ОГПУ по БССР в борьбе с последствиями НЭПа.
Татьяна ПРОТЬКО (Минск)
Новая экономическая политика, хотя и предусматривала контроль за экономическим развитием со стороны государства, допускала существование некоторых элементов института частной собственности. Так, разрешалась частная торговля, в системе сбербанков были отменены ограничения на суммы, которые могли помещать в банк частные лица и организации. Возвращены под частное управление (путем сдачи в аренду) некоторые ранее национализированные промышленные предприятия. Но "пестрая" экономика, в которой соседствовали частная, кооперативная и государственная формы собственности оказалась нестабильной. БССР периодически сотрясали экономические кризисы»: 1923—24 гг. - т.н. «кризис сбыта», 1925 - 26 гг. - "товарный голод", 1927—28 гг. - ''кризис хлебозаготовок" [1].
Первоначально выход из кризисов искали в изменении структуры государственного управления экономикой: проводились сокращения госслужащих, создавались новые "функциональные" подразделения в наркоматах, осуществлялась денежная реформа, регулирование цен и т.д. Роль спецорганов в этих условиях являлась вспомогательной, они были как бы катализатором уже начатых в экономике процессов. Ситуация начала меняться во второй половине 1920-х годов: разрешение кризиса 1927—28 гг. было осуществлено преимущественно силовыми способами. С этого времени советская экономика существенно зависела от эффективности деятельности силовых структур, в первую очередь ОГПУ, а затем НКВД. Нэп, по известному выражению И.Сталина, был «послан к черту».
С 1 октября 1928 года БССР начала жить по первому пятилетнему плану. Однако, политическое руководство как СССР, так и БССР, считало, что сбалансированное развитие всех отраслей экономики требует значительного времени. Решено было интенсивно развивать отдельные стратегически важные отрасли народного хозяйства. Ставка была сделана на форсированную индустриализацию.
С конца 1920-х годов для накопления ресурсов, необходимых индустриализации, начали применяться жесткие чрезвычайные методы. Первоочередной задачей было получение валюты, необходимой для закупки за границей современного оборудования. Ставится задача перевести под контроль государства сельское хозяйство – один из основных источников получения валюты за счет продажи зерна. Ликвидация самостоятельности сельхозпроизводителя осуществлялась за счет раскулачивания и добровольно-принудительной коллективизации. Изменились и методы руководства экономикой, главными из которых становилось администрирование. Относительность плановых показателей при действии рыночных механизмов заменялась абсолютизацией норм и директив, созданных и утвержденных сначала ЦК КП(б)Б, затем в СНК БССР. С начала 1930-х гОДОВ тресты фактически прекратили свое существование, синдикаты превратились в главки, которые получили функции регулирования деятельности предприятий [2].
Уже с марта 1929 г. ставится задача сокращения запланированных сроков ввода в действие промышленных мощностей, издаются постановления ЦК ВКП(б), СНК и ЦИК СССР, которые требуют увеличения плановых показателей по производству различных видов продукции. Естественно, что координация между отраслями народного хозяйства в условиях форсированной индустриализации постоянно нарушалась, на новые мощности не хватало финансирования. Начала практиковаться ежегодная добровольно-принудительная подписка на государственные займы. Резко увеличились налоги, "заморозилась" заработная плата при увеличении норм выработки. С конца I928 г. вводится система нормированного обеспечения хлебом и хлебобулочными изделиями. Фактически планировался "товарный голод" (дефицит) на потребительские товары, инфляционный рост цен, проводилась жесткая экономия средств, направленных на развитие социальной сферы. Bсe этo привело к peзкому падению жизненного уровня, вызвало скрытое и открытое недовольство граждан.
Юридическим основанием для действий этих органов являлись статьи Уголовного Кодекса БССР, утвержденного 15 ноября 1928 г. на 3 сессии 8 созыва ЦИК БССР [3].
«Контрреволюционные» преступления в области экономики наказывались по трем статьям УК БССР - 69, 71 и 75. Bсe три статьи относились к "расстрельным". т.е. предусматривали наказание не только в виде лишения свободы не менее 3-х лет, конфискация имущества, поражения в правах, но и расстрел виновного.
Расстрел мог применяться за "подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной, системы, а равно кооперации, совершенный в контрреволюционных целях, путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий, или противодействие их нормальной деятельности, а равно использование государственных учреждений и предприятий или противодействие их деятельности, совершаемое в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций" (ст. 69), а также за порчу государственного имущества (ст. 71) и "сознательное неисполнение кем-либо определенных обязанностей или умышленно небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата" (ст. 75). Последняя группа преступлений называлась "контрреволюционным саботажнм". Причем предусматривалось наказание не только за уже совершенное действие, но и за организационную деятельность по их подготовке, а также за участие в контрреволюционной организации (ст. 76).
Те же преступления, но совершенные без контрреволюционной цели, назывались особо опасными преступлениями против порядка государственного управления. В области экономики к особо опасным относились те преступления, которые "колеблют основы государственного управления и хозяйственной мощи Союза ССР и союзных республик", а также контрабанда, нарушение трудовой дисциплины на транспорте, нарушение правил валютных операций, изготовление фальшивых денег. Меры "социальной защиты" также были суровые — oт трех лет лишения свободы до расстрела.
К прочим преступлениям против государственного управления в области экономики относились: недоплатеж налогов (ст.93), отказ от выполнения работ, имеющих государственное значение (ст.94), "злостное невыполнение постановлений и правил, обеспечивающих успешную коллективизацию сельского хозяйства, в том числе злостный убой и распродажа скота (рогатого и особенно лошадей) с целью воспрепятствования проведению мероприятий по обобществлению скота" (ст. 94).
Карался убой лошадей без разрешения ветеринарного врача (ст.94), уклонение от постановки на учет инженерно-технических работников (ст.102), а также их отказ перейти на другую работу по решению органов труда (021-1). Уголовное наказание и, следовательно, судимость, налагалось на руководителей предприятий, учреждений, хозяйств — за нарушение планового распределения рабочей силы (ст. 141-1), технического режима, производственно-технической дисциплины (ст. 141-2).
Уголовное наказание накладывалось "за нарушение законов, постановлений и правил, регулирующих торговлю и промышленность" (ст.152). "За выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции", "зa выпуск продукции с нарушением обязательных стандартов" директора, главные инженеры и начальники отделов технического контроля наказывались как за "вредительство" (ст.152-1).
Подлежали уголовному преследованию и наказанию нарушение правил строительных работ (ст. 157), нарушение правил установки механических двигателей (ст. 158), "продажа, обмен или отпуск на сторону отпущенного предприятием оборудования и материалов, оказавшихся излишними и неиспользованными (ст.152-2).
Предметом спора исследователей репрессий является наличие признательных показаний, от которых репрессированные не отказывались даже на открытых судебных процессах. Некоторые исследователи даже считают, что "все подсудимые, становясь на позиции здравого смысла, говорили о себе только правду" [4]. На наш взгляд, признания и раскаяния в содеянном могли быть обусловлены наличием в УК БССР двух статей — 22 и 23, которые в редакции 1930 г. определяли значительно более мягкое наказание за преступления начатые, но не доведенные до конца. "Начатое преступление не преследуется, если оно не было доведено до конца по собственному побуждению лица, совершавшего или подготовлявшего его", — гласила ст.23. В этом случае суд, определяя меру "социальной защиты", должен был исходить из того, что фактически содеяно и от «опасности преступника». Стремление обвиняемых показать на суде полное раскаяние давало им теоретическую возможность избежать высшей меры "социальной защиты" — расстрела.
Нормы Уголовного Кодекса стали фундаментом деятельности следователей спецорганов. Предварительное расследование, в процессе которого устанавливалась вина подозреваемого, фактически свелось к «подгонке» материалов следствия под содержание той или иной статьи. При вынесении приговора судьи исходили, прежде всего из установленности факта определенного в УК преступления. Расплывчатость статей позволяла правоохранительным органам и суду действовать не столько в рамках и интересах правосудия, сколько по своему усмотрению и убеждению.
Следует отметить, что в условиях административно-командной экономики без репрессивных мер, зафиксированных в нормах Уголовного Кодекса, обойтись было практически невозможно. Люди обязаны были хорошо работать, в противном случае их ждало наказание со стороны государства - кроме страха, других стимулов для успешной работы государство не предлагало. Чтобы страх был более устойчивым, расследованием неудач в развитии экономики занимались разные органы, но самыми активными стали «органы безопасности».
К концу 1920-х годов в ОГПУ действовала отлаженная система, которая, как писали в газетах, призвана была осуществлять защиту советского государства от контрреволюционеров и преступников. От осведомительной сети или от других источников (указаний партийных или государственных органов, доносов и т.д.) поступала информация об "общественно-опасном деянии" или его подготовке. Чаще всего в области экономики сотрудники ЭКО сами проводили расследования невыполнения кампаний, срывов директив в той или иной отрасли. По факту преступления возбуждались оперативные дела, велось предварительное следствие.
Задача следствия заключалась в установлении состава преступления, его масштабов и конкретных виновных. После окончания следствия, в зависимости от характера дела (политическое или неполитическое, местное, республиканское или всесоюзное и т.д.), степени доказательности вины обвиняемых, дело передавалось на рассмотрение соответствующей тройки. В случае разногласий между членами тройки, дело далее передавалось в Особое Совещание или Коллегию ОГПУ. В октябре 1929 г. в центральной системе объединенного Государственного Политического управления действовало 8 троек по предварительному рассмотрению дел: тройка KPO (контрреволюционный отдел) рассматривала контрреволюционные дела и дела по военным преступлениям; тройка СО (секретного отдела) рассматривала преступления против Государства; тройка ОперОд (оперативного отдела) - дела бандитов и рецидивистов; тройка Транспортного отдела — уголовные преступления на транспорте; тройка ЭКУ (экономического управления) - социально-опасные и экономические преступления, дела валютчиков, спекулянтов; тройка ГУПО (пограничное управление) - дела контрабандистов; тройка спецотдела занималась преступлениями в лагерях и принимала решения по досрочным освобождениям; тройка особоуполномоченного - дела сотрудников ОГПУ, беспризорных и всех, которые не брал ни один отдел [5].
20 октября 1929 г. особоуполномоченный при Коллегии ОГПУ В.Фельдман направил председателю ОГПУ Г.Ягоде докладную записку, в которой дал характеристику состояния дел по линии рассмотрения их тройками. В частности, он писал: "На настоящий день, 19. X. за нами (ОГПУ) числится около 6000 тысяч человек, дела которых следствием закончены, присланы с мест и ждут своего разрешения, иногда по несколько месяцев, через Коллегию или Особое Совещание. Эта масса заключенных, в связи с развивающейся за последнее время оперативной работой ОГПУ, создает тяжелое положение на местах. Перегрузка тюрем и целый ряд нежелательных явлений на этой почве, достигает невиданной до сих пор высоты. Наши местные органы и прокуратура засыпают нас бумажками и просьбами и требованиями более быстрой разгрузки" [6]. Фельдман внес два предложения: "начальникам управлений и отделов в ударном порядке за 2-3 недели (2 десятидневки) ликвидировать загрузку и существующие тройки все распустить и образовать 2-3» [7].
Предложения особоуполномоченного были приняты. 29 октября 1929 г, за №239/ск всем начальникам управлений, отделов ОГПУ и полномочных представительств был направлен циркуляр, предписывающий реорганизацию троек: все существующие тройки - по предварительному рассмотрению законченных следствием дел, Коллегии ОГПУ и Особого Совещания - распускались. Для предварительного рассмотрения дел образовывалось три "тройки": первая рассматривала дела отделов СО, КРО, ГУПО, Транспорт, Оперод, вторая – дела Экономического Управления, третья - все остальные. Причем особоуполномоченный Коллегии В.Фельдман назначался сразу в две "тройки" - во вторую (в качестве члена) и третью (председателем без замены).
"Крупные дела, дела политического значения, а равно дела, опротестованные прокуратурой, ставятся на рассмотрение Коллегии ОГПУ или Особого Совещания ОГПУ через предварительное рассмотрение [8], - указывалось в циркуляре. Сокращенная система, однако, просуществовала недолго: 7 апреля 1931 г. за № 127 "в связи с ограничением компетенции троек" был разослан новый циркуляр, предписывающий создание 5-ти троек. На всех заседаниях "троек" предполагалось обязательное присутствие "соответствующего представителя Прокуратуры ОГПУ». Постановления "троек" фиксировались двумя протоколами - самой "тройки" и Коллегии ОГПУ или Особого Совещания (по подсудности). Дела надо было рассматривать самим - практика заслушивания докладчика с мест ликвидировалась. Были установлены "жесткие сроки" прохождения дел: два дня на регистрацию, 10 – на рассмотрение в соответствующем отделе, 2 дня на оформление решения и отправки выписки из протокола на места.
Следует отметить, что реорганизация проводилась "в связи с предстоящим массовым наплывом дел в ОГПУ».
В начале 1930-х годов произошла реорганизация и других органов, обладающих правом оперативной деятельности – милиции и уголовного розыска. 22 декабря 1930 г. ЦИК и СНК БССР приняли решение о ликвидации наркомата внутренних дел. Главное управление милиции и уголовного розыска перешли в ведение СНК БССР. Вопросы руководства деятельностью отделов ЗАГС, дела по приему или лишению гражданства СССР, выдаче заграничных паспортов, правовому положению иностранцев, деятельности общественных объединений, в том числе и религиозных, были переданы секретариату президиума ЦИК БССР. Вопросы административного устройства, наблюдение за деятельностью низового советского аппарата, учет лиц, лишенных избирательных прав были переданы организационному отделу президиума ЦИК БССР. Места заключения и все дела по организации ссылки и принудительных работ без содержания под стражей были переданы наркомату юстиции БССР [9].
Расширение функций правительства, президиума ЦИК, наркоматов и управлений должны были повысить значимость этих органов в структуре государственного управления, обществе. Однако реально эти и другие государственные структуры, отвечающие за осуществление государственного управления, сами были не в состоянии полностью контролировать ситуацию в стране. ОГПУ, исходя из своих полномочий, осуществлял контроль исполнения этими органами своих новых функций.
С окончанием нэпа изменяются приоритеты деятельности ГПУ Белоруссии. Главным становится ликвидация частника, контроль за финансовым состоянием государственных предприятий, наличием у них средств для выполнения пятилетних планов, правильным расходованием этих средств, своевременной выдаче заработной платы, снабжения населения продуктами.
Смена экономического курса советского государства во второй половине 1920-х годов не могла быть осуществлена мгновенно. К этому времени «частник» уже занял прочные позиции по снабжению населения необходимыми товарами. Сложилась достаточно устойчивая схема его деятельности: специальные «закупщики» закупали у крестьян или производителей сырье по более высоким ценам, чем устанавливало государство, далее оно шло на предприятия, где изготавливались необходимые товары более высокого качества, чем на государственных предприятиях, или то, что на государственных фабриках вообще не производилось, затем все продавалось на рынках, естественно, по более высоким ценам. В октябре 1927 г. зам.председателя ОГПУ Г.Ягода отмечал, что на кожевенном рынке частник «давал цену», которая превышала государственную на 50-100%, на шерстяном рынке – на 200%. Таким же было положение на мясном и зерновом рынках [10].
В октябре 1927 г. руководство ОГПУ обратилось в СНК с предложением «об оказании репрессивного воздействия на частников, срывающих заготовку продуктов и снабжение населения по нормативным ценам». Получив одобрение, чекисты начали массовые репрессии против частников. В БССР они осуществлялись в январе–феврале 1928 г., преимущественно, на мясном, кожезаготовительном и мануфактурном рынках, меньше – на хлебозаготовительном. Кампания была подготовлена заранее: местные органы по заданию ЭКО провели агентурную разработку и сбор сведений, составили списки лиц для арестов. Более масштабные дела рассматривало Особое совещание.
Масштабы проведенной работы оказались значительными. К концу апреля 1928 г. по сообщениям ОГПУ было арестовано 4930 человек – торговцев, заготовителей, скупщиков зерна, и 2064 человека на кожевенном рынке [11]. Частная система оказалась разрушенной.
Следует отметить, что масштабы ликвидации частника оказались большими, чем предполагало партийное руководство СССР. Ликвидация частника вызвала новые проблемы, особенно значительные в сельском хозяйстве: крестьяне не видели смысла наращивать производство. Спецслужбы сообщали о крестьянских настроениях: «Несколько лет прошло тихо, а теперь опять начинают с нас кожу драть, пока совсем не снимут, как это было во время продразверстки. Вероятно, придется и от земли отказываться или сеять хлеб столько, сколько хватает для прожития» [12]. В июле 1928 г. состоялся пленум ЦК ВКП(б), материалы которого не были опубликованы. На пленуме отмечалось, что доля частника в мясной торговле снизилась до 3% вместо предполагавшихся 20-30%, государственные расходы на производство зерна, потребление хлеба государственными структурами значительно возросли. В крупных городах БССР стали вводиться карточки на основные продовольственные и промышленные товары [13]: по сообщению Полномочного Представителя ОГПУ по Запкраю, местные торговые организации ввели нормы – для рабочих по 450 г хлеба в день, служащим – по 200 г. Неработающие не получали ничего [14].
Официально карточная система на хлеб была введена с 14 февраля 1929 г. В РСФСР, Закавказье, БССР и Украине хлеб населению отпускался по специальным заборным книжкам по нормам, которые для БССР были следующими: 600 г печеного хлеба в день для рабочих и служащих и 300 г для членов семей рабочих и служащих, безработных и трудящихся «других категорий».
Введение карточной системы в городах, по свидетельству спецслужб, в целом было воспринято положительно. Однако, ситуация с продовольствием продолжала ухудшаться. По сообщению ЭКУ ОГПУ, к осени 1929 г. нормированию подверглись все основные продукты питания. Перебои со снабжением вызывали недовольство рабочих, падение дисциплины на производстве. Обо всем этом спецслужбы регулярно сообщали руководству как БССР, так и СССР.
Ситуация в этой области, по сведениям белорусских чекистов, была достаточно напряженная. Так, в 1931 г. из-за отсутствия денежных знаков задержки по зарплате были в Гомеле на 17 предприятях, 9 заводах, 8 отраслях Белгосстроя, Белпищпрома, в Витебске – на 23 заводах и фабриках, 2 комтрестах и промтрестах, в Могилеве – на 4 заводах, в Бобруйске – на 16 предприятях, в Орше – на 17, в Мозыре – на 2, в Речице – на 6, в Чашниках - на I, в Чечерском районе – на I, в Осиповичском районе - на 4, в Хойниках - на 2, в Уваровичском районе – на 3, в Смолевичах - на одном комбинате, в Борисове на 2 заводах, в Белыническом районе - на I, в Червенском - на 3. И лишь в Минске промышленные предприятия не имели задолженностей [15].
ЭКО стало работать с банками – контролировать выплату зарплаты рабочим, направлять сведения о задолженности в Госбанк, контролировать и сам Госбанк – насчитало задолженность по зарплате в мае 1931 г. в размере 7 млн. 317 тыс. руб., в то время как по сведениям Госбанка задолженность составляла только 516.050 руб. [16]. Управляющему Белконторой Госбанка сообщалось о финансовых затруднениях строительных организаций Кричевского района: «Задолженность цем. завода достигает до 230000 р., задолженность по зарплате около 75000 р. Кроме вышеуказанных сумм, есть задолженность кооперации за обеды для рабочих в сумме 11000 р., чем были вызваны перебои в отпуске обедов, что отражается на настроении рабочих» [17].
О многосторонней деятельности ЭКО свидетельствуют записки и сводки, направленные в ЦК КП(б). Только в июне – июле 1931 г. было сообщено: «О срыве работ на торфоразработках Эльвода», «О нереально поданных заявках стройорганизациями Наркомтруду БССР на рабсилу и бессистемной работе Наркомтруда», «О подготовке к хлебозаготовкам», «О пожаре на картонной фабрике им. Ленина в м. Пуховичах», «О безобразном положении в деле маслозаготовок», «О неправильной постройке Гомельского элеватора», «О катастрофическом положении с дровами в БССР», «О перестройке системы потребкооперации Правлением Белкоопсоюза», «О формальном подходе правления Белкоопсоюза к работе вновь созданных хозобъединений», «О фактах безобразных встречных перевозок имеющих место в системе Белкоопсоюза», «О демобилизационных настроениях среди руководства ликвидированных районов», «О реализации займа 3-го решающего года 5-летки», «Докладная записка по Кожзаводу имени Сталина гор. Могилева», «О недовыполнении плана кредитования колхозов за первое полугодие», «Об игнорировании директив партии и правительства по выполнению поправок к кредитной реформе», «О заболевании скота сибирской язвой в предместье гор. Могилева», «О ненормальности в проведении учета объектов обложения с.х.налогом в 1931 г.», «Об убыточности системы потребкооперации Беларуси», «О том, что 24.07. с.г. 40 рабочих Белсельстроя, работающих в совхозе «Докторовичи» Копыльского района не вышли на работу вследствие плохой пищи и недостаточности выдаваемого хлеба», «О ненормальностях в работе планирующих, снабженческих и др. организаций» [18].
Информация, получаемая сотрудниками экономического отдела, направлялась в информационный отдел или непосредственно руководству спецслужб. В зависимости от ее характера, она оформлялась в виде секретных докладных записок, сообщений, извещений. Как правило, она была нескольких типов – «для Вашего сведения», «на Ваше распоряжение» и «для Вашего реагирования». В последнем случае организации, получившие информацию, должны были сообщить в ГПУ в информотдел о результатах «реагирования».
Сотрудники ЭКО, вскрыв нарушение, использовали различные формы исправления ситуации. Одной из таких форм было обращение к руководителям соответствующего ведомства с пометкой «лично». Так, в феврале 1934 г. спичечная фабрика «Х-й Октябрь» оказалась в критическом положении – запасов осины, из которой производились спички, оставалось на 2-3 дня. Несмотря на телеграммы и посылку «толкачей» на станции железных дорог, где скопились большие запасы осины, вагоны для отгрузки осины не подавались. Руководство ЭКО направило сообщение о критической ситуации «для принятия мер» лично Уполномоченному НК Леса по БССР Розину [19], указав, что «для подвоза осины внутри района подводами приняты все меры и имеющееся количество осины радиусом 30-35 км подвозится непосредственно на фабрику».
Иногда спецорганы сами устраняли недостатки. Так, 25 июня 1931 г. на цнянских торфоразработках Эльвода рабочие отказались выйти на работу. "Нашим представителем по прибытии на место установлено, что со стороны партпрофорганизации проявлено безобразное отношение к справедливым требованиям рабочих". Спецслужбы выявили причины забастовки: одинаковый аванс ударникам и рабочим-прогульщикам, "рабочие не знают о колдоговоре", нет установленного дня выдачи аванса и зарплаты, проводится принудительная подписка сезонников на заем, не ремонтируется жилой барак.
"Нами были своевременно предприняты следующие мероприятия:
1. Предложено администрации Эльвода 26.6.31 г. созвать собрание рабочих, на котором окончательно урегулировать все недочеты и немедленно свои обещания выполнить.
2. Проработать, в бригадах колдоговор.
3. Мы переговорили с некоторыми старшинами артелей, которые объяснили причины справедливых недовольств рабочих и после наших заявлений, что они будут искоренены - дали обещание продолжать работу" [20]. Кроме того, сотрудник ЭКО поприсутствовал на собрании рабочих. "Исходя из изложенного ЭКО ПП ОГПУ по БССР считает необходимым снять директора торфоразработок Горского с работы и рассмотреть вопрос о деятельности парт. и проф. организаций торфоразработок и Эльвода. Для рассмотрения вопроса инцидента на торфоразработках просьба выделить срочно авторитетную комиссию, т.к. при настоящем положении вещей основная топливная база Эльведа находится под серьезным ударом" [21] - писали сотрудники экономического отдела в СНК, секретарям горкома, председателю горсовета и в ЦК КП(б)Б.
Cамую большую тревогу властей вызывали продовольственные забастовки, поэтому в начале 1930-х годов ситуация со снабжением населения крупных городов, особенно тех, в которых находилось большое количество промышленных предприятий, была поставлена под особый контроль. В Москве собирались сведения о забастовках и их причинах от всех союзных ГПУ, особо отмечались забастовки из-за отсутствия продовольственных товаров. Так, в металлопромышленности в 1929 г. было 67 забастовок, из них одна – из-за плохого снабжения; в первом полугодии 1930 г. из 22 забастовок уже 4 были из-за «продовольственного вопроса». Больше недовольства проявлялось там, где основным контингентом работающих были женщины. Так, в текстильной промышленности в 1929 г. было 66 забастовок, а в 1930 г. – 92, из них 9 – из-за перебоев в снабжении.
В докладных спецсводках отмечалось, что в большом числе случаев рабочие стараются уехать в деревню на работу из-за недостатка продовольствия в городе, надеясь там найти продукты. В одном из донесений, хранящихся в Центральном Архиве ФСБ Российской Федерации, указывалось: «Несмотря на недостаточность разъяснительной работы, а на некоторых предприятиях полное ее отсутствие, добровольная запись на работу в деревню дала цифры в 2-3 раза превышающие намеченную разверстку, рабочие при этом часто даже не понимали, что такое колхоз» [22]. Спецсводки ОГПУ свидетельствуют о случаях избиения работников кооперативов и нарядов милиции, которую вызывали, чтобы прекратить возмущение в очередях.
По сводкам ОГПУ за 1930 – 1931 гг. государственное снабжение не обеспечивало «сытой жизни» даже индустриальным рабочим. Продукты были низкого качества, в месяц на семью выходило от 0,5 до 2 кг мяса или рыбы, 400 г растительного масла, 500 г сахара [23]. Нормы, установленные правительством для основных промышленных районов, не выполнялись, ухудшилось и снабжение хлебом. Введение всесоюзной карточной системы не улучшило рабочее снабжение.
Ситуация в БССР была не такой острой, как, например, на Украине, где стихийные выступления женщин охватывали до 600 человек. Тем не менее, недовольные существовали везде, и БССР не была исключением.
К началу 1930-х годов масштаб деятельности ЭКО стал еще более широким. Теперь под его контролем находилась работа всех центральных и местных организаций и учреждений, работа их администраций. Спецслужбы зорко следили за положением хозяйственной бюрократии, а результаты своих наблюдений передавая в партийные органы – «для реагирования». Так, начальник III отделения ЭКО ПП ОГПУ по БССР в мае 1931 г. сигнализировал в ЦКК КП(б)Б: «По имеющимся в ЭКО ПП ОГПУ Бел. сведениям, руководители районных организаций по Азаричскому району усиленно занимаются самоснабжением, возбуждая против себя недовольство крестьян. Так, присланные овчины для премирования сдатчиков кожсырья, пошли не по назначению – секретарь райкома, председатель РИКа, зав. Райземотделом, Райаграном, Пред.коопсоюза, Зав. АПО Райкома, Пред. Профсовета и др. пошили себе из этих овчин шубы… Собрание рабочих артели свело прения по вопросу о мобилизации средств к тому, что районные работники пользуются привилегиями, приводились примеры» [24].
ЭКО следило и за состоянием рабочей атмосферы в коллективах. «По имеющимся в ЭКО ПП ОГПУ по БССР сведениям, в ячейке КП(б)Б при Белкоопсоюзе создались нездоровые взаимоотношения между партийными рабочими – выдвиженцами, с одной стороны, и партийцами-служащими, с другой» [25], - сообщали спецорганы о коллективе Белкоопсоюза в июле 1931 г.
С начала 1930-х годов экономика СССР во многом уже была милитаризованной – осуществлялось производство вооружений, практически на каждом крупном Предприятии, параллельно с гражданской продукцией, выпускалась и военная. Контроль за этой продукцией (она называлась «стратегической») возлагался в первую очередь на ОГПУ.
Кроме военных предприятий, к стратегическим причислялось и дорожное строительство, которое с начала 30-х годов полностью переходит под контроль ОГПУ. Ситуация в БССР на этом важной стратегическом участке, по мнению сотрудников экономического отдела, тяжелая. "Дорожно-строительные организации до сего времени, несмотря на значительный нажим и помощь, не перестроили свою работу по конкретному оперативному руководству линией, установлений необходимой трудовой дисциплины, работы механизмов и производительности труда. Темпы хода выполнения плана дорожного строительства везде значительно отстают. По данным оперштабов ГПУ состояние работ на 20.06. с.г. выражается: по мощению - 31,7%, по шострованию - 10,5%, по гравированию 7.9%, по земляным работам - 29,3% и по деревянным мостам - 41,6% плана [26].
Кроме того, отмечался слабый ход вербовки рабгужсилы, наложение арестов на работников участков, что приводило к дезорганизации строительства, "плохое использование машин и механизмов", плохое снабжение продовольствием. Свои меры спецслужбы приняли оперативно: "По линии ГНУ арестован ряд лиц, как в нейтральном аппарате Главдортранса, так и на участках, явно вредивших на работе, занимавшихся дезорганизацией, рвачеством, саботажем. Арестован также ряд лиц по снабжению, занимавшихся хищением, срывом снабжения и проч., в частности, в Червене арестован зам. Доркоопа – член КСМ за срыв снабжения… Дело слушается в показательном порядке [27].
Большой фронт работ предлагается и партийным структурам: организация соцсоревнования, ударничества, поднятие дисциплины. «Необходимо добиться немедленного, повторяю, немедленного и решительного сдвига в работе районных партийных, советских и профсоюзных организаций, парторганизации дорог, адм. и техперсонала ШСС и др., чтобы обеспечить обязательное выполнение плана дорстроительства 1932 г. в срок" [28], - давали указание работники ЭКО секретарю ЦК КП(б)Б.
Существенно изменился тон записок, докладов, сообщений. Вместо нейтрального предложения «рассмотреть информацию», все чаще четко формулируется предложение, что надо делать ЦК. Так, в сообщении от 27 февраля 1931г., направленного председателем СНК, ЦКК указывалось: "Вчера, 27.II.31. в 19
часов вечера на Ново-Гэслицком деревообделочном комбинате Лесбела обрушился до основания 2-ой колесный цех. Жертв нет. Есть поломки части импортного оборудования, ЧАСТЬ крыши сушилки комбината также обвалилась. Есть опасения полного обвала. Для выяснения причин этого происшествия сегодня утром скорым поездом нами в Гомель командирован отв. сотр. ПП ОГПУ БССР совместно с несколькими нашими специалистами. Немедленно по получении дополнительных сведений Вам сообщим. Предложено произвести самое строжайшее техническое обследование и тщательное расследование, немедленно привлекая всех виновных» [29].
В мае 1932 г. в областные отделы советских работников были разосланы секретные циркуляры ГПУ, в которых предписывалось к I и 15 числу каждого месяца подавать доклад-сводку, «освещая в таковых нижеследующие вопросы:
I. Настроения совслужащих, отношение к сов. власти РКП, новой экономической политике, новой тарифной политике, сокращению штатов, кооперации; вопросы, более всего волнующие массу совслужащих, количество и политнастроение шататов. Степень материальной обеспеченности совслужащих и их семей. Проведение в жизнь коллективного снабжения, новых ставок, натурпремирования, источники преимущественного снабжения совслужащих...
3. Взаимоотношение массы совслужащих с верхами» [30].
Спецслужбы контролируют поставки сырья, комплектующих из других республик СССР. Так, в июне 1931 г. для Могилевской швейной фабрики приходит сырье – молескин, которое они не заказывали и не используют. Сырье это дорогое и портится на складах. "Всего этого можно било избегнуть, если бы Белшвейобъединение подошло к этому вопросу не головотяпски... ЭКО ПП ОГПУ по БССР ставит об этом в известность и просит принять зависящие меры" [31], - писали спецслужбы в СНК, ЦК и ЦК КП(б)Б.
Чекисты следят за ходом сельскохозяйственных кампаний. Их интересует ход посевной, уборки, поставки урожая. Контролировались все районы республики, о сбоях незамедлительно сообщалось в ЦК КП(б)Б, в наркомат земледелия. Так, 19 июня 1931г. в ЦК КП(б)Б поступила информация "о севе по Юровичскому району". Спецслужбы предупреждали: рассчитывать на 100% выполнение плана не приходится. Общий план на 10.06 выполнен на 60-65%, по кормовым культурам сорван (по люпину выполнен на 6,2%, по клеверу – на 28,6%). "Подобное положение с севом по району объясняется, главным образом, оппортунистическими настроениями, господствующими у части районных работников и специалистов. Срыв посева тех. культур и кормовых трав они объясняют нежеланием населения сеять таковые, и за это ими кое-кто передан суду" [32].
20 мая 1932 г. Постановлением ЦИК и СНК СССР «О порядке производства торговли колхозов, колхозников и трудящихся единоличных крестьян и уменьшении налога на торговлю сельскохозяйственными продуктами» разрешалось производить торговлю по ценам, складывающимся на колхозном рынке. Однако при этом открытие частных магазинов запрещалось, перекупщики строго наказывались.
7 августа 1932 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». В преамбуле объяснялась причина издания постановления: «За последнее время участились жалобы рабочих и колхозников на хищения (воровство) грузов на железнодорожном водном транспорте и хищения (воровство) кооперативного и колхозного имущества со стороны хулиганствующих и вообще противообщественных элементов. Равным образом участились жалобы на насилия и угрозы кулацких элементов…» [33]. Наказания за хищения были установлены самые строгие – расстрел, а при смягчающих обстоятельствах – замена расстрела 10 годами (не ниже) концентрационных лагерей. Наказания, установленные в постановлении, были отменены только в 1947 г. К выполнению постановления сразу же были подключены транспортные и экономические отделы ГПУ Белоруссии.
22 августа 1932 г. было принято очередное постановление ЦИК и СНК СССР «О борьбе со спекуляцией». Отмечая, что несмотря на запрещения, случаи спекуляции участились, правительство СССР ужесточило наказания – к спекулянтам и перекупщикам должно было применяться наказание в виде заключения в концентрационные лагеря сроком от 5 до 10 лет [34].
Спекуляция вновь становилась прерогативой ОГПУ. Применение столь сурового наказания ко всем, в том числе и мелким спекулянтам, которых было очень много, существенно осложняло работу спецслужб. Поэтому в конце 1934 г. НКВД обратился в правительство с просьбой ввести в качестве наказания для мелких спекулянтов штраф в размере 500 руб. или трех месяцев принудительных работ с конфискацией имущества, сохранив строгое наказание для крупных спекулянтов [35]. Борьбу с мелкой спекуляцией должна была теперь вести милиция, крупными спекулянтами занимались спецслужбы.
С окончанием нэпа начинает изменяться роль спецорганов в использовании принудительного труда заключенных. Анализ правительственных актов, проведенный в рамках научных программ Научно-информационного и просветительского центра «Мемориал» (Москва) в 1990-1997 гг. показал, что до 1930 г. заключенных не рассматривали как дешевую рабочую силу, их труд должен был покрыть только содержание мест лишения свободы. В первом пятилетнем плане 1928г. вообще не упоминалась произведенная заключенными продукция [36].
В июле 1929 г, СНК СССР издал распоряжение, предписывающее ОГПУ расширить использование заключенных на лесоповальных работах в отдаленных районах [37]. В это же время (II июня) принимается постановление, определяющее развитие системы мест заключения в СССР на многие десятилетия. "В целях колонизации" отдельных районов "и эксплуатации их природных богатств" создавалась сеть исправительно-трудовых лагерей ОГПУ [38]. В эти лагеря направлялись все лица, осужденные на сроки от трех лет и выше, а осужденные на меньший срок оставались в БССР в местах заключения, подведомственных НКВД БССР. Когда 15 декабря 1930 г. декретом СНК СССР и ЦИК республиканские НКВД были ликвидированы, в БССР места заключения стали подведомственными НКЮ. Для руководства лагерями в ОГПУ создавалось Главное Управление, которое получило сокращенное название ГУЛАГ.
Использование "долгосрочников" на лагерных работах в отдаленных местностях СССР объяснялось несколькими причинами. Путем введения системы досрочного освобождения эа ударный труд в лагерях создавались предпосылки для качественного и квалифицированного труда. За время нахождения в лагерях заключенные могли освоить определенные профессии и заменять квалифицированный труд вольнонаемных работников, который в этих местах был значительно дороже, чем труд заключенных и которого систематически не хватало.
Исправительно-трудовая система совершенствовалась и расширялась. 21 мая 1933г. были установлены "Правила отбора и направления заключенных и членов их семей в трудпоселки ОГПУ". Полномочные представители ОГПУ в союзных республиках обязывались "под личную ответственность, обеспечить точное соблюдение этих правил". Вопросами отбора и направления заключенных к их семей в труд-поселки ОГПУ ведали специальные тройки при Полномочном Представителе в составе самого Представителя, и представителей Прокуратуры и Верховного Суда. Для республики устанавливались "лимиты" - численность заключенных, которых необходимо было направить в соответствующие лагеря. В задачи тройки входило "выяснение контингента и количества заключенных", контроль за выполнением «лимитов», "выработка плана отправки", оформление выезда членов семей и организация отправки.
В трудпоселки отправлялись только трудоспособные и здоровые заключенные, "осужденные на срок от 3-х до 5 лет, старше 18 лет и моложе 60. Вместе с «раскулаченными» в обязательном порядке направлялись прямые члены их семей, проживавшие вместе с ними до ареста. Члены семей остальных заключенных направлялись по желанию при подаче ими заявлений. С собой разрешалось брать простейший сельхозинвентарь, домашние вещи, швейные машинки, сапожный и деревообрабатывающий инструмент и деньги без ограничения.
Таким образом, отказ от элементов института частной собственности, созданных в период нэпа, переход к жестко-централизованной командной экономике увеличивали роль спецорганов в экономическом развитии. Они стали необходимым звеном "социалистических преобразований" общества.
ИСТОЧНИКИ:
1. Эканамічная гісторыя Беларусі. Мн., 1993, с. 164-165.
2. Там
же, с. 169.
3. СЗ БССР. 1928. №30. Ст.287.
4. Залесский А.И. Массовые
репрессии в сравнительно-историческом освещении // Народная газета. 1997, 28
октября.
5. Центральный архив ФСБ РФ.
6. Там же.
7. Там же.
8. Там
же.
9. СЗ БССР. 1930.
10. Осокина Е.А. За фасадом «сталинского изобилия»:
Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941.
М., 1999, с. 53.
11. Там же, с. 55.
12. Там же, с. 58.
13. Карточная
система была отменена в 1945 г. с одновременным резким повышением
государственных цен.
14. Центральный архив ФСБ РФ.
15. НАРБ. Ф. 4, оп. 21,
д. 250, л. 20.
16. Там же, л. 26.
17. Там же, л. 28.
18. Там же, лл.
38, 39, 42-45, 54, 56-60, 63-66, 68, 70, 71.
19. Там же, д. 689, л.
22.
20. Там же, д. 250, л. 38.
21. Там же, л. 38-39об.
22. Осокина Е.А.
Указ. соч., с. 81.
23. Там же, с. 121.
24. НАРБ. Ф. 15, оп. 4, д. 454, л.
28.
25. Там же, ф.4, оп. 21, д. 250, л. 55.
26. Там же, д. 301, л.
251.
27. Там же.
28. Там же, л. 253.
29. Там же, д. 250, л. 5.
30.
Там же, д. 301, л. 104.
31. Там же, д. 250, л. 30.
32. Там же, л.
33.
33. Уголовный Кодекс Белорусской советской социалистической республики.
Мн., 1949, ст. 50.
34. Экономическая жизнь СССР. Хроника событий и фактов.
1917-1965. Изд. 2-е, кн. 1. , с. 244-246.
35. Осокина Е.А. Указ. соч., с.
153.
36. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960.
Справочник. М., Звенья, 1998, с. 18.
37. Там же.
38. Там
же.