«Стихи, корнями вросшие в русское сердце»

 

Когда весной 1875 года находившийся в эмиграции известный русский революционер Герман Лопатин получил от своего друга, тоже политического эмигранта, письмо, он и предположить не мог, что находится у истоков одной из самых любопытных литературных мистификаций XIX века. Тайна этой мистификации будет раскрыта довольно скоро, но документальное подтверждение происшедшие тогда события получат лишь спустя целое столетие, отчего десятки литературоведов долгие годы будут лишены покоя. В письме к Г. Лопатину были такие строки:

«Можно ли Вас просить поконспирировать со мною? Но только нужно минут десять Вашего времени и безусловное молчание...»

Прошло немного времени, и в июне того же 1875 года в Лондон в редакцию непериодического эмигрантского журнала «Вперед!» пришел пакет от Г. Лопатина. В руках редактора издания — философа, публициста, теоретика русского революционного народничества П. Л. Лаврова оказались стихи, к которым была приложена небольшая записка:

«Посылаю Вам одно стихотворение, переданное мне под честное слово хранить безусловное молчание об имени автора даже с редакцией. Я надеюсь, что Вы не встретите препятствий к его напечатанию: программа, как мне кажется, соблюдена строго, а литературная форма безукоризненна. Читайте и судите».

Стихотворение, присланное Г. Лопатиным, было переписано его рукой. Пометок и помарок по ходу текста нигде не было. В конце стояла фраза: «Ну что, как Вам нравится?..»

Стихи понравились. Было принято решение их опубликовать.

Журнал свой П. Лавров начал издавать в 1873 году в Цюрихе. Выходил он редко, едва ли не один номер в год, и поэтому, перебравшись в Лондон, Лавров наладил еще и выпуск газеты с тем же названием. К моменту получения письма от Г. Лопатина готовился к выходу очередной, двенадцатый, номер газеты. На его страницы и попало присланное стихотворение. Всего вышло 5 номеров журнала и 48 номеров газеты «Вперед!».

Политическая программа, изложенная в нем, и в самом деле была «соблюдена строго». Неизвестный автор, обращаясь к трудовому народу, к своим «голодающим братьям», звал на борьбу с тиранами, которые «жадной сворой расхищают тяжелый твой труд». Особую ненависть у автора вызывал царь, которому

...нужны для войска солдаты: Подавай же сюда сыновей! Ему нужны пиры да палаты: Подавай ему крови твоей!

В стихотворении звучал страстный призыв подняться «на воров, на собак — на богатых! Да на злого вампира-царя!» всем и повсюду «зараз»: «от Днепра и до Белого моря, и Поволжье, и дальний Кавказ!» В последней, пятой, строфе автор выражал уверенность в том, что

...взойдет за кровавой зарею Солнце правды и братства людей. Купим мир мы последней борьбою; Купим кровью мы счастье детей.

«Новая песня» — так называлось стихотворение неизвестного автора. О том, что это действительно песня, свидетельствовал рефрен после каждой строфы:

Вставай, подымайся, рабочий народ! Вставай на врагов, брат голодный! Раздайся крик мести народной! Вперед!

Не нужно было быть большим знатоком музыки, чтобы убедиться: «Новая песня» точно «ложится» на музыку «Марсельезы», уже хорошо известной к тому времени в революционных кругах России.

Тот, кто достаточно владел французским языком и знал первоначальный текст «Марсельезы», легко мог определить, что русский ее вариант весьма далек от оригинала и никоим образом прямым переводом быть не может. Более того, в «Новой песне» вообще отражались иные идеи и провозглашались иные цели.

Надо сказать, что революционный пафос французского гимна давно привлекал поэтов разных стран. Большинство созданных на его музыку песен выгодно отличались от первоисточника, о котором еще Ф. Энгельс писал, что он, «несмотря на все вдохновение,— не очень высокого достоинства». Этот текст на русском языке был также не первым.

Вообще «Марсельезу» в России знали едва ли не с первого года ее существования: уже в 1796 году она появилась на прилавках магазинов в виде вариаций для клавесина под названиями «Военный марш» или «Марш Люкнера». Ее пели возвращавшиеся из Франции воины русской армии после победной кампании 1812 года, правда, пели ее тогда (и еще несколько десятилетий спустя) на французском языке.

«Марсельеза» была популярна среди декабристов, она звучала на их'тайных собраниях и потом, в сибирской

ссылке. Ее пели участники польских восстаний 1830 и 1863 годов, она звучала на «пятницах» петрашевцев. На ее мелодию пытались положить ранее написанные сти-' хотворения, но ни одна из попыток не была успешной. Чаще других (после 1863 года) на мелодию «Марсельезы» пели стихи, написанные еще в 1846 году Алексеем Плещеевым и ставшие гимном петрашевцев:

Вперед! без страха и сомненья
На подвиг доблестный, друзья!..
Пусть нам звездою путеводной,
Святая истина горит;
И, верьте, голос благородный
Не даром в мире прозвучит!..

И все же до конца 70-х годов XIX века широкого распространения в России «Марсельеза» не имела. И дело не только в том, что тексты не сочетались с мелодией Руже де Лиля,— ни один из них не отражал чувств, переполнявших революционно настроенный народ, и лишь тот текст, который опубликовал в 1875 году в Лондоне П. Л. Лавров, стал всем близок.

Впервые в песне прозвучал призыв к свержению самодержавия. Впервые о страданиях народа говорилось не слезно и подавленно, а гневно и воинственно. И наконец, впервые слова и мелодия слились в единое целое, явив миру новый революционный гимн — «Русскую Марсельезу». А когда ее начали петь, оказалось, что мелодия стала несколько иной: напев ее упростился, но зазвучал более страстно, с большим напором, с большей силой.

Отречемся от старого мира!
Отряхнем его прах с наших ног!

Эти слова знала вся революционная Россия, и всем они были понятны и близки.

 

Когда «Новая песня» была опубликована в газете «Вперед!», подписи под ней не было. Лет через десять стали выходить сборники, в которых это стихотворение приводилось либо так же без подписи, либо подписанное одной буквой «Л», и лишь позднее появилась полная фамилия автора. Им оказался... сам Лавров.

То, что Петр Лаврович Лавров мог написать «Новую песню», не сомневался никто: поэтическое творчество его было общеизвестно. Но зачем ему понадобилось посылать самому себе в редакцию собственное стихотворение, да еще вовлекать в «заговор» человека с безукоризненной репутацией — Германа Лопатина? Поскольку прямых доказательств авторства Лаврова не было, последующие сто лет делались попытки либо эти доказательства обнаружить, либо разыскать подлинного автора «Русской Марсельезы», ведь буквой «Л» могла быть обозначена и фамилия Лопатина, который также писал стихи.

Лишь в 1973 году, после того как Международный институт социальной истории в Амстердаме прислал в порядке взаимного обмена микрофильм, состоящий из 346 кадров, были опубликованы материалы, проливающие свет на эту таинственную историю. В микрофильме были запечатлены письма П. Л. Лаврова Герману Лопатину за 1874—1876 годы, и среди них — листок с «Новой песней», написанный рукой Лаврова. А также полный текст сопровождающего стихотворение письма:

«Можно ли Вас попросить поконспирировать со мною? Но только нужно минут десять Вашего времени и безусловное молчание. Если это возможно, откройте прилагаемый листок, спишите, что там заключается» и пришлите мне, как бы полученное Вами от лица, требовавшего безусловного молчания, для «Вперед». Пришлите в письме, которое можно бы в случае нужды показать другим. Вещь недостаточно удовлетворительна, чтобы сознаться, а для журнала, думаю, пригодится, если другие найдут сильным. Можете, прислав, дать самое откровенное мнение. Во-первых, я желаю отклонить всякое подозрение, а во-вторых, я нисколько не буду в претензии. Но безусловное молчание».

Скромность П. Лаврова, недостаточно уверенного в ценности своего поэтического творения, его желание представить стихотворение своим коллегам по редакции для объективной оценки не позволили ему подписаться под ним. Однако желание создать новую песню для революционной России, которая могла бы стать своеобразной программой борьбы с царизмом, было велико, и Лавров решается напечатать «Новую песню».

А такая песня была в то время крайне необходима: народничество, ставшее почти на два десятилетия едва ли не единственным направлением в русском освободительном движении, переживало необыкновенный подъем. Не случайно именно во второй половине 70-х появились песни «Вы жертвою пали» и «Замучен тяжелой неволей».

Народничество охватило большие массы населения России, чем движение дворянских революционеров, и Лавров как один из наиболее крупных его идеологов не мог не понимать роли, которую должна была сыграть литература народников. Сам он в стихотворении «Русскому народу» призывал: «Проснись, мой край родной... Восстань!.. Оковы развяжи!..»

Трудно назвать точную дату, когда Лавров задумал издавать свой журнал «Вперед!», ставший органом не только русского революционного, но и трибуной международного рабочего движения. Однако можно смело утверждать, что название он выбрал не случайно. Еще в 18.17 году он написал стихотворение «Вперед!», в котором четко изложил свою программу:

Вперед, люди-братья, во Имя познанья,
Во имя отчизны, во имя любви!
Вперед, хоть дорогой тяжелой страданья!
Вперед, хоть в горячке! Вперед, хоть в крови!
Да рухнет царей беззаконных держава!
Да рухнут умерших богов алтари!
Да здравствует разум! Да здравствует право!
Да светит нам солнце грядущей зари!
Да мир оживится дыханьем свободы!
Да цепи преданья падут навсегда!
Да братьями станут земные народы
На принципе знанья, любви и труда!

П. Л. Лавров знал оценку, которую дал его поэзии Н. А. Некрасов, назвавший его стихотворения «рифмованными газетными реляциями и передовыми статьями», но главным для него было то, что эти стихи читают, знают, переписывают, что в них — его программа борьбы с царизмом. Позднее он изложил ее в заявлении, сделанном журналом «Вперед!»: «Будущий строй русского общества... должен воплотить в дело потребности большинства, им самим созданные и понятые...» Так что создание «Русской Марсельезы» для Лаврова не было случайным. Но почему свой выбор он остановил на мелодии именно «Марсельезы»?

 

Известие о том, что сосланные в ссылку бывший студент Петербургского университета Герман Лопатин и уволенный «от службы, без преимуществ оною приобретенных», бывший полковник Петр Лавров объявились в Париже, произвело переполох в полиции и известное волнение в русских революционных кругах.

А дело было так. Г. Лопатин, арестованный по делу «Рублевого общества»* и просидевший восемь месяцев в «Третьем отделении собственной его величества канцелярии» на набережной Фонтанки и в Петропавловской крепости, был»в конце 1868 года сослан в Ставрополь. П. Л. Лавров был арестован на два года раньше по делу стрелявшего в царя Дмитрия Каракозова. Поводом для ареста послужили стихи, отправленные в свое время А. И. Герцену. После девятимесячного заключения Лавров был уволен в отставку, лишен кафедры в Артиллерийской академии, где преподавал математику, и выслан в Вологодскую губернию.

В феврале 1870 года Г. Лопатин из Ставрополя бежал. Он заехал в Кадников, где отбывал ссылку Лавров, и вместе с ним 13 марта оказался в Париже. Правда, потом их пути несколько разошлись. Лопатин летом того же 1870 года переехал в Англию, как член Интернационала близко сошелся с К. Марксом и занялся переводом «Капитала» на русский язык**. В сентябре его даже ввели в состав Генерального Совета I Интернационала, но зимой он нелегально отправился в Россию в надежде организовать побег из сибирской ссылки Н. Г. Чернышевскому. Из этой затеи ничего не вышло: в Иркутске Лопатина арестовали. После побега он остался в эмиграции.

* «Рублевое общество» — революционная организация в Петербурге и Москве в 1867—1868 годах, получившая название по величине членского взноса. Организовано Г. А. Лопатиным и Ф. В. Волховским.

** Г. Лопатину не удалось завершить перевод «Капитала»: в один из нелегальных приездов в Россию, проводя работу по воссозданию разгромленной «Народной воли», он был арестован, осужден по «Делу 21-го» на вечное заключение в Шлиссельбургской крепости, где и провел в одиночной камере 18 лет, до 1905 года. Перевод «Капитала» был завершен русским экономистом Николаем Даниельсоном и издан в 1872 году. Россия явилась первой страной, в которой был издан перевод «Капитала».

Жизнь же Лаврова после приезда во Францию получила совершенно неожиданный поворот. В горячую осень 1870 года, в дни, когда Наполеон III привел свою страну к военной катастрофе, П. Лавров становится членом одной из секций Интернационала. Рекомендацию ему дал Луи Варлен — рабочий-переплетчик, один из деятелей французского рабочего движения. Лавров идет ,в армию, работает в больничном отряде Национальной гвардии и принимает участие во всех мероприятиях Коммуны.

Поражение французской армии под Седаном, пленение 83 тысяч французских солдат во главе с самим Наполеоном привело к народному восстанию. 4 сентября Франция провозглашается республикой.

Лавров активно выступает на митингах и собраниях. Власть в стране вновь захватывает буржуазия, и он гневно обличает правительство «национальной измены». Лавров составляет прокламацию «За дело!» и призывает к созданию республики трудящихся. И такая республика была создана: 18 марта 1871 года впервые в истории власть перешла в руки пролетариата. А спустя три дня в бельгийском еженедельнике «Интернационал» появилась первая корреспонденция о Парижской коммуне в европейской печати. Автором корреспонденции был Лавров. Из нее мир узнал о том, что во Франции победила пролетарская революция.

Но Коммуне нужна была поддержка, и Лаврова направляют за помощью к К. Марксу. Ему вручают крупную сумму денег, на которую предполагается закупить для Коммуны самое необходимое, и в первую очередь — оружие. Так гражданин России стал первым послом первого в истории человечества пролетарского государства и первым коммунаром, с которым разговаривал К. Маркс. Лавров был также одним из первых историков Парижской коммуны: он опубликовал к четвертой годовщине статью, а к восьмой — книгу. Эту книгу В. И. Ленин считал лучшей книгой о Коммуне после «Гражданской войны во Франции» К. Маркса.

«...Без пролетариата не могли происходить никакие революции, кроме дворцовых; а ряд цареубийств, замен одних «богопомазанников» другими... вовсе не входит в историческое революционное предание.

Все революции до 1871 года производила буржуазия, а пролетариат был ей оружием...

...1871. Это — первая революция пролетариата...

...Дело не в поражении. Есть поражения, которые честнее других побед, и есть осужденные, которые всходят на эшафот истории с более высоким сознанием, что они сделали свое дело, чем сознание, с которым подымают над их головою топор палачи, выдвинутые той же историей для их казни...»

А как умирали коммунары, Лавров знал. Когда ему ни в Бельгии, ни в Англии не удалось купить для Коммуны оружие, он возвратился в Париж и на доверенные ему деньги стал активно помогать скрывающимся коммунарам: доставал для них паспорта, организовывал | отъезд в эмиграцию. На его глазах судили и приговаривали к казни членов Коммуны. Он слышал, как сначала | над баррикадами, а потом и с эшафотов звучала «Мар-Iсельеза».

После того, как 19 июля 1870 года Франция объявила войну Пруссии, Наполеон III велел играть в войсках «Марсельезу». И ее играли и пели, только припев был другим: «Маршируем, маршируем на берега Рейна, | чтобы разбить пруссаков». Тут уж было не до идей Свободы, Равенства и Братства!

«Пение Марсельезы во Франции — пародия»,— отмечал в те дни К. Маркс в письме к Ф. Энгельсу.

Но вот провозглашена Коммуна, и песня вновь в рядах борцов за социальную справедливость. С ней сражаются на баррикадах, с ней умирают маленькие парижские гавроши, с ней стоят под пулями версальцев коммунары на кладбище Пер-Лашез. Именно тогда запал в душу Лаврова этот гимн. И можно предположить, что статья «Парижская коммуна 1871 года» и «Новая песня» были написаны Лавровым одновременно (или почти одновременно). Во всяком случае, даты их написания почти полностью совпадают, и случайностью это быть никак не может.

 

«Новая песня» П. Лаврова не была первой «Рабочей Марсельезой» в истории пролетарского движения Европы. На мелодию Руже де Лиля в революционной Германии 1848 года пели песни Фердинанда Фрейлигра-та «Пробуждение» и Генриха Бауэра «Призыв», а созданная в 1864 году Якобом Аудорфом «Рабочая Марсельеза» стала боевой песней I Интернационала.

Даже в самой Германии существовали «Рабочие Марсельезы». 1848 и 1871 годов. Но текст песни Лаврова был уже качественно иным, ибо он появился в эпоху становления на арене политической борьбы рабочего класса, и автор это прекрасно понимал. Его марсельеза отразила прежде всего опыт Парижской коммуны.

Популярность лавровской марсельезы не сравнима ни с чем. Впервые в русской пролетарской поэзии открыто прозвучал призыв к свержению самодержавия.

 

Даже если бы П. Л. Лавров ничего, кроме «Новой песни», в своей жизни не создал, он все равно был бы достоин того, чтобы его имя навечно было внесено в историю пролетарской борьбы в России. Но как раз широкую известность Петру Лавровичу Лаврову принесла совсем не «Рабочая» (или, как ее еще иногда называли, «Русская») марсельеза.

Познакомившись однажды с удивительной судьбой этого человека, навсегда оказываешься в плену его необыкновенного обаяния, его чистой и светлой души.

Профессор математики, 35-летний полковник царской армии, кавалер трех орденов, автор многочисленных работ по вопросам военной техники, владелец 14 деревень, трехсот душ крепостных... Он мог весь свой век, живя в достатке и комфорте, спокойно читать свои лекции в Артиллерийской академии, публиковать статьи. по педагогике, философии, по истории физико-математических наук, воспитывать детей, цитируя им на досуге наизусть произведения Шиллера, Гюго, Шекспира на языке оригинала. Он мог стать гордостью своего народа и не занимаясь революционной деятельностью. Но даже занимаясь ею, он смог стать одним из крупнейших историков и антропологов своего времени, членом Парижского антропологического общества.

Однако, как он сам писал в стихотворении «Апостол», в дни,

...Когда железною рукой
Нас власти гнет повсюду давит,
Когда безумный произвол
Измученным народом правит,
Когда никто во всей стране
От страха уст раскрыть не смеет
И силы лучшие людей
В дремоте тяжкой цепенеют,

оставаться безучастным к тому, что происходит в России, Лавров не мог. «Разрушайте; весь строй существующей жизни должен быть разрушен...» — призывал он.

Сближение с Н. Г. Чернышевским, вступление в тайное революционное общество «Земля и воля» — были первыми этапами на пути к участию в открытой борьбе с самодержавием. Используя свой огромный авторитет у молодежи, он начал вести пропагандистскую работу. Будучи одним из старшин Шахматного клуба, он организовывал там дискуссии на политические темы, а по вторникам собирал у себя студентов и молодых офицеров и обсуждал с ними животрепещущие вопросы.

В сентябре 1861 года, во время студенческих волнений, Лавров подписал публичный протест против реакционного проекта нового университетского устава, травли студентов в печати, ареста М. Л. Михайлова, а когда на подавление студентов были брошены войска, помогал организовывать самооборону. Как доносил агент охранки, Лавров воодушевлял студентов «словами и вмешательством в их буйные предприятия», имел «столкновения с полицией».

Шахматный клуб закрыли, «Энциклопедический словарь, составленный русскими учеными и литераторами», в котором Лавров редактировал философские статьи, запретили, за самим Лавровым было установлено «особенно строгое наблюдение». Не прошло мимо внимания охранки и его участие в издании нелегальной литературы. Последовал арест и ссылка Лаврова.

Находясь в ссылке, Лавров написал свои знаменитые «Исторические письма», о которых Г. В. Плеханов сказал, что они имели почти такой же успех, как и самые значительные сочинения Чернышевского. «Исторические письма» стали нравственной и теоретической программой революционеров 70-х годов.

П. Л. Лавров был в те годы одним из идеологов революционного народничества, его глашатаем, его трибуном. К «хождению в народ» звали и его стихи:

Среди страданий и оков
Порабощенного народа
Иди по селам, городам,
Кричи: «Да здравствует свобода!»

В. И. Ленин, говоря о блестящей плеяде революционеров 70-х годов как о прямых предшественниках русской социал-демократии, выделил Лаврова, назвав его «ветераном революционной теории». Будучи близким другом К. Маркса, Лавров разделял многие его идеи, однако перейти на позиции научного социализма так и не смог. Вплоть до 1897 года он не мог поверить в то, что в России происходит становление и революционное воспитание рабочего класса, поэтому свято верил в возможность крестьянской революции в России и делал все для ее подготовки.

В 1867 году в Женеве прекратил свое существование «Колокол» — первая русская революционная газета. Для Лаврова было совершенно ясно: революционному движению России нужен периодический печатный орган, и он начинает издавать свои журнал и газету под одним названием «Вперед!».

«Вдали от родины мы ставим наше знамя, знамя социального переворота для России, для целого мира...» — писал Лавров. Он был убежден, что это знамя подхватят новые поколения революционеров. И не ошибся. Социал-демократы в своей борьбе опирались на опыт народников — на их удачи и достижения, учились на их ошибках. По свидетельству В. Д. Бонч-Бруевича, Ленин «очень внимательно читал в свои эмигрантские годы в Женеве толстый журнал «Вперед» Лаврова».

Сам Лавров в правоту идей, провозглашаемых социал-демократами, поверил лишь незадолго до смерти. «Вы стоите на верном пути»,— сказал он Бонч-Бруевичу.

П. Л. Лавров умер в 1900 году. Из 77 лет своей жизни он 30 провел в эмиграции, но всегда подчеркивал: «Остаюсь русским в душе».

«Есть... стихи, корнями вросшие в русское сердце; не вырвешь иначе, как с кровью, плещеевского «Вперед, без страха и сомненья», лавровского «Отречемся от старого мира»,— писал в 1919 году Александр Блок. А произошло это еще и потому, что пели эти стихи на музыку бессмертной «Марсельезы».

 

В 1918 году в Москве к первой годовщине Октября в соответствии с Ленинским' планом монументальной пропаганды было открыто 11 памятников, увековечивающих революционное прошлое человечества. Однако уже в ночь с 6 на 7 ноября один из них — памятник Робеспьеру — был уничтожен бандитами. И тогда рядом появился другой. Его не пришлось воздвигать: просто с памятника 300-летию дома Романовых, который вообще кое-кто предполагал снести, по рекомендации В. И. Ленина убрали старую надпись и высекли новую. На каменном обелиске появились имена тех, кто внес значительный вклад в развитие теории социализма. Рядом с именами Маркса, Энгельса, Лассаля, Либкнехта, Плеханова, Чернышевского, Бакунина, Бебеля, Кампанеллы, Фурье было выбито и имя Лаврова. Сам же Лавров едва ли мог предполагать, что его имя будет высечено на каком-нибудь памятнике; он был скромным человеком, не случайно его псевдонимом был и такой — «Один из многих».

«Герцен создал вольную русскую прессу за границей,— писал В. И. Ленин,— в этом его великая заслуга». Лавров продолжил дело, начатое А. И. Герценом.

В 1876 году в стихотворении, посвященном другу и соратнику Герцена Н. П. Огареву, Лавров, отдавая дань великому прошлому «Колокола» и преклоняя колени перед борцами за народное счастье, косвенно отметил и деятельность своего поколения революционеров. Строки этого стихотворения наполнены неиссякаемой верой в победу революционного народа:

Мы помним «Колокола» звон! Он разбудил от сна Россию; И вот теперь со всех сторон Идут на бой борцы иные.
В победу веруют они, В победу правды и свободы; Придут, придут святые дни, Восстанут спящие народы,
Пройдет безумие веков, Пройдут их вечные страданья, И кровью нынешних борцов Скрепится будущее зданье.
Тогда, в день светлый торжества, Людей счастливых поколенья Сочтут дела, прочтут слова Борцов за их освобожденье,
Припомнят в прошлом ряд имен Тех, что за истину страдали, И грозный «Колокола» звон Запишут в вечные скрижали.

 
 
Яндекс.Метрика