Антисемитами не рождаются
В годы Второй мировой войны появление еврейских беженцев из западных областей СССР, неизбежно оказывающихся в зоне нацистской оккупации, вызвало волну антисемитизма даже в тех регионах советской империи, где его до этого никогда не было. И дело было уже не в традиционном неприятии коренным населением инородцев и иноверцев. В стране существовал генератор этого предрассудка. Им являлась сама советская власть.
1
Безнравственно делить по национальности людей, оказавшихся в трагической ситуации и перенесших неимоверные страдания, но нельзя и скрывать тот факт, что судьба евреев во все века носила свой, специфический характер. Это тем более справедливо, когда речь заходит о Второй мировой войне. И дело не только в том, что из почти трех миллионов советских евреев, оказавшихся на оккупированной территории, погибло в результате гитлеровского геноцида более 90%. Драматическая судьба ждала и тех, кто успел спастись от наступающих немецких войск и в условиях невероятного хаоса и неразберихи суматошного отступления Красной Армии бежать вглубь страны. А их только среди эвакуированных и беженцев, чья национальность была зафиксирована официально, согласно энциклопедии «Холокост на территории СССР (М., 2009 – С.1107) находилось 26,86%.
Понятно, что на долю этих людей пришлись все те испытания, которые легли на плечи остальных беженцев: гибельные бомбежки, тяготы передвижения в совершенно бесчеловечных условиях по дорогам охваченной паникой страны, невозможность трудоустройства и полуголодное существование в чужой, часто иноязычной местности. Плохо было всем. Если уж обласканная властями писательница Мариэтта Шагинян писала в своем дневнике: «Из гостиницы выселяют, денег нет, в милиции не прописывают – значит, и продуктовых карточек нет» (ноябрь 1941) или «Мы зверски голодали примерно с января» (июнь 1943), что, в таком случае, говорить о бездомных женщинах со стариками и детьми на руках?! Однако на долю евреев досталось еще и то, чего не доставалось другим народам, – откровенная враждебность окружающей среды.
Общеизвестно, что юдофобство как особая, специфическая форма ксенофобии существовало, существует и будет существовать везде, где есть хотя бы небольшое количество еврейского населения. В последнее время мы наблюдаем этот шовинистический феномен и в тех регионах, где евреи вовсе отсутствуют. Но так сложилось в советской истории, что именно на период Второй мировой войны пришлось окончательное становление негласной, однако вполне даже официальной политики государственного антисемитизма. А параллельно шло возрождение дремавшего все тридцатые годы антисемитизма бытового (общественного). Такое совпадение двух общественных процессов в одной стране, да еще в критических условиях, в которые эта страна была поставлена, не могло быть случайным: один процесс явно подпитывал другой.
Дискриминация евреев, идущая «сверху», была немедленно замечена массами и с энтузиазмом и несомненной личной выгодой (чаще просто моральной) ими поддержана. И если многовековая юдофобская традиция была, по большей части, основана на религиозных и экономических противоречиях, то теперь государство само породило новую форму общественных отношений евреев с окружающим населением – конъюнктурный антисемитизм, в основе которого лежала безусловная поддержка населением действий власти.
А иначе и быть не могло: в государстве с установившимся тоталитарным режимом, где все вопросы, в том числе и национальный, решаются путем силового давления, все преступления совершаются, в основном, руками послушного, рабски преданного населения. За очень небольшой, по историческим меркам, срок волей Сталина все граждане страны превратились, как он сам говорил с присущим ему цинизмом, в «большие и маленькие, второстепенные и первостепенные «винтики» государственной машины, которые, хотят они или не хотят, верят или не верят, вынуждены вращаться со всей машиной». Все это заставляет нас особенно серьезно разобраться в идеологических предпосылках к проведению политики этноцида еврейского народа на территории СССР и роль такой политики в укреплении государственного и общественного антисемитизма в стране в годы Второй мировой войны.
«Ложь и террор в условиях такой невиданной централизации власти действовали почти автоматически и служили средством достижения целей, – писали авторы книги «Подлинная история РСДРП – РКПб – ВКПб. Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций». (СПб. 2010 – С. 485 – 486). – Они тесно переплелись между собой и не могли существовать друг без друга».
Сегодня уже можно со всей определенностью говорить о том, что советская власть, являясь по сути беспрецедентным по жестокости диктаторским режимом, была еще и беспредельно лживой. «Любая власть лицемерна, но большевистская относится к категории уникальных, – писал академик А.Н.Яковлев в книге «Сумерки». – В изобилии произносились слова о равенстве наций, о дикости шовинизма, национализма и антисемитизма. На деле же культивировалась политика, не имевшая ничего общего с декларациями, политика ксенофобии».
Большевизм возник как система, которая декларировала защиту «угнетенных классов» и всеобщую социальную справедливость. Первоначально пытаясь искоренить дискриминацию и утверждая самобытность еврейского народа, он со временем трансформировался в систему, которая стала исповедовать и даже насаждать осужденную историей и ею самой социальную несправедливость и фактически уничтожила еврейскую национальную культуру на всей территории СССР. И феномен этой трансформации – одна из самых парадоксальных страниц современной мировой истории. Как отмечал, анализируя этот парадокс, американский историк Джерри Мюллер, евреи «оказались между обещанием ассимиляции в составе этнонационального большинства и реальностью, которая столь часто их при этом отвергала». (Дж.Мюллер «Капитализм, коммунизм и евреи». – М. 2011. – С. 242).
2
Сами же евреи достаточно поздно спохватились, что за все эти, как правило, «личные свободы» приходится расплачиваться более существенными ценностями, и в первую очередь, национальным самосознанием. Ускоренная урбанизация, расселение еврейского населения вне мест компактного проживания привело к угасанию разговорного еврейского языка (идиша). Массовая миграция евреев из местечек (штетла), этого взлелеянного веками очага сохранения и развития еврейского языка и культуры, в большие города завершил процесс распада еврейской общины. Евреи стали постепенно растворяться среди преобладающего коренного населения. Резко возросло число межнациональных браков, что до недавнего времени было величайшей редкостью.
Государство же со своей стороны позаботилось, чтобы эту чисто естественную ассимиляцию дополнить мерами ассимиляции насильственной. Самой болезненной из них оказался запрет на пользование древним еврейским языком (ивритом) как языком контрреволюционным. Не случайно, выступая на первой конференции гебраистов в Москве в мае 1917 года, великий еврейский поэт Хаим-Нахман Бялик, сказал: «Евреи и иврит – одно и то же понятие, выраженное двумя разными словами… Иврит – не средство познания иудаизма и нашего прошлого. Он сам по себе есть цель». Отказ от своего древнего языка фактически означал для евреев отказ от собственной национальной идентичности, чем все в СССР и закончилось.
Гибель еврейской национальной инфраструктуры и завершил окончательный распад общинной жизни. Фактически в стране происходил процесс «бескровного» уничтожения еврейского этноса. В современной социологии такого рода действия властей носят название этноцида. И проводился он руками «самого демократического государства в мире», строившего «первое в истории социалистическое общество». Причем делалось это в полном соответствии с четко сформулированными идеологическими установками основателей и лидеров этого общества, которые не позволяли евреям быть самостоятельным народом.
«Понятие народа предполагает известные условия, которых в данном случае нет налицо, – писал В.Ленин в своей работе «Положение Бунда в партии». – Народ должен иметь территорию, на которой он развивался, а затем в наше, по крайней мере, время… должен иметь общий язык. У евреев же нет ни территории, ни общего языка».
В.Ленину вторил его ученик и достойный наследник Иосиф Сталин: «Нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность людей, характеризующаяся рядом признаков, а именно – общностью языка, территории, экономического и психического склада, проявляющегося в общности культуры. Отсутствие хотя бы одного из них свидетельствует о том, что рассматриваемая общность не является нацией».
Но что делать, если в реальности такой народ, такая нация существует? Может быть, идеологическая установка не верна? Нет, догматизм большевиков не позволял им ставить под сомнение правоту классиков марксизма-ленинизма. Если теоретически существование такого народа, как евреи, по их мнению, невозможно, значит надо реальность подогнать под теорию.
Так практики нацизма и большевизма сомкнулись. И это неслучайно. Как заявил еще в 1923 году на XII съезде РКП(б) Н.Бухарин, «характерным для методов борьбы, используемых фашистами, является то, что они больше, чем какая бы то ни была другая партия, усвоили и применяют на практике опыт русской революции». Правда, было одно, хотя и весьма существенное различие.
Нацисты решали проблему свободного от евреев пространства (юденфрай) их физическим уничтожением. Большевики эту же проблему решали бескровно, уничтожением евреев морально, лишением их национального самосознания, превращением их в манкуртов – людей без рода, без племени. Раз, как писал В.Ленин, «идея еврейской национальности противоречит интересам еврейского пролетариата», значит, этой национальности их надо лишить.
3
Октябрьский переворот 1917 года, приведший большевиков к господству на «шестой части земного шара»», положил начало созданию в России уголовно-террористического государства фашистского типа, главной особенностью которого являлась жесточайшая централизация. Историк С.Дмитриевский, бежавший на Запад, еще за два года до прихода к власти в Германии национал-социалистов в книге «Сталин» (Стокгольм, 1931) написал: «Сталинская власть – власть национал-коммунистическая».
Фактически, заложив все основные принципы и методы руководства еще в условиях военно-революционной диктатуры, коммунистическая партия до последних дней своего существования так и не нашла в себе силы от них отойти. Используя исключительно тоталитарные и административные методы руководства (а иное в условиях унитарного, бюрократически централизованного государства просто невозможно), органы власти в СССР на всех уровнях переносили их на решение национальных проблем, естественно включая (или даже делая основным) «еврейский вопрос». «В истории трудно найти пример реакции, которая не была бы окрашена антисемитизмом, – писал в свое время Л.Троцкий. – Этот особенный закон целиком и полностью подтверждается в современном Советском Союзе… А как может быть иначе? Бюрократический централизм всегда был для шовинизма путем наименьшего сопротивления».
Силовое решение «еврейского вопроса» во все века являлось одним из основных факторов становления и развития экспансионистских режимов, пытающихся перестроить мир, подгоняя его под собственную, заранее спланированную (чаще всего умозрительно) модель. В этом отношении германский нацизм мало чем отличался от большевизма, в результате чего начатый Гитлером геноцид еврейского населения Европы едва не был завершен Сталиным в масштабах всей большевистской России.
ЮНЕСКО определяет этноцид как «любое действие, направленное на лишение этнических черт или идентичности, любые формы национальной ассимиляции или интеграции, принуждение к чужому образу жизни». «Этноцид, – уточняет «Энциклопедия социологии» (2009), – это процесс внешней аккультурации, вытеснение и отрицание всей «низшей» культуры традиционных обществ под видом расширения цивилизации и технологии».
Многие авторы определяют этноцид как форму геноцида, ибо он неизбежно приводит к сокращению (вплоть до полного исчезновения) числа людей, считающих себя принадлежащими к какой-либо национальной группе. Как бы то ни было, советская власть совершила по отношению к евреям преступление этноцида, поскольку насильственная ассимиляция совершалась большевиками преднамеренно и планомерно.
Все это и составило, на самом деле, основное содержание пережитой евреями драмы, и было бы наивным думать, что те дискриминационные меры, которые власти позволяли себе по отношению к евреям, остались незамеченными широкими народными массами. Расходящаяся «сверху» практика насильственного лишения евреев основных ориентиров этнического существования, превращение их в народ без родины, в глазах простых обывателей делало их людьми «второго сорта» или, как это было официально сформулировано уже после войны, «безродными космополитами». Тем более, что идеологическая составляющая очень быстро стала обрастать практическими делами.
Добившись упрочения власти, большевики начали сворачивать программы помощи национальным культурам и наращивать тенденции русского великодержавного шовинизма. И в этом отношении уместно привести слова академика Андрея Сахарова , который, анализируя то, что произошло в полиэтнической и поликонфессиональной России за семь десятилетий после Октября, писал о власти большевиков как о власти, «несущей на себе печать имперского мышления и имперской политики «разделяй и властвуй». Жертвой этого наследия, – констатировал он, – явились малые союзные республики и малые национальные образования».
Что касается евреев, то они еще, кроме всего, стали разменной монетой в борьбе Сталина за власть. Вот как об этом пишет в статье «Советское еврейство во Второй мировой войне» британский историк, выходец из России Реувен Эйнштейн:
«Евреи, безусловно, не были единственным народом, права которого оказались урезанными под административным и культурным влиянием возрождения русского национального сознания. Они не были также единственной национальностью, коммунистические и интеллектуальная элита которой были в большей мере уничтожены во время чисток по сфабрикованным обвинениям в буржуазном национализме. Но в отличие от других национальностей, которые пострадали в тот период, права советских евреев были еще больше ущемлены благодаря тому, что Сталин воспользовался традиционными антисемитскими предрассудками и чувствами. Ими он манипулировал сначала, чтобы выиграть свою борьбу с Троцким и его сторонниками внутри партии, а затем – чтобы укрепить свое положение абсолютного диктатора путем умиротворения националистических стремлений и надежд русского народа». (Сб. «Евреи в Советской России. 1917 – 1967». Библиотека «Алия». – 1975. – С. 9).
4
В ноябре 1919 года, после разгрома белой армии, В.Ленин писал украинскому руководству: «не допускать евреев в органы власти (разве в ничтожном проценте, в особо исключительных случаях, под классовый контроль)».
Уже тогда, на самом раннем этапе становления советского государства, проявилась двойная мораль большевиков: во всеуслышание декларируя тезис пролетарского интернационализма и борьбы с бытовым антисемитизмом, они при этом негласно проводили ставшую официальной в последующие годы политику так называемых «национальных кадров». На деле такая политика фактически провозглашала торжество великодержавного шовинизма, а в отношении евреев — государственного антисемитизма.
Созданную большевиками империю А.Авторханов назвал идеократической. «История страны и партии на протяжении десятилетий подвергалась фальсификации и извращению, – писал он. – Это, в первую очередь, относится к истории национального вопроса… Ведущая идея фальсификации – выдавать советский тип колониализма за идеальное решение национального вопроса, а советскую великодержавную политику русификации нерусских народов – за политику «интернационализации».
Уже в двадцатые годы были периоды, когда травля евреев принимала открытый и даже разнузданный характер. Когда в 1927 году, подготавливая окончательный разгром оппозиции и формируя общественное мнение к необходимости исключения оппозиционеров из партии, их арестов и высылки, агитация использовала антисемитские намеки, И.Сталин даже был вынужден выступить с заявлением, в котором, в частности, сказал: «Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры».
Слова И.Сталина были расценены именно так, как на это он сам и рассчитывал: акцент на национальность лидеров оппозиции разбудил в массах самые низменные инстинкты. К этому времени не только на партийных, но даже на рабочих собраниях официальные агитаторы, не стесняясь, говорили, что во главе оппозиции стоят три «недовольных еврейских интеллигента». Евреев открыто убирали с ответственных партийных и советских постов. Делалось это даже там, где были сильны позиции старых большевиков,- в Москве и Ленинграде. После изгнания Л.Троцкого из страны в 1929 году И.Сталин открыто демонстрировал свои антисемитские настроения перед соратниками по Политбюро. Не случайно анекдот того времени гласит, что «Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин - из Политбюро».
После прихода Гитлера к власти и развязанного им антиеврейского террора Сталин в «своем кругу» не раз подчеркивал правильность выбранного фюрером пути. Сохранились воспоминания родственницы маршала М.Тухачевского Лидии Норд, которая так записала один из его рассказов о И.Сталине: «Вчера, когда мы говорили частным порядком, Сталин оправдал репрессии Гитлера против евреев, сказав, что Гитлер убирает со своего пути то, что мешает ему идти к своей цели, и с точки зрения своей идеи Гитлер прав. Успехи Гитлера слишком импонируют Иосифу Виссарионовичу и, если внимательно приглядеться, то он многое копирует у фюрера».
Не скрывал Сталин своих пристрастий и перед потенциальными противниками, заявив в 1939 году в беседе с Риббентропом, что «ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем в руководстве евреев, которые на сегодняшний день пока еще ему нужны».
Объяснить такое отношение Сталина к еврейской интеллигенции только его личным антисемитизмом сложно: он все же был серьезным государственником и не мог не понимать, что система государственного антисемитизма как форма социальной политики компрометирует любой режим. Это понимали даже депутаты черносотенной царской Государственной думы. Вот как эту мысль сформулировал в своей думской речи 9 февраля 1911 года известный русский адвокат В.Маклаков: «Если каждый человек может быть антисемитом, то государство не имеет права им быть, ибо у государства есть свой долг, есть свои обязанности перед подданными… Нужно уничтожить тот государственный антисемитизм, который сделал то, что быть антисемитом у нас так же удобно, как бить по лежачему, топтать того, кто уже связан».
Объяснение позиции Сталина, скорее всего, лежит в другом. Эту мысль сформулировал, правда, еще по отношению к царизму, М.Горький в статье «Революция и культура» («Новая жизнь», 18 апреля. 1917 г.): «Старая власть была бездарна, но инстинкт самосохранения правильно подсказывал ей, что самым опасным врагом ее является человеческий мозг. И вот всеми доступными ей средствами она старалась затруднить или исказить рост интеллектуальных сил страны».
В борьбе с оппозицией власти не брезговали ничем. Подчеркивая ее «еврейский характер», они даже планировали национальный состав подсудимых на устраиваемых по разному поводу процессах. Л.Троцкий вспоминал позднее: «Как и при судебных процессах взяточников и других негодяев, так и при исключениях оппозиционеров из партии, бюрократия охотно выдвигала случайные и второстепенные еврейские имена на передний план. Об этом совершенно открыто говорилось в партии».
Серьезному распространению антисемитских настроений в обществе способствовали и так называемые процессы «троцкистско-зиновьевского центра» и «параллельного троцкистского центра»: на одном из них около половины, а другом - две трети подсудимых были евреями, в том числе, пять евреев - эмигрантов из Германии, обвиненных не только в троцкизме, но и в связи с гестапо (?!).
А раз так, то чего с ними, с евреями, цацкаться?! В крови миллионов вновь стал циркулировать находившийся некоторое время после революции в латентном состоянии вирус антисемитизма, а в мозгу – пульсировать импульс жажды мести за свое, по большей части, нищенское существование. Евреи вновь стали изгоями, и вновь именно они должны были ответить за все: за Октябрьский переворот, за разруху, за голодомор, за репрессии. За все. Поистине: «революции делают троцкие, а расплачиваются за них бронштейны».