«Лепил и отливал барон Петр Клодт...»

 

tvor4estvo_5.jpg          tvor4estvo_55.jpg

Надо полагать, жители Васильевского острова в Петербурге были немало удивлены, когда в один из весенних дней 1831 года наблюдали за тем, как сын покойного барона Клодта фон Юргенсбурга заводит в свою небольшую квартирку в полуподвальном помещении на углу Академического переулка и Пятой линии... коня. Но еще больше они были бы удивлены, если бы узнали, что же происходило дальше в квартире Клодта. А об этом свидетельствует запись одного из очевидцев: хозяин ставил лошадь в одной из комнат, «а самому уже поместиться негде; сядет, съежившись, у ее ног и рисует...»

Да, именно в таких условиях рисовал, а еще вырезал из дерева и лепил из гипса фигурки лошадей человек, чье имя станет одним из самых значительных в мировой скульптуре,— Петр Карлович Клодт. И именно в те дни на бумаге, в дереве, в гипсе появлялись эскизы скульптур, ставших еще одним пластическим символом Северной Пальмиры,— скульптур коней на Аничковом мосту. «Клодтовых коней».

Рисовал и лепил барон с детства. Научил его этому отец — генерал-майор, герой войны с Наполеоном. Генерал неплохо рисовал, резал портретные силуэты, а в результате трое его сыновей выросли в профессиональных мастеров: Петр стал скульптором, Владимир — начальником чертежной в Инженерном штабе, Константин — иллюстратором и гравером, человеком, возродившим в России искусство ксилографии. Профессиональными художниками, академиками живописи стали и внуки генерала: сын Константина Михаил — пейзажистом, сын Петра, тоже Михаил — мастером жанровой живописи, членом общества передвижников со дня его основания.

Генерал был начальником штаба Омского Отдельного Сибирского корпуса, жила семья в Омской крепости, и поэтому, естественно, трое его сыновей получили военное образование, типичное для детей из таких семей: сначала кадетский корпус, потом военное училище. Все трое одно и то же — артиллерийское в Петербурге. Но в столицу братья попали лишь в 1822 году, спустя пять лет после смерти отца.

Особое пристрастие Петра к лошадям обнаружилось очень рано. Мальчик исчезал из кадетского корпуса, из города, и находили его в степи, у киргизов, разъезжающим на какой-нибудь лошади. Наказания не помогали. Когда же юный кадет начал серьезно заниматься рисованием и резьбой по дереву, главным предметом его творчества стало, конечно же, изображение лошадей.

Делал он это при малейшей возможности, с карандашами и перочинным ножом не расставался никогда. Везде, где только можно, наблюдал за поведением лошадей, за их движениями, аллюрами, за игрой мускулов. Тут же делал наброски. В Петербурге друзья не раз замечали его где-нибудь на улице, на базаре или в порту, замершим у заинтересовавшего его коня. Часами простаивал он в конногвардейском манеже, зачарованный красотой породистого скакуна, которого объезжали опытные водничие.

Очень скоро о чудаковатом юнкере артиллерийского училища заговорили в придворных кругах, узнал о нем и царь. Поэтому «странностям» Петра Клодта уже никто не удивлялся, и все же... Привести коня к себе домой?!..

У петербургских обывателей Клодт не мог не вызвать раздраженного недоумения. Еще бы! Имея возможность сделать военную карьеру, этот молодой прапорщик, барон, после полутора лет службы в учебной артиллерийской бригаде неожиданно для всех, сославшись на плохое здоровье, ушел в отставку. Ушел в 23 года, не определившись в жизни, без «доходной» специальности и фактически без средств к существованию. И интересовали его только лошади.

Презрев все сословные предрассудки, согласно которым дворянину не к лицу занятия искусством, добровольно отказавшись от общения с людьми своего круга, Петр Клодт посвятил жизнь скульптуре. И это тем более удивительно, что за плечами у него не было никакой художественной школы. Все, что он умел, он постиг сам.

В 1830 году, благодаря благорасположению царя, Клодт становится вольнослушателем Академии художеств. Там он быстро завоевывает признание ректора И. П. Мартоса. Рисунки и деревянные фигурки лошадей, выставляемые им в окнах квартиры, начинают раскупаться. Хвосты из льна, копыта из рога, глаза из бисера...

И быть может, так и прожил бы Клодт в неизвестности, если бы не произошло невероятное: молодой человек, едва начавший посещать классы в Академии, получает из рук архитектора К. Тона заказ на две скульптурные группы коней с водничими для Адмиралтейской набережной. Получает после того, как был отвергнут проект «самого» В. И. Демута-Малиновского. Вот тогда-то и стали появляться в квартире Клодта красавцы-скакуны из царской конюшни.

Огромная ответственность легла на плечи человека, опыт которого^ в создании подобных скульптурных групп был практически равен нулю. Благоустраивалась столица Российской империи; вокруг Зимнего дворца и Адмиралтейства засыпались ставшие ненужными каналы, разбивались бульвары и скверы, одевались в гранит и украшались набережные, пристани, спуски к воде.

Скульптурные группы укротителей коней предложил установить на пристани у Академии художеств зодчий Петербурга великий Карл Росси. Верный классицизму, Росси и здесь отдал предпочтение мифологической тематике, обратившись к образам Диоскуров — сыновей Зевса, близнецов Кастора и Поллукса, покровителей и помощников мореплавателей. Согласно мифологии, оба брата отправились в путешествие вместе с аргонавтами за Золотым руном, и именно в их честь на месте нынешней сухумской бухты в VII веке до н. э. милетскими купцами был основан город Диос-курия (Себастополис). Диоскурами иногда называли созвездие Близнецов. Один из братьев славился укрощением коней, так что установка подобных скульптур на набережной отражала и причастность близнецов к мореплавателям и умение обращаться с лошадьми.

В октябре 1831 года П. Клодту передали для изу-_ чения «полученные из Парижа модели конных статуй, находящихся у входа в Елисейские поля». Однако Клодт не собирался запечатлевать в бронзе холодную красоту персонажей классического искусства. Его Диоскуры должны быть взяты из жизни, они должны быть земными, полными экспрессии, должны будить мысль и действие, звать на борьбу с дикими силами природы. Вот зачем нужны были ему кони в маленькой полуподвальной квартире.

С того момента, как конь и человек впервые появились вместе в наскальной живописи, они и по сей день остаются образцами красоты, удивительной пластики и гармонии. Колесницы и парадные портреты всадников были весьма популярны у художников и скульпторов всех времен. Свидетельства тому — многочисленные сохранившиеся до наших дней произведения живописи и ваяния. Однако фигуры укротителей встречаются очень редко. Практически Клодт, создавая своих диоскуров, не мог опереться на чей-то имеющийся опыт.

Год он потратил на создание моделей, на то, чтобы отлить их в гипсе. Десятки вариантов были отвергнуты. И не потому, что не получались фигуры коня или человека,— никак не удавалось достичь главной цели: выразительно запечатлеть победу человека над дикой природой. Медленно приближался Клодт к намеченной цели, но в 1833 году работу пришлось приостановить: поступил новый, более срочный и не менее ответственный заказ.

С лета 1814 года стояла за Обводным каналом по Нарвскому тракту деревянная триумфальная арка, увенчанная колесницей, которой управляла крылатая богиня. Здесь встречала столица русские войска, возвращавшиеся из Франции после победной войны с Наполеоном. Но арка обветшала и нуждалась в замене.

Новые Триумфальные ворота заложили 26 августа 1827 года, в день 15-й годовщины Бородинского сражения. Дважды предлагались проекты новой колесницы Славы, и дважды они отвергались, хотя это были проекты очень известных мастеров В. И. Демута-Малиновского и С. С. Пименова. Их колесница уже была установлена на арке Главного штаба в Петербурre. И вот заказ на скульптуру коней для новых Нарвских ворот передали Клодту.

Тут уже у Клодта были примеры для подражания, и, наверное, наиболее выразительный — четверка бронзовых коней на кровле собора святого Марка в Венеции, которая еще в I веке н. э. украшала арку Нерона в Риме. Клодту предстояло создать нечто подобное, чтобы еще раз подчеркнуть величие победы над армией Наполеона. Работать приходилось в условиях острой нехватки времени. К тому же из экономии средств шестерку коней было внезапно решено заменить квадригой, а в результате все сооружение утратило свою цельность. Когда готовую группу водрузили на арку, все убедились, что четверка коней мала для такого сооружения. И Клодт создал фигуры еще двух коней.

Шестерка вздыбленных коней Нарвской триумфальной арки стала провозвестницей всемирной славы Петра Карловича Клодта. Но лишь в августе 1834 года смог он продолжить работу над Диоскурами. Решение о выполнении моделей в натуральную величину было принято в Академии художеств лишь после того, как они были одобрены императором.

К концу 1836 года обе скульптуры были готовы к отливке. Выполнить ее должен был литейный двор Академии художеств, возглавляемый в течение четырех десятилетий известным мастером Василием Петровичем Екимовым. Своего подлинного имени Екимов не знал: 12-летним мальчишкой он был привезен в Россию из Турции. Образование получил в Академии художеств. Именно его руками были отлиты памятники Суворову на Марсовом поле в Петербурге и Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве.

Готовился Екимов отливать и «Укротителей» Клодта, но случилось самое худшее: в 1837 году замечательный литейщик умер. Замены ему не нашлось, и Клодт решил сам заняться бронзолитейным делом, тем более что после учебы в училище и общения с Екимовым кое-что он в этом смыслил.

Осваивая все премудрости новой для себя профессии, Клодт в течение двух лет практически не вылезал с литейного двора. Он поселился в бывшей квартире Екимова, рядом с литейным цехом, учился готовить гипсовую форму, устанавливать каркас, делать восковую модель, плавить металл и, не гнушаясь самой «черной» работы, производить еще десятки крупных и мелких операций. Он так переоборудовал плавильную печь, что этим заинтересовались даже за границей. Спроектированные и построенные им две новые печи на 600 пудов металла для крупных отливок были почти в десять раз более мощными, чем прежние.

Пройдет совсем немного времени, и Клодту присвоят звание литейного мастера. Почти одновременно с этим, в 1838 году, он станет членом Академии художеств и профессором скульптуры — руководителем класса. Ему предложат занять должность заведующего литейной мастерской, и он будет первым в истории русского искусства ваятелем и бронзолитей-щиком одновременно.

Из-под его рук выйдут прекрасные скульптурные работы других мастеров, точно — почти без доводок, зачисток, дочеканок — воспроизводящие авторские гипсовые модели, и среди них, например, барельефы строящихся Исаакиевского собора в Петербурге и храма Христа Спасителя в Москве. Его руками будут отлиты тонко выполненные скульптурные портреты, в том числе надгробие великой трагической актрисы Варвары Асенковой, покончившей с собой в 24-летнем возрасте. Причем все, даже самые крупные, работы он будет отливать цельными... А пока... Пока ему предстояла труднейшая работа — отливка в металле «Укротителей коней».

Если верить современникам, о предстоящей отливке знал едва ли не весь Петербург. Все ждали, когда начнут дымить трубы литейного цеха. Сама отливка проходила в присутствии большого количества зрителей. Не меньше их было и тогда, когда Клодт собственноручно разбивал формы, высвобождая готовые скульптуры.

Эта работа была неимоверно сложной. На подготовку ко второй отливке было затрачено три года. И когда мы сейчас на постаменте одной из скульптур читаем: «Лепил и отливал барон Петр Клодт», мы понимаем это буквально, ибо все от начала и до конца было сделано его руками.

Созданные Клодтом две скульптурные группы должны были оказаться на набережной Адмиралтейского бульвара, «перед входами в боковые аллеи, лицом к лицу для лучшего обзора со стороны Невы». Но так случилось, что как раз в это время правительство решило закупить для Петербурга две статуи египетских сфинксов, и уже велись необходимые переговоры. Предполагалось, что именно они и окажутся на набережной. «Укротителям коней» пришлось искать новое место. И нашел его сам Клодт.

 


Именно в эти осенние дни 1841 года на Невском проспекте завершалась перестройка моста через реку Фонтанку (тогда она называлась Фонтанной рекой, ибо давала воду фонтанам Летнего сада). Мост был возведен в свое время по приказу Петра I. Более ста лет Фонтанная река была южной границей города, и мост выполнял функцию въездных ворот. А в целом на Фонтанке было семь таких мостов. Все они были построены в XVIII веке, причем два из них — Чернышев мост (ныне мост Ломоносова) и Старокалин-кинский — сохранились до наших дней.

Мост через Фонтанку был известен среди горожан под именем Аничкова моста: так в памяти России остался инженер-полковник М. О. Аничков, чей батальон этот мост возводил. Его же имя получила и рядом лежавшая слобода. Названия эти настолько прижились, что, когда граф Разумовский здесь же, на набережной, построил себе дворец, его стали называть Аничковым дворцом.

В 1785 году мост, который возвел Аничков, был заменен новым, с четырьмя гранитными башнями, но со временем и этот мост уже не удовлетворял нужды города: был узок, неудобен. Тот вид, к которому мы привыкли, мост приобрел в 1841 году. Его перестроили в рекордный для того времени срок: 22 мая мост разобрали, а 20 ноября, широкий — во всю ширину Невского проспекта,— одетый в красный карельский гранит, он принял первых пешеходов. По четырем углам моста стояли «Укротители коней» Клодта — две скульптуры (по одной стороне моста) были бронзовыми, а две — точные копии первых — гипсовыми. Скульптуры и стали главным украшением моста, а позднее и одним из главных украшений города.

Скульптурные группы Клодта явились откровением для современников. До того времени художники черпали свои сюжеты в библейских и мифологических сказаниях, герои их творений были богами. А тут вдруг воспевалась красота не только тела человека, но и тела лошади.

Вот, скажем, мраморные античные «Диоскуры» с Капитолийского холма в Риме. Или знаменитые «Кони Марли» — две группы укротителей из увеселительного замка Марли в Париже (теперь они находятся иа площади Согласия), созданные за сто лет до Клодта французским скульптором Гийомом Кусту. В центре композиции тех, ставших классическими, образцов — человек, а невыразительные фигуры лошадей лишь подчеркивали его красоту и силу. В результате естественные пропорции фигур были нарушены.

У Клодта же фигуры и человека и животного оказались не только соразмерными, но и равноценными по значимости, а это было непривычным, не укладывалось в каноны господствовавшего в то время академического направления искусства.

Современники по достоинству оценили работы Клодта. Был благосклонен и царь — он подарил мастеру двух белых арабских скакунов. Клодт стал знаменитым, но работы не прекращает ни на один день: лепит, рисует, готовится к новым отливкам — важным правительственным заказам.

Среди отливок, выполненных Клодтом в Литейном доме в тридцатые-сороковые годы, памятники Карамзину, Державину, Барклаю-де-Толли, Петру I. Они стоят в Казани, Тарту, Кронштадте. Его отливки бюста И. Мартоса и скульптурный портрет президента Академии художеств А. Оленина не требовали даже малейшей дочеканки. Для Зимнего дворца Клодт создает две группы лошадей по собственной композиции. Для чугунолитейного завода в г. Касли (близ Челябинска), славившегося художественным литьем, он делает ряд моделей (скульптуры, садовые столики, решетки и т. д.), отличавшихся графической четкостью силуэта и тщательной отделкой деталей.

По предложению известного хирурга и анатома И. В. Буяльского П. Клодт в 1836 году отливает из бронзы статую «Лежащее тело» — анатомическую модель человеческого тела с отпрепарированными мышцами. Копии этой статуи были подарены крупнейшим академиям Европы, дабы «не скрыть перед ними имени того знаменитого хирурга, которому мы обязаны лучшею анатомическою статуею, ныне существующей в Европе».

Уже при установке гипсовых фигур на Аничковом мосту было ясно, что просуществуют они под неласковыми балтийскими ветрами очень недолго, поэтому в 1841 году Клодт делает бронзовые отливки, чтобы заменить ими гипсовые. И тут началась история, которая длилась восемь лет и стоила мастеру много крови, а еще больше пота. По приказу царя новые отливки прямо с литейного двора отправляют морем в подарок прусскому королю Фридриху-Вильгельму IV — тестю Николая I. Клодту даже пришлось побывать в Берлине для их установки на дворцовой площади.

Повторные отливки были сделаны лишь спустя два года. 9 октября 1843 года скульптуры были установлены на мосту. Но простояли они там недолго: в 1846 году их сняли с постаментов и отправили в Неаполь — в подарок еще одному королю, Фердинанду II. (Они и поныне находятся в Неаполе.)

Но нет худа без добра: имя ваятеля становится широко известным в Европе, его избирают действительным членом Римской, Парижской и Берлинской академий художеств. И тут Клодт принимает одно важное решение: коль скоро две европейские столицы уже украшены его «Укротителями» и еще неизвестно, не захочет ли царь украсить ими какую-нибудь третью,— он не будет копировать первые свои скульптуры, а создаст новые, оригинальные работы.

И вновь долгий, изнуряющий труд в мастерской. На даче, в Павловске, он не отходит от своих скакунов и опять, раз за разом, переносит на бумагу и дерево мускулатуру крупа коня, складки его кожи, развевающуюся гриву, раздутые ноздри. Дочь, искусная наездница, вновь и вновь заставляет взвиваться скакуна, давая отцу возможность запечатлеть этот момент в памяти и рисунке.

И вновь модели, отливки в гипсе, отливки в бронзе. И вновь сбегается весь Васильевский остров на дым огромных труб литейного двора. Но вот, наконец, 18-летний труд завершен; в 1850 году солдаты саперного батальона водружают две новые группы на Аничковом мосту — месте их вечной стоянки. Как писал поэт Владимир Нарбут,

Четыре черных и громоздких,
Неукрощенных жеребца
Взлетели — каждый на подмостках
Под стянутой уздой ловца.
Как грузен взмах копыт и пылок!
Как мускулы напряжены!
Какой ветвистой сеткой жилок
Подернут гладкий скат спины!

Скульптурные группы Клодта вызывали всеобщее восхищение. Они настолько вписались в исторически сложившийся архитектурный пейзаж Невского проспекта, словно были спланированы с самого начала застройки.

Ни одна из групп не повторяет другую ни по сюжету, ни по пластическому решению. Четыре группы — это четыре этапа одного процесса. Вот юноша, зажав в руке узду, сдерживает взвившегося на дыбы коня. Конь начинает вырываться, все труднее становится юноше, все больше сил ему приходится прикладывать, чтобы осадить коня. Впечатление, что тому почти совсем удалось освободиться от укротителя: юноша повержен на землю и лишь одной рукой еще как-то удерживает вздыбленное животное. И все же конь покорен: юноша еще не поднялся с земли, он стоит, припав на одно колено, но чувствуется, что победу он одержал. Вот так все это и застыло в металле. Как писал А. Блок,

...лошадь храпела навек.
И на узде в напряженьи молчанья
Вечно застывший висел человек.

Когда в 1844 году умер великий русский баснописец Иван Андреевич Крылов, известие о его смерти было воспринято в России как всенародное горе. В Петербурге же воспринималось это еще острее: «дедушку Крылова», который прожил в столице шестьдесят лет, знал весь город, и у всех перед глазами еще стояла его крупная фигура, его неторопливые прогулки по улицам с руками, заложенными за спину, его характерная поза и величавая самоуглубленность, когда он с книгой в руках часами неподвижно просиживал в одной из аллей Летнего сада.

В 1845 году была объявлена подписка на памятник, и спустя три года уже было собрано более 30 тысяч рублей. Академия художеств объявила конкурс, в котором сочли за честь принять участие крупнейшие скульпторы России. Не мог отказаться от участия в конкурсе и Клодт.

Первое, с чем всегда сталкивается мастер в начале работы, это проблема выбора. А выбор у Клодта был более чем серьезный. Он мог сделать памятник согласно академическим канонам того времени — аллегорическую фигуру подобно фигуре Музы истории, установленной на памятнике Карамзину в Симбирске. Он мог изобразить Крылова с обнаженным торсом, нарядив его в римскую тогу, как это было сделано на памятнике Державину в Казани. Но мог и создать реалистический портрет, придав ему психологическую характеристику и окружив «земными» реалиями.

Верный своим идеалам, Клодт выбрал третий вариант: он изобразил поэта сидящим на скамейке под липами, а чтобы избежать резкой контрастности со стилистикой всей остальной скульптуры Летнего сада, поместил памятник в тени кустов и деревьев. Достоверность была достигнута почти документальная.

Работа над памятником предстояла огромная. Кроме фигуры самого поэта, вокруг огромного пьедестала, по замыслу Клодта, должны были находиться Слон и Моська, Волк и Журавль, Лебедь, Рак и Щука, квартет в полном составе и другие персонажи басен Крылова. Для создания горельефной композиции Клодт пригласил Александра Агина, выдающегося мастера графики, едва только завершившего работу над иллюстрациями к «Мертвым душам» Гоголя.

И все же лепить-то фигуры животных Клодту нужно было с натуры, и тогда рядом с мастерской в Литейном доме появился зверинец, в котором жили медведица с двумя медвежатами, овца с ягненком, лисица, волк, обезьяна и даже журавль. Слона и льва пришлось лепить во время сеансов в Зоологическом саду.

Четыре года ушло у Клодта на создание памятника И. А. Крылову, но, как и в прошлые годы, параллельно пришлось работать еще над одним крупным монументом — памятником князю Владимиру Киевскому. Проект памятника был готов еще в 183S году. Его автор Демут-Малиновский тогда же сделал и модель, которую успел предъявить Академии художеств, но на этом дело и кончилось. В 1846 году Демут-Малиновский умер, и вот теперь Клодту предстояло по небольшой модели вылепить огромную, высотой 4,5 м статую, отлить ее и установить на 16-метровый постамент.

Бронзовый памятник князю и чугунный постамент были готовы лишь в 1854 году. Клодт сам отвез их в Киев, сам выбрал место для монумента на гористом берегу Днепра, в котором, по преданию, и проходило то крещение, что означало принятие на Руси христианства, и, наконец, сам памятник установил. Постамент имел вид восьмигранной часовни псевдовизантийского стиля, а на нем — барельеф «Крещение Руси» и герб старого Киева.

Лишь завершив работу в Киеве, смог Клодт вернуться к памятнику И. А. Крылову. Открытие его состоялось 12 мая 1855 года. И последний штрих: Клодт отлил этот невероятно сложный монумент целиком, сохранив при этом поистине ювелирную точность во всех даже самых мелких деталях.

Памятник И. А. Крылову стал последним произведением скульптуры, установленным в Летнем саду, а для Клодта он стал самым глубоким, самым проникновенным творением. Правда, была еще работа над квадригой для величественного портала перестроенного в середине прошлого века здания Большого театра, но эти скульптуры с моделей Клодта создавали методом гальванопластики, изобретенным незадолго до этого профессором Б. С. Якоби. И была еще одна, уже последняя работа мастера — конная статуя Николая I для пышного парадного памятника по проекту архитектора Огюста Монферрана.

Здесь Клодт тоже совершил подвиг, но это уже был подвиг инженера, точный математический расчет которого позволил огромную шестиметровую статую поставить на две точки опоры — на задние ноги коня,— уникальная для своего времени работа. Памятник и поныне стоит в центре Исаакиевской площади, хотя он едва ли может быть внесен в перечень шедевров русского искусства.

Умер Клодт скоропостижно на своей даче поздней осенью 1867 года.

Ленинградцы свято хранят «Укротителей коней» Петра Карловича Клодта, ставших одним из символов города. В ноябре 1941 года скульптуры были со всеми предосторожностями укрыты под землей в Саду отдыха, здесь же рядом, на Невском. А в ночь на 2 июня 1945 года вновь появились на своем посту, чтобы больше уже никогда его не покидать.

 
 
Яндекс.Метрика