«На бой кровавый, святой и правый»

Москва. Конец февраля 1897 года. В Часовой башне пересыльной Бутырской тюрьмы ждут отправки в Восточную Сибирь члены Петербургского центра "Союз борьбы за освобождение рабочего класса". Позади - 14 месяцев одиночного тюремного заключения, впереди - 36 месяцев ссылки. Сюда, в Бутырку, доставляли политических отовсюду, поэтому неудивительно, что в одной камере с питерскими товарищами - Ванеевым, Кржижановским, Старковым, членами общегородского столичного комитета, в который кроме них, входили еще только двое - Ульянов и Мартов, оказались польские социалисты - Петкевич, Абрамович, Стражецкий.

Три шага вширь и пять в длину -
Очерчен так всей камеры мирок.
Окошко вздернуто предельно в вышину.
В двери, над форткой запертой, глазок.

Листок железа - стол стенной.
Стул откидной, такая же кровать...
В белесом потолке порой ночной
Малютка-лампочка начнет мерцать.

Так опишет Глеб Кржижановский обстановку, в которой оказались те, чью волю "наметил враг сломить, он на расправу крут", и как их будут "одиночеством томить - не все, не все его перенесут".

Более двух лет понадобилось группе "стариков", возглавляемой юристом Ульяновым, чтобы создать нелегальный "Союз". Объединив в ноябре 1895 года столичных социал-демократов в единую организацию, они, по существу, обеспечили централизованное руководство в первую очередь стачечной борьбой петербургского пролетариата. Было выпущено 70 листовок, подготовлен первый номер социал-демократической газеты "Рабочее дело" со статьями Ульянова, установлена связь с большинством марксистских подпольных организаций России для объединения их в единую рабочую партию...

Но в ночь с 8 на 9 декабря 1895 года начались аресты. В доме предварительного заключения на Шпалерной, в знаменитой "предварилке", оказалось 57 человек -"декабристов", как стали они потом шутя сами себя называть. В январе и августе следующего года - снова аресты. Всего было задержано более 250 человек - весь цвет столичной социал-демократии.

Больше года провели они в тюремных одиночках. Приговор был объявлен в феврале 1897 года, и вот 22 человека "по высочайшему повелению" отправлялись в сибирскую ссылку.

Мария Александровна Ульянова смогла для своего сына выхлопотать послабление, и его ждала дорога к месту ссылки, в село Шушенское, за свой счет, то есть достаточно комфортно. Остальные - Кржижановский, Лепешинский, Старков, Ванеев, Мартов - по этапу. Отправка была назначена на 25 марта. Ждать уже недолго. А пока -камера, непрекращающиеся споры о путях развития революции и песни, которые они будут петь вполголоса. И поляки обязательно споют свою "Варшавянку". Красивая, вызывающая душевный подъем мелодия была у этой песни, маршевый ритм и чеканный, зовущий в бой припев:

Вперед, Варшава!
На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш, Варшава!

Польские революционные песни были в те годы очень популярны у русского пролетариата, еще не имевшего собственных песен столь боевого характера. Но они еще не были переведены на русский язык, и пели их по-польски. И хотя их знало достаточно много людей, хотелось, чтобы знали тысячи, десятки тысяч. Нужен был перевод. И вот товарищи Глеба Кржижановского "приказали" ему сочинить русский текст "Варшавянки". Поляки сделали подстрочный перевод, и Глеб чаще всего ночью, на чудом сохранившихся после многочисленных обысков клочках бумаги начал писать.

Из воспоминаний участников этих событий неясно, почему был сделан перевод именно этой "Варшавянки", ведь существовала еще одна, которая позднее получила известность как "Варшавянка 1905 года". Может быть, Глеб Кржижановский не знал о ее существовании, а потому и выбора у него не было?! Может быть, другую "Варшавянку" в те дни просто не пели?! Во всяком случае, "Варшавянки" было две. И появились они с разницей в 30 лет как отражение разных, хотя и аналогичных событий.

Рождение первой, непереведенной на русский язык, относится к 1831 году. За год до этого известный французский поэт и драматург, член Французской академии Жан Франсуа Делавинь (1793-1843), о котором писали впоследствии, что все, что он создал, "честно, благородно и либерально", но при этом "бесцветно, риторично и холодно", откликнулся на июльскую революцию во Франции стихотворением "Парижанка". Стихотворение это быстро стало народной песней, а когда в Польше началось национально-освободительное восстание 1830 - 1831 годов, Делавинь написал еще одно стихотворение, которое назвал "La Varsovienne ou la Polonaise" -"Варшавянка или Полонез". И оно тоже стало народной песней.

Так и получилось, что поэт, стиль которого отличался напыщенностью и сентиментальностью, смог, воодушевленный революционным энтузиазмом народа, создать две песни, которые своей популярностью надолго пережили все другие его творения.

Нет, не все в творчестве Делавиня было таким уж бесстрастным: он выступал против церкви и деспотизма монархов, кое-кто из персонажей его произведений даже обличал власть имущих, а за перевод его четверостишья, посвященного жертвам июльских событий 1830 года, поэт Антон Дельвиг был отстранен от поста редактора "Литературной газеты"... И все же память о Делавине жива для нас в благодарность о "Варшавянке", которая стала патриотическим гимном Польского восстания 1831 года. Начинался этот гимн словами: "Il est leve voici le jour sanglant" - "Вот занялся кровавый день".

В феврале 1831 года польский журналист и издатель, один из наиболее известных в Варшаве владельцев газет и журналов Бруно Кицинский выполнил в Париже первый польский перевод этой песни. "Запылала кровавая ночь, так пусть же занимающийся день станет для нас днем свободы и вечной славы..."

Вслед за ним, в марте 1831 года, появился еще один перевод, автором которого был историк, публицист и поэт Кароль Сенкевич. Перевод был сделан в Польше, и 5 апреля эти стихи уже исполнялись как песня. Первое исполнение состоялось в Варшаве, в Народном театре, а за дирижерским пультом стоял автор музыки - композитор, второй дирижер этого театра Кароль Курпиньский. И зал подпевал: "Настал день крови и славы, пусть он станет днем возрождения".

Шли годы, менялась политическая ситуация, менялся соответственно и текст "Варшавянки". Среди авторов мы находим известных деятелей польской культуры - поэта, новеллиста, переводчика Франтишека Пика, выступавшего под псевдонимом Ф. Мирандола; драматурга, поэта, художника, реформатора сцены Станислава Выспянского и других. "Варшавянкой 1905 года" стала песня со стихами Мирандолы, и, как знать, быть может, если бы не было этой "Варшавянки", не появилась бы и та, которая стала одним из гимнов трех русских революций.

...Когда в 1831 году для ведения своих колониальных войн Франция впервые создала в Алжире формирования Иностранного легиона, определенная его часть состояла из поляков. Тысячи повстанцев оказались в тот год в эмиграции. Для большинства из них, лишенных крова и пищи, нередко без знания языка, вступление в Иностранный легион становилось единственной возможностью выжить.

Отчаянной смелостью прославились поляки Иностранного легиона. Из них и составлялись по большей части батальоны легкой пехоты, солдаты которых стали называться зуавами (в польской транскрипции - жуавами) - по имени воинственных кабильских племен зуауа в Алжире. Зуавы от других солдат отличались даже своим внешним видом: они носили шаровары с широким поясом, куртку, жилет, а на голове у них была феска или чалма. Отряды зуавов сражались и в Крымской (1853-1856) и франко-прусской (1870 -1871) войнах. Шесть полков зуавов еще существовало во Французской армии перед началом первой мировой войны.

Подвиги зуавов были овеяны романтикой, о них писали книги, слагали стихи, им посвящали песни. Одна из таких песен появилась на стихи польского литератора Владимира Вольского, только посвятил он эти стихи не зуавам французских колониальных войск, а отрядам храбрецов-смертников, созданным в период национально-освободительного восстания 1863 года французским офицером Ф. де Рошбрюном. "Зуавы смерти" - так называли себя эти люди. "Марш, марш, жуавы, на бой кровавый, святой и правый! Марш, жуавы, марш!" - пели поляки, и песня эта быстро стала достоянием всего польского народа. В истории она так и осталась как "Марш зуавов".

К моменту написания песни В. Вольский был уже известен у себя на родине как поэт, прозаик, переводчик, автор поэм и множества стихотворений. Благодаря опере Станислава Монюшко "Галька" (1848), к которой он написал либретто, его имя стало известно и за пределами Польши. Но было в его биографии и заключение в страшной варшавской Цитадели вместе с другими членами подпольных национально-освободительных организаций, и участие в патриотических манифестациях 1861 -1862 годов, и активная работа по подготовке восстания 1863 года. Вынужденный эмигрировать за границу после поражения восстания, он умер в 1882 году вдали от родины, в Брюсселе, на 58-м году жизни.

Новую жизнь на польском языке "Маршу зуавов" дал пролетарский поэт Вацлав Свецицкий (1848-1900), он и написал тот текст, который стал известен в революционных кругах. И, как это нередко бывало в таких случаях, писал он стихи, сидя в тюремном каземате. Бывший студент Варшавского университета и Петербургского технологического института, В. Свецицкий был одним из тех, с кем Людвик Варыньский организовал первые социалистические кружки в Варшаве и основал в 1882 году первую польскую рабочую партию "Пролетариат".

Два года просидел Вацлав Свецицкий в Десятом форте варшавской Цитадели, редактировал там нелегальную газету "Голос узника", писал стихи. Одним из стихотворений, созданных там, стала новая "Варшавянка". Чтобы вынести текст из тюрьмы, он был вынужден, наколоть его на страницы книги, которую читал. Расшифровка этой ювелирной работы заняла на воле несколько месяцев, но когда в первом номере газеты "Пролетариат" 15 сентября 1883 года стихотворение было опубликовано, оно получило быстрое распространение.

Умер в Шлиссельбургской крепости 33-летний Людвик Варыньский, на смену 1-му "Пролетариату" пришел другой, получивший название 2-го "Пролетариата", который в свою очередь влился в 1893 году в Социал-демократию королевства Польского, а новая "Варшавянка" жила как гимн польского пролетариата. И вот наступил 1897 год, когда "Варшавянке" предстояло войти в историю и стать гимном революционного движения еще одного народа - русского.

Познакомившись с подстрочным переводом "Варшавянки", Глеб Кржижановский понял: для того, чтобы стать общенародным революционным гимном, "Варшавянка" должна иметь текст, несколько отличный от того, что написал В. Свецицкий, ведь она получала нового исполнителя - уже не только на территории Польши, во всей России будут петь эту песню. И что особенно важно - в ней должны быть мобилизующие, призывные слова именно первого куплета, первой строчки! Кржижановский обратился к припеву - в нем главная мысль:

Cмело поднимем вверх наше знамя,
Пусть воет буря враждебных стихий,
Пусть нас сегодня гнетут злые силы,
Пусть мы не знаем, что ждет впереди.

Это не буквальный, это несколько опоэтизированный перевод припева, в нем нет рифмы, над ним еще предстоит работать, но в нем есть главное - образ "бури враждебной", с которой надо бороться.

А если вынести этот образ в первую же строку? "Бури враждебные воют над нами..." Не "воют", наверное, все же, а "веют". И не "бури", а "вихри", это - сильнее... "Вихри враждебные веют над нами"... А дальше есть там, в оригинале, строчка о том, как злые силы нас сегодня гнетут. Можно перефразировать: "темные силы нас злобно гнетут"... Теперь третья строчка, она требует рифмы на слово "нами". Может быть, "нами" - "знамя"? Нет, первую строчку польского припева со словами о знамени надо оставить и для припева русского текста: он также должен нести в себе образ смело поднятого вверх красного знамени...

Подождем, не будем спешить с третьей строчкой, она еще появится, а вот четвертой строчкой запева станет четвертая строка польского припева. Нужна рифма на слово "гнетут"... "Мы не знаем, что нас ждет"... "Гнетут" - "Ждут" - "Судьбы ждут"... "Судьбы безвестные ждут"... Еще немного - и первый куплет будет весь...

Рождалась одна из бессмертных песен русской революции. Происходило это, может быть, и не совсем так, как это мы себе представили, а может быть даже, что текст, который мы сейчас знаем, в чем-то отличался от того, что написал тогда, в тюрьме, Кржижановский, ведь изменилась же потом мелодия - она стала более героической, маршевой, но главное было сделано: русский текст был написан.

Боевое крещение песня получила здесь же, в тюрьме. Ко дню отправки в Сибирь все сидевшие в камере с Кржижановским знали наизусть русский текст. Наделенный огромной физической силой Абрамович подпирает плечом входную дверь, и по тюрьме разносится:

Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут.

Тюремщики ломятся в дверь, а маленькая интернациональная группа продолжает петь:

Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу.

Песня звала в бой, к грядущей победе революции. Прямой призыв к восстанию звучал в ее словах:

На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш вперед,
Рабочий народ!

Сохранилось фото - руководители Петербургского "Союза борьбы" незадолго до ареста. Их всего семь человек. Не все они окажутся рядом в дни октябрьского триумфа: неизлечимая форма мании преследования после допросов "особого рода" приведет в психиатрическую лечебницу Петра Запорожца; отойдет от партийной работы

после революции 1905 года Василий Старков; заболеет туберкулезом и умрет в сибирской ссылке Анатолий Ванеев; станет злейшим врагом революции Юлий Мартов...

Но двое из них - Владимир Ульянов и Глеб Кржижановский, познакомившись в 1893 году, когда первому было 23, а второму - 21 год, пройдут через все испытания, и светлое, чистое юношеское чувство привязанности и революционного братства пронесут через тридцать лет совместной борьбы и дружбы.

Вот и тогда, в первой своей ссылке, они оказались рядом: село Тесинское, куда отправляли в ссылку Кржижановского, было в тридцати верстах от Минусинска, через который в Шушенское проезжал и Ленин. Когда в апреле 1897 года Кржижановский с этапом оказался в Красноярске, Ленин уже ждал его там, и в Минусинск они отправились вдвоем, пароходом по Енисею, за свой счет.

7 мая друзья расстались, но контакт поддерживали самый тесный - не менее двух писем в неделю из Шушенского в Тесинское и обратно. "Обсуждали... и те вопросы, которые были_связаны с многоразличными темами писавшейся... в то время книги "Развитие капитализма в России",- вспоминал позднее Г. М. Кржижановский,- и различные новинки, доходившие до нас из русской и немецкой литературы, и все то, что по тому времени казалось нам существенным и злободневным".

К сожалению, письма В. И. Ленина не сохранились: вернувшись из Сибири, Кржижановский закопал их на берегу Волги, в Самаре, однако места этого впоследствии найти не смог.

В ссылке Ленин первым нанес визит Кржижановскому, дружбу с которым очень ценил. О том, насколько тогда были тесны их отношения, говорит тот факт, что практически в каждом втором письме из Сибири и Ленин, и Крупская рассказывали о своем общении с семьей Кржижановских.

В ссылку оба отправились холостыми, возвратились оттуда женатыми. Их будущие жены попали в руки охранки в августовскую "ликвидацию" 1896 года, в начале 1898 года были приговорены к трем годам ссылки и, добившись разрешения, отбывали ее по месту ссылки женихов. Там, в Сибири, и сыграли свадьбы.

В Тесинском состоялось даже две свадьбы: сначала Василия Старкова с сестрой Глеба - Антониной, а потом и самого Глеба с Зинаидой Невзоровой. "Зовут меня в шафера",- писал матери Владимир Ильич. Зина Невзорова вместе с сестрой Софьей входили в свое время в конспиративный кружок студентов-технологов, который вел Глеб. Входили в него и братья Леонид и Герман Красины, Петр Запорожец, Надежда Крупская и будущий делегат I съезда, член первого ЦК РСДРП Степан Радченко. Именно на квартире Зины Невзоровой и познакомились Владимир Ульянов и Глеб Кржижановский.

Кржижановский не раз приезжал в Шушенское. Встречи друзей обогатили обоих. Здесь, стоя на берегу Енисея, они мечтали о будущем великих русских рек, которым суждено сыграть большую роль в преображении родной земли. Здесь они вместе обсуждали планы создания будущей "Искры". Вот как об этом писал позднее сам Г. М. Кржижановский:

"Очень памятна мне одна из последних прогулок с Владимиром Ильичей по берегу широкого Енисея. Была морозная лунная ночь, и перед нами искрился бесконечный саван сибирских снегов. Владимир Ильич вдохновенно рассказывал мне о своих планах и предположениях при возвращении в Россию. Создание крепкого литературного партийного органа, перенос его издания за границу и постройка партии при помощи этого центрального органа".

В кругу товарищей по сибирской ссылке Кржижановский слыл певцом, и с его голоса разучивались новые песни. Прекрасным голосом обладал также Фридрих Ленгник. Вот они и привезли в ссылку новые революционные песни. Очень любил петь эти песни Ленин и пел их "с необыкновенным воодушевлением". Он ждал новых пролетарских песен, радовался их появлению и, подхватывая известную "Дубинушку", с особым чувством пел куплет, дописанный к традиционному тексту Михаилом Ольминским:

Новых песен я жду для родной стороны, Но без горестных слез, без рыданий, Чтоб они, пролетарского гнева полны, Зазвучали призывом к восстанью.

Вечерами практически вся колония политических ссыльных в Шушенском собиралась у Владимира Ильича, и тогда начинали звучать песни. Одной из наиболее любимых стала "Варшавянка". Ее привез сам автор нового текста. 4 января 1898 года Владимир Ильич писал в письме к матери: "Глеб уехал от меня 3-ьего дня, прожив 10 (десять) дней... Глеб стал теперь великим охотником до пения, так что мои молчаливые комнаты сильно повеселели с его приездом и опять затихли с отъездом".

Русский пролетариат еще не имел к тому времени достаточного количества массовых песен, которые, подобно "Варшавянке", провозглашали бы "мщенье и смерть всем царям-плутократам", возвещали о том, как "близок победы торжественный час". И по просьбе Ильича "друг-поэт" Глеб Кржижановский сочиняет русский текст других песен, записанных в тюрьме польскими товарищами.

С 60-х годов прошлого столетия проникали в гущу революционных событий в России песни польского освободительного движения, обретая здесь вторую родину, начиная вторую жизнь. Среди песен, русский текст которых Г. М. Кржижановский написал в сибирской ссылке, была и песня "Беснуйтесь, тираны".

...Галиция, конец 80-х годов прошлого века. Уже более ста лет находится под гнетом династии Габсбургов народ Западной Украины и Южной Польши. Растет национально-освободительное движение, все более жестокими становятся репрессии реакционного правительства Австро-Венгрии.

Бурлит студенчество, учебные заведения сотрясают сходки, властям передаются петиции с требованиями демократических свобод. В ответ на эти волнения министр просвещения принимает решение установить над студенчеством гласный надзор полиции: теперь даже академические вечера нельзя было проводить без полицейского урядника.

На 8 марта 1889 года студенты Львовского университета назначили нелегальную сходку: уж очень велико было возмущение бесчинствами, творимыми полицией. Накануне студенты пришли на квартиру к писателю Ивану Франко, вокруг которого группировалась прогрессивно настроенная молодежь. Автор многих публицистических произведений, сотрудник прогрессивных изданий во Львове и в Варшаве, человек, дважды испытавший аресты и тюрьмы, 33-летний Франко пользовался огромным авторитетом среди своих молодых друзей.

Только что полиция разогнала студенческую демонстрацию. Все взволнованы происходящими событиями. Взволнован и Франко. Он начинает мерять шагами комнату, повторяя: "Шалийте, шалийте, прокляти кати!"

Среди гостей Франко был в тот день и 22-летний студент университета Александр Колесса, будущий крупный литературовед и фольклорист, профессор Львовского и Пражского Карлова университетов. "Беснуйтесь, беснуйтесь, проклятые палачи!" - мысленно повторяет он за учителем.

Возбужденный возвращается домой Колесса. В душе тревога за судьбу завтрашней сходки. Чем она закончится? Не окажется ли и он вместе со своими товарищами за решеткой, беззащитный перед лицом палачей, перед побоями и издевательствами?! Гнев переполняет душу молодого человека.

"Беснуйтесь, беснуйтесь, проклятые каты!"-одна строчка, всего четыре слова, но сколько в них динамизма! Они упруги, как пружина. Одна строчка, но как она выразительна: обличает беснующихся палачей, упивающихся своей неограниченной властью, проклинает их, клеймит позором, утверждает неотвратимость мщения.

"Беснуйтесь, беснуйтесь, проклятые каты!" - это готовая строка стихотворения. Нет, скорее, песни. Такого стихотворения ещё нет. И песни такой ещё нет, значит, их необходимо создать, а строчку эту сделать рефреном, завершающим каждый куплет.

Вероятно, мы уже никогда не узнаем, кто положил стихотворение Александра Колессы на музыку. Нам известна сама мелодия, историй ее происхождения, имя ее автора, но кто объединил эту музыку с текстом, мы не знаем. Очень может быть, что сделал это сам поэт.

Дело в том, что в те дни во Львове шел пользующийся большой популярностью спектакль "Ярополк" по драме Корнило Устияновича. Имя автора читателям и театралам нашего времени ничего не говорит, хотя в свое время на Украине оно было популярно. Живописец и литератор, сын известного писателя и общественного деятеля Николая Устияновича, Корнило принял большое участие в создании украинского театра на галицийской земле, "милостиво" разрешенного австро-венгерскими властями в 1864 году. Его исторические драмы из жизни Киевской Руси "Олег" и "Ярополк" во многом отвечали тем патриотическим чувствам, которые испытывали протестующие против иноземного гнета приднестрянские украинцы.

Музыку к трагедии "Ярополк" написал Анатоль Вахнянин. Это имя также нынче мало кому известно. Выпускник историко-географического факультета Венского университета, преподаватель гимназии А. Вахнянин стал известен своей музыкально-просветительской деятельностью, несмотря на то, что все музыкальное образование он получил только в певческой школе духовной семинарии в Перемышле. Вахнянин организовал и возглавил два музыкально-хоровых общества, был инициатором и первым директором Высшего музыкального института во Львове, автором музыки ко многим драматическим спектаклям и одной оперы. И наконец, именно он написал мелодию "Хора норманнов" для спектакля "Ярополк", на которую и лег текст стихотворения Колессы.

Трудно предположить, что слияние стихов и музыки произошло в силу случайного совпадения. Скорее всего, Колесса сочинял текст, имея в виду определенную мелодию. Но как бы там ни было, 8 марта 1889 года песня "Беснуйтесь, тираны" уже была исполнена. Ее на улицах Львова спели студенты, вышедшие из университета после сходки. Пройдя по городу, они остановились перед зданием, где размещалась редакция газеты "Львовский курьер" на Академической улице, и спели ее вновь.

Аресты последовали немедленно. В августе того же, 1889, года был арестован и Франко. Однако власти были вынуждены пойти на уступки, и вышедший из тюрьмы Иван Франко вместе с соратниками заложил основы Украинской радикальной партии, созданной в 1890 году. Он же был основным организатором создания печатных органов этой партии - журналов "Народ" (для интеллигенции) и "Хлебороб" (для крестьян).

А песня уже жила своей жизнью. В 1891 - 1893 годах она уже была известна на польском и чешском языках и быстро стала одной из самых популярных пролетарских песен. Перевод на русский язык Г. М. Кржижановский сделал с польского варианта.

Беснуйтесь, тираны, глумитесь над нами,
Грозитесь свирепо тюрьмой, кандалами!
Мы вольны душою, хоть телом попраны,-
Позор, позор, позор вам, тираны!

Переводчик сохранил основной авторский строй песни - концовка каждого куплета была однотипной. А последний куплет перевода Кржижановский сочинил сам, его не было в стихотворении Колессы. Этот куплет придал песне воинственный, бескомпромиссный характер и достойно венчал песню:

От пролитой крови заря заалела,
Могучая всюду борьба закипела,
Пожаром восстанья объяты все страны,
И смерть, и смерть, и смерть вам, тираны!

Перевод Г. М. Кржижановского был выполнен в 1898 году в Сибири, и те, кто уезжал из Минусинска в центр России, отбыв свой срок в ссылке, увозил ее с собой. Новые революционные песни, русский текст которых сделал Г. М. Кржижановский, с поразительной быстротой распространились по всей стране, и вскоре их уже пели на нелегальных сходках.

В 1900 году обе песни уже были опубликованы в журнале "Рабочее дело", который издавали социал-демократы в Женеве: в № 6 за апрель - "Варшавянка", в № 7 за август - "Беснуйтесь, тираны". И тут в истории этих песен произошло знаменательное событие: их запели на других языках, причем переводы были сделаны с русского текста. Например, уже в 1902 году "Варшавянку" пели по-грузински (в переводе принимал участие выдающийся революционер Ладо Кецховели). Изменяется мелодия: "Варшавянку" даже в самой Польше начинают петь на новую, "русскую" мелодию.

Наибольшей популярности эти песни достигли в годы первой русской революции, и лишь сейчас, по прошествии значительного периода времени, мы можем оценить вклад поэта Глеба Кржижановского в дело сплочения масс, их пролетарского интернационального единства.

Руководитель общероссийской искровской организации, член ЦК партии Глеб Максимилианович Кржижановский был активным участником революции 1905 года. Это он возглавил всеобщую забастовку железнодорожников Юго-Западной дороги, а в дни вооруженного восстания участвовал в изготовлении и испытании бомб. Это он организовал побег из тюрьмы и уход в эмиграцию Леонида Красина, а в особо напряженные дни, используя свое положение инженера-энергетика, прятал партийную кассу в будке тока высокого напряжения.

А сколько листовок и прокламаций им было написано! А каким он был оратором! В Жмеринке после выступления в 1905 году перед 30-тысячной толпой рабочие вынесли его с митинга на руках. Литературного же творчества Кржижановский на оставлял даже в годы реакции, даже в периоды напряженной подпольной работы. В 1916 году совместно с публицистами М. С. Ольминским и И. И. Скворцовым-Степановым он создает "Литературное общество", организационно связанное с Российским бюро Центрального Комитета партии.

Почти все, что он делал в эти годы, было для него чрезвычайно рискованным, однако он ни разу не был арестован. Как он сам впоследствии рассказывал одному из своих друзей академику С. Г. Струмилину, этим он был обязан своему высокому положению во влиятельной иностранной компании "Общество 1860 г.": в смету расходов этого общества включались взятки полиции, отчего и предупреждения о предстоящих обысках Г. М. Кржижановский получал от самого пристава.

Свержение самодержавия стало поворотным пунктом в судьбе Кржижановского. 3 апреля 1917 года вернувшийся из эмиграции Владимир Ильич вновь поет со своими товарищами "Варшавянку". Друзья встречаются, чтобы до последних дней вождя уже не расставаться.

Кржижановский был не только одним из самых близких личных друзей Ильича, но и верным его учеником и последователем. В одном из сонетов, посвященных В. И. Ленину, он писал:

Ты говорил: в страде наш мир родится,
Тот не борец, кто мук борьбы страшится!

После Октября Кржижановский - один из главных консультантов Ильича по технико-экономическим вопросам. По заданию Ленина он пишет работу "Основные задачи электрификации России", поставившую его в один ряд с крупнейшими учеными-энергетиками мира. Это была та самая великая программа, которой Ленин хотел увлечь "массу рабочих и сознательных крестьян" на 10-20 лет. Эпиграф к ней "Век пара - век буржуазии, век электричества - век социализма" стал афоризмом.

В голодный 1920 год Глеб Максимилианович возглавляет Государственную комиссию по электрификации России (ГОЭЛРО), менее чем за год разработавшую план, который Ленин назвал второй программой партии. Прошел год, и по поручению Ленина Глеб Максимилианович возглавляет Государственную общеплановую комиссию - единственную в мире в те годы, координировавшую работу всей промышленности и занимавшуюся экономическим районированием страны.

Вместе со становлением страны рос и авторитет Кржижановского-ученого. С 1929 года он действительный член Академии наук СССР, инициатор создания отделения технических наук Академии, основатель и до последних дней своей 87-летней жизни глава Энергетического института Академии, носящего ныне его имя. И на каком бы он посту ни трудился - председателем ли Госплана, членом ли ВЦИК,- он нигде, никогда не расставался мысленно с другом революционном юности и творческого отрочества своей жизни.

"Мои встречи с Лениным, мои беседы с ним, возможность внимать ему - все это и были особенно значительные события в моей жизни, события радостные, ведущие",- писал он. До последних дней не оставлял ученый поэтического творчества. И, как и во всем, что он творил, в стихах поэта Кржижановского видна бессмертная любовь к лучшему другу и великому учителю своей жизни.
В нас чувства бодрые, дерзавшие так сметь!

Далеких юных дней отрадные волненья
И радость первых встреч, мой друг, с тобой...
О, если бы в последнее предсмертное мгновенье
Твой облик благостный предстал передо мной.
И чтобы не укор прочесть в твоем мне взоре,
А прежний теплый твой и дружеский привет,
С самой бы смертью я тогда поспорил,
Сказал бы ей: где ты, там смерти нет.
Где ты, там юность к бою рвется,
Там пламенный призыв над миром раздается!