспримерными по жестокости расправами Импулявичус добился большой чести: батальон стал самостоятельной единицей и получил порядковый номер 12 в реестрах гестапо.
Приведем выдержки из журнала «Риту Саванорис» («Доброволец Востока»), издававшегося с 1942 года в литовском охранном батальоне № 12. В одной из заметок автор похваляется:
«Наши доблестные солдаты, ведя огонь из всех видов оружия, ворвались в деревню. Враг был частично уничтожен, частично пленен. Среди захваченных пленных было несколько москвичей, по-видимому десантники, один из которых, как позже выяснилось, бывал в Литве. Конечно, этому было оказано предпочтение: вместо расстрела был повешен».
Речь идет об уничтожении очередной белорусской деревни. Бандитов Импулявичуса, как свидетельствует журнал, посылали и против партизан. Однако от подобного использования батальона все же пришлось отказаться: потеряв десятка два убитыми и ранеными, его солдаты отступили. И занялись привычным «делом» – убийством безоружных.
Вот письмо из батальона Импулявичуса предателю литовского народа генеральному советнику, генералу Кубилюнасу об «имеющихся успехах»: «батальону вспомогательной полиции было поручено расстреливать привезенных из Белоруссии и Польши евреев, русских, коммунистов и военнослужащих Советской Армии. По полученным сведениям, они уже расстреляли свыше 46 тысяч человек».
Любопытно, что в письме Кубилюнасу перечисляются и «обиды» на своих немецких хозяев: «Условия положения нашего батальона весьма тяжелые: ботинки солдат с порванными подошвами, солдаты не имеют перчаток... С августа месяца солдаты не получают мыла, солдаты имеют только две пары белья, которое не могут постирать. Они не получают установленной нормы сигарет, по ним ползают вши. Около тридцать процентов солдат заразились чесоткой... В противоположность немецким солдатам и полиции в этом районе они имеют весьма плохое помещение».
Но завоевывать право именоваться «достойными гражданами рейха» приходилось несмотря ни на что. Тем более, что время от времени «заслуги» получали признание. Так, командиру палаческой роты Зенонасу Кемзуре были надеты капитанские погоны. В характеристике, подписанной Импулявичусом, говорится о Кемзуре как о «добросовестном, исполнительном человеке, достойном присвоения звания капитана».
Мы уже знаем, в чем выражались «добросовестность и исполнительность» Зенонаса Кемзуры. Вспомним казнь минских подпольщиков, расстрелы в Слуцке, Борисове, Несвиже, уничтожение военнопленных под Минском. Во всех этих злодеяниях Зенонас Кемзура принимал самое деятельное участие. Не обойден был милостями и главарь убийц – сам Антанас Импулявичус. Этот палач получил звание «полковника-лейтенанта». Выдвинулся также вешатель Юозас Книримас: из рядовых стал командиром отделения.
Мы привели лишь некоторые документальные данные и свидетельства очевидцев о зверствах литовских полицейских батальонов, творимых в годы Великой Отечественной войны над мирным населением оккупированной гитлеровцами Белоруссии, об их участии в составе немецких частей в военных действиях против партизан и подпольщиков нашей республики. Трудно понять, как смог гордый и свободолюбивый литовский народ породить банду кровожадных убийц, которая совершала с невиданной жестокостью преступления и против своих соседей, и против собственного народа. Известно, что на их счету более 90 процентов уничтоженного еврейского населения Литвы, на всей ее территории рассеяны могилы массовых расправ. И крайне достойно сожаления, что этих убийц в гитлеровской военной форме сегодня в этой республике пытаются выдать за национальных героев. Большего кощунства придумать трудно.
Чудовищные преступления, творимые на белорусской земле литовскими фашистами, ни в коей мере не бросают тень на весь свободолюбивый народ этой республики. Трудящиеся Белоруссии хорошо знают и другие факты, убедительно говорящие о подлинном отношении литовского народа к фашизму. Среди них и истории боевой дружбы, совместной борьбы партизан Белоруссии и Литвы против гитлеровцев.
Эти дружба и боевое сотрудничество высоко ценились как белорусскими, так и литовскими партизанами. Например, командир партизанской бригады «Спартак» Вилейской области А.Н.Пономарев писал: «С большой благодарностью хочется вспомнить ту взаимную помощь, которую мы получали от литовских товарищей оружием, боеприпасами, медикаментами». В бригаде им. Ворошилова этой же области один из лучших литовских специалистов минно-подрывного дела Бронюс Урбановичюс обучил мастерству минера 80 белорусских партизан. Немало совместных боевых операций провели белорусские и литовские партизаны. Их боевое сотрудничество в годы борьбы с фашистскими захватчиками имело огромное значение для роста и активизации всенародной партизанской войны на оккупированной врагом территории. Традиции дружбы литовского и белорусского народов получили дальнейшее развитие в послевоенное время. И хочется верить, что никакие силы не смогут их разрушить.
«Сельская газета», 31 января 1991 г.