Яков Басин. Исторические книги, статьи, очерки.

Уже в первые годы советской власти испарились надежды евреев на обретение собственной национально-культурной автономии. Провозглашая лозунги интернационального объединения трудящихся, в «еврейском вопросе» большевики решительно пресекали всякие попытки национальной самостоятельности, а те общественные организации и партии, которые поднимали эту проблему, подвергались тотальному контролю и преследованиям.

Несмотря на то, что подавляющее число еврейских общественных структур носили левосоциалистический характер и вполне легально существовали с первых дней советской власти, все они находились под постоянным и пристальным надзором ОГПУ. За ними велось негласное наблюдение, лидеров арестовывали, у активистов проводились обыски, приговоры о ссылке или помещении в концлагерь заменялись решением о высылке из страны. Высылали, как правило, с чисто фарисейской формулировкой: «выезд в Палестину без права возвращения в Советский Союз».

Любую иную идеологему, кроме марксизма, большевики расценивали как величайшую ересь и безжалостно выкорчевывали, а в результате борьба велась одинаково страстно как с антисемитами, так и с автономистами. Перечисляя преступления большевиков, за которые они не должны уйти от ответственности, академик А.Н.Яковлев в статье «Большевизм – социальная болезнь ХХ века» (Сб. «Черная книга коммунизма», М., 1999) указал и на организацию преступных кампаний против любого инакомыслия. «Все, кто рассуждал или писал не по его [большевизма] директивам, неотвратимо обрекались на тюрьмы, ссылки, спецпоселения, психбольницы, увольнения с работы, изгнания за границу, травлю в печати, другие изощренные издевательства над личностью».

Национальный вопрос в полиэтническом государстве всегда и везде упирался в проблему автономии, то есть религиозной, правовой, социальной и культурной самостоятельности той или иной общности внутри суверенного государства, в котором она составляет меньшинство. В ряде стран, где общество плюралистично, правительство не вмешивается во внутренние дела меньшинств, в противном случае возникают конфликты, которые в авторитарном и, тем более, тоталитарном государстве разрешаются силой, а вопрос просто снимается с повестки дня. Именно это и произошло в СССР – стране победившего большевизма.

 

1

В диаспоре еврейскую общину от распада и растворения в окружающем ее многочисленном коренном народе во все века спасала специфическая организация национальной жизни, основанная на внутренней сплоченности перед лицом внешней опасности и строгом соблюдении предписаний иудаизма. Религиозная независимость ценилась больше жизни, а историческая память позволяла сохранить непрерывную связь с прошлым и осознание единства с разбросанными по всему миру общинами.

Со времен средневековой Европы евреи находились большей частью под прямым покровительством монарха и часто освобождались от юрисдикции местных властей. Стремление христианского общества их обособить и держать в подчинении способствовало еврейской автономии. Синагоги и кладбища находились под защитой закона, внутриеврейские тяжбы разбирал раввинский суд, в структуре корпоративного социального строя община обладала правами отдельной корпорации, а успешную хозяйственную деятельность помогали осуществлять привилегии, дарованные верховными властями, впрямую заинтересованными получением с этого определенных дивидендов. Общины объединялись в целые союзы (в польско-литовском государстве они назывались ваадами). В отдельные эпохи самоуправление достигало такой высокой степени совершенства, что позволяло называть еврейские объединения «государством в государстве».

Наличие развитой национальной жизни в диаспоре породило целую философию рассеяния. В ее основе лежало утверждение, что Израильское царство никогда не прекращало своего существования, просто оно оказалось раздробленным на отдельные общины, которые составляют некое единое, хоть и разбросанное по всему миру образование. «История знает много примеров исчезновения наций при утрате территории и рассеянии среди других народов, – писал в книге «Письма о старом и новом еврействе» (1907) историк Шимон Дубнов, – но она знает один пример сохранения нации безземельной и рассеянной. Этот уникум в истории – еврейский народ». Ш.Дубнов же и обосновал теорию, согласно которой у евреев есть все возможности строить национальную жизнь в диаспоре.

Ш.Дубнов (1860, Мстиславль Могилевкой губ. – 1941, Рижское гетто) представлял многовековый путь еврейского народа, «чьим домом является весь мир», как историю развития национального духа. Сам народ сформировался в процессе приспособления к условиям, в которых жил, а в диаспоре развил специфическую систему выживания и выработал особую общинную идеологию. Иудаизм в этом случае являлся для евреев способом самозащиты, поскольку обычных для других средств самосохранения они были лишены. Но в период эмансипации, когда началось неизбежное межнациональное взаимодействие, религия утратила свои защитные функции, и возникла необходимость развивать светскую культуру.

Теория историка легла в основу одного из течений еврейского общественного движения – автономизма, сторонники которого отстаивали право существования евреев в условиях диаспоры, создавая особые национально-культурные организации с широкой сферой деятельности, естественно, при соблюдении местных законов. Только в этом случае, подчеркивал он, еврейство можно будет признавать «не только нацией прошлого и будущего, но и нацией настоящего», которая «и в диаспоре может существовать в качестве самобытной культурной нации».

В течение двух тысячелетий евреи проживали вдали от своей исторической родины, вступая во взаимодействие с другими этносами и религиями, и у них далеко не всегда и не везде существовали достаточные условия для участия в гражданской и политической жизни стран диаспоры. Касаясь этого вопроса, Ш.Дубнов был четок и категоричен:

«Любовь наша к народам, живущим рядом с нами, есть величина непостоянная и зависит от любви этих народов к нам. Мой «цивизм» (чувство гражданской солидарности) составляет эквивалент того, что мне дают государство и общество как члену гражданского союза и члену моей нации. Если государство попирает мои человеческие, гражданские и национальные права, я не могу его любить: я должен бороться против его деспотического режима или бросить страну, эмигрировать».

Требование признания права на автономию в свои программы включили почти все партии и общественные движения евреев Восточной Европы. Возникли даже самостоятельные течения, ставившие своей целью на практике осуществить идеи еврейского автономизма.

Одно из них – территориализм – стремилось к созданию автономного поселения на значительной территории, где евреи будут составлять национальное большинство. Идея привлекла к себе серьезное внимание, в 1905 г. возникла Еврейская территориальная организация (ЕТО) со штаб-квартирой в Лондоне, и вскоре в одной только России действовало более 280 центров ЕТО. К сожалению, ни одно из правительств, к которым лидеры ЕТО обращались со своей идеей, не приняло предложение о массовой эмиграции евреев на территорию их стран, и организация в 1925 г. самораспустилась.

Еще одно движение, основанное на идеях автономизма, – «Возрождение» – существовало в 1903-1906 гг. в России. Национальный фактор прогрессивен по своей природе и не исчезнет в ходе исторического развития, считали «возрожденцы», и автономия евреев в странах их проживания – путь к постепенному решению «еврейского вопроса». А в 1906 г. возникла Еврейская социалистическая рабочая партия, в основе идеологии которой лежали работы публициста Хаима Житловского (1865, Ушачи Витебской губ. – 1943, Калгари, Канада), первым высказавшим эти идеи в брошюре «Еврей к евреям», изданной на русском языке в Лондоне (1892 г.).

В том же 1906 г. большинство еврейских политических партий в России и странах Восточной Европы, стоящих на позициях автономизма, объединились в одну Фолкспартей (Народную партию). Ее основателем и идеологом в России был все тот же Ш.Дубнов. Партия стремилась к тому, чтобы евреи достигли успеха в создании национально-культурной автономии, во главе которой стояла бы светская общинная организация, управляющаяся на демократических основах. В России Фолкспартей распалась вскоре после утверждения советской власти, а в Польше и Прибалтике просуществовала до 1939 г.

К созданию еврейской национально-культурной автономии призывал и Бунд. Его теоретики Владимир Коссовский (наст. имя Мендель Левинсон, 1867, Двинск – 1941, Нью-Йорк) и Владимир Медем (1879, Минск – 1923, Нью-Йорк) еще весной 1901 г. на IV съезде в Белостоке сформулировали эту дефиницию как «превращение еврейской нации в субъект права, создание экстерриториального национального союза, избирающего органы национального самоуправления, в компетенцию которых из ведения государственных органов передаются вопросы развития национальной культуры и образования». В.Ленин немедленно отозвался на это в «Искре» статьей «Нужна ли еврейскому пролетариату отдельная политическая партия?», квалифицировав такую формулировку как националистическую.

В начале апреля 1917 г. резолюция Х Всероссийской конференции Бунда назвала эту задачу «актуальным политическим лозунгом дня». Партия предлагала и свой подход к решению проблемы: утверждая, что создание анклавов с компактным проживанием еврейского населения – утопия, в основу объединения с большевиками необходимо ставить не территориальный признак, а национальный. Себя Бунд при этом видел в качестве единственного представителя евреев в органах власти. И даже в июне 1920 г., вступая в РКП(б) и отдавая «себе полный отчет в том, что он перестает быть партией с самостоятельной политикой, каковой он фактически был почти все время в РСДРП», Бунд настаивал на придании ему «определенной самостоятельности экстерриториальной коммунистической организации еврейских рабочих».

Идеи национально-культурной автономии бундовцы последовательно отстаивали и в прессе, в частности, в своем центральном органе «Дер векер». Газета начала выходить в июне 1917 г. (под редакцией М.Фрумкиной), но во время польской оккупации редакция перебралась в Гомель, а затем в Москву. В 1925 г. она была закрыта «за нападки на пролетарскую диктатуру».

Сторонники автономизма были убеждены, что создание деятельного самоуправления в странах диаспоры – задача вполне достижимая, что со временем правительства государств со значительным количеством еврейского населения в ходе демократического развития общества примут эту идею и что иного пути просто нет, ибо то, что предлагали сионисты – возрождение национального очага в Палестине, воплотить в жизнь на видимом отрезке истории невозможно. Сионисты же были убеждены в обратном и считали, что если уж бороться за утверждение подлинного самоуправления, то только на исторической родине и только в форме национального государства.

Безусловно, именно эта идеологическая составляющая и была стержнем всей концепции политического сионизма, если не считать еще позицию раввинов и ортодоксальных сионистов, интересы которых отражали две крайне правых, клерикального характера партии: «Мизрахи» («Духовный центр») и «Акхдус» («Единение»). Обе, работая в глубоком подполье, главным образом на Украине и в Белоруссии, выдвигали требование создания Палестинского государства и функционировании его в соответствии с Торой, а для этого предлагали усилить борьбу за сохранение основ иудаизма. Эти позиции противоречили решениям Всемирной сионистской организации, которая объявила религию личным делом каждого, а в образовании делала ставку не на религиозное, а преимущественно национальное воспитание своих последователей.

По сути дела, если отбросить идеологическую составляющую (возвращение народа диаспоры на свою историческую родину – Эрец-Исраэль, не дожидаясь прихода Мессии, что противоречило установкам ортодоксального иудаизма), различие в позиции сионистов и территориалистов было в одном: в выборе места для создания еврейской автономии. При этом позиция автономистов в массах была предпочтительнее, ибо идеи сионистов в то время граничили с фантастикой.

2

Как идеологическая доктрина сионизм возник в конце XIX в. В его основе лежали признание всех евреев мира единой нацией и убеждение в невозможности их полноценного национального и экономического развития вне исторической родины. Из этой посылки вытекало единственно возможное решение – возрождение еврейской государственности. В программе Всемирной сионистской организации (ВСО), созданной на I (Базельском) конгрессе в августе 1897 г., говорилось:

«Сионизм стремится создать для еврейского народа правоохранное убежище в Палестине. Для достижения этой цели конгресс имеет в виду следующие средства:

1) Целесообразное способствование заселению Палестины еврейскими земледельцами и ремесленниками;

2) Организация всего еврейского народа посредством подходящих местных и общих союзов сообразно законам различных стран;

3) Усиление еврейского национального чувства и самосознания;

4) Подготовительные шаги к получению согласия держав на приведение в исполнение целей сионизма».

Однако со временем твердость позиции сионистов была поколеблена: добиться по дипломатическим каналам согласия Османской империи на легальное массовое переселение евреев в Палестину не удалось, в России произошел кровавый погром в Кишиневе, события получили серьезное ускорение, и пришлось соглашаться на предложение британского правительства от 14 августа 1903 г. – создать автономное еврейское поселение в Британской Восточной Африке («план Уганды»). Созванный в том же месяце VI Сионистский конгресс после ожесточенных дебатов 295 голосами против 178 (воздержались 132) принял этот план, что означало фактически капитуляцию перед территориалистами. Правда, вскоре историческая правота сионистов восторжествовала, а репутация была восстановлена: в 1904 г. британское правительство отозвало свое предложение по «плану Уганды», а VII Сионистский конгресс в 1905 г. отверг его окончательно, приняв специальную резолюцию, гласившую, что, согласно Базельской программе, Сионистская организация должна содействовать поселению евреев только в Эрец-Исраэле.

Политический сионизм отстоял свои позиции, но в начале века все большее число сторонников начал завоевывать сионизм духовный, родоначальником которого являлся публицист и философ Ахад-ха-Ам (буквально: «один из народа»). Проанализировав решения I Сионистского конгресса и сомневаясь в достижимости цели, поставленной Герцлем, Ахад-ха-Ам (наст. Ашер Гинцберг, 1856, Сквира, Киевская губ. – 1927, Тель-Авив) выступил с критикой отчужденности сионистов от духовных ценностей еврейской культуры и традиции. Решение еврейского вопроса, говорил он, зависит не только и не столько от создания государства, сколько от возрождения национальной культуры, центром которой и должна стать Палестина. Евреи всё больше и больше идентифицируют себя с европейской культурой, они всё больше и больше отворачиваются от собственного наследия. Сохранение еврейского самосознания – главная задача любого национального движения, утверждал Ахад-ха-Ам, и в этом ему никто не мог возразить.

Стоящий на классовых позициях марксизма Бунд также открыто критиковал сионистов, оценивая их идеи как утопические и отвлекающие еврейский народ от реальной борьбы за свои гражданские права, и уже в 1901 г. на IV съезде принял резолюцию «Об отношении Бунда к сионистскому движению», в которой окончательно определил свою позицию по этому вопросу: :

«Съезд считает сионизм реакцией буржуазных классов против антисемитизма и ненормального положения еврейского народа. Съезд находит конечную цель политического сионизма (доставление территории для еврейского народа), поскольку она вместит небольшую часть его, делом, не имеющим крупного значения и не разрешающим «еврейский вопрос», а поскольку на ней [территории] претендуют сосредоточить весь еврейский народ или хотя бы значительную часть его, – утопичной и неосуществимой.

Съезд считает, что агитация сионистов раздувает национальное чувство и может препятствовать развитию классового самосознания. Что касается культурной деятельности некоторых сионистских групп, то съезд относится к ней как ко всякой легальной деятельности.

Ни в экономические, ни в политические наши организации сионисты не должны быть ни в коем случае допускаемы».

Революция 1905 г., последовавшая вслед за этим некоторая демократизация общества и вовлечение евреев в активную общеполитическую деятельность внесли определенные коррективы в отношение различных еврейских общественных движений и партий к вопросу о национальной автономии. Зародившаяся надежда на дальнейшую либерализацию России подталкивала к мысли о том, что евреи смогут добиться для себя широких автономных прав. В борьбу за них оказались вовлечены даже сионисты. В конце 1906 г. они провели в Гельсингфорсе III Всероссийскую конференцию, которая сформулировала идею «синтетического сионизма». В ее концепцию были заложены большие планы по работе не только в ишуве (Палестине), но и в диаспоре: участие в выборах в Государственную думу, создание сионистской партии, открытие школ с преподаванием на иврите и т.д. На сей раз перед сионистами, по сути дела, ставились чисто автономистские цели.

Если не знать всей этой предыстории вопроса, трудно в полной мере оценить, насколько сильна была тяга к решению «еврейского вопроса» политическими методами: добившись в ходе процесса эмансипации признания прав евреев как отдельных граждан, решить глобальный вопрос – признания прав всего еврейства как нации. И сделать это, по общему мнению, можно было в начале ХХ в. только одним путем – образованием национально-культурных автономий в странах со значительным еврейским населением и (или) созданием новой автономии в какой-то отдельно взятой стране (например, в Австралии или принадлежащей в то время Турции Палестине).

В Советской же России проблема создания национально-культурной автономии или даже попытка простого декларирования ее в форме территориализма или сионизма упиралась в проблему признания большевиками права наций на самоопределение. В мировом социалистическом движении это право было впервые сформулировано на Лондонском конгрессе Второго Интернационала в 1896 г.: «Конгресс объявляет, что он стоит за полное право самоопределения всех наций и выражает свое сочувствие рабочим всякой страны, страдающей в настоящее время под игом военного, национального или другого абсолютизма».

Подход В.Ленина в этом вопросе был иным. Как выразился А.Авторханов, Ленин признавал, и то условно, право наций на самоопределение при капитализме, но категорически отрицал его при социализме.

Большевики очень быстро разобрались в идеологических платформах Бунда и сионистов и выяснили опасность, которую те и другие несут в себе как их оппоненты. Не случайно в докладной записке заместителя полномочного представителя ОГПУ по Западному краю И.К.Опанского секретарю ЦК КП(б)Б А.И.Криницкому от 28 декабря 1924 г. стоял отдельный пункт – «Идеологическая связь Бунда с сионизмом», в которой он писал:

«Если поверхностно подойти к вопросу, то таковой связи как будто не должно быть, так как на еврейской улице «бундизм» и «сионизм» являлись враждующими между собой группировками, несмотря на мелкобуржуазный характер обеих. Бунд совершенно отрицает необходимость Палестины, борется против древнееврейского языка, каковой стремятся насаждать среди евреев правые сионистские организации.

Однако если ближе присмотреться к так называемым «социалистам-сионистам», то нужно признать, что, если отбросить идею Палестины, идеологии ЦСП [Сионистской социалистической партии] и Бунда почти тождественны. Так, в вопросах методов, политики и работы и отношения этих партий к Соввласти имеется очень много сходного. По национальному вопросу и те и другие предъявляют «требование еврейской автономии» и т.д. В вопросах текущего момента у них также разницы никакой нет. Обе требуют «освобождения профсоюзов от засилия коммунистической партии», «Советов без коммунистов» и т.д. Таким образом, существует идеологическая связь между нынешним Бундом и «социалистическим сионизмом».

Большевики меньше всего хотели, чтобы хоть какой-то народ вообще ставил вопрос о своей автономии и тем самым породил цепную реакцию в стране, которую они расценивали не иначе, как советскую империю. И именно поэтому борьба с еврейскими партиями и общественными движениями даже сугубо социалистического направления повелась со всей присущей большевикам жестокостью.

3

Одной из первых политических партий, попавших в жернова репрессивной политики большевиков, стал Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России) – основной представитель евреев в органах власти.

Он был создан на I съезде еврейских социал-демократических организаций, проходившем в Вильно с 25 по 27 сентября 1897 г., как единый руководящий центр всех подпольных организаций в среде еврейской социал-демократии. 11 делегатов представляли пять городов Северо-Западного края: Вильно, Минск, Белосток, Варшаву и Витебск. Идею проведения такой объединяющей всех конференции за полгода до этого высказал Юлий Мартов, выступая на первомайском собрании в Вильно. Его доклад назывался «Поворотный пункт в еврейском рабочем движении».

Создание еврейской национальной партии в так называемой «черте оседлости» стало логическим завершением многолетней борьбы, которую вел еврейский народ с царским самодержавием против политики государственного антисемитизма, за воплощение марксистских идей освобождения еврейского пролетариата от «пут капитала».

В конце XIX – начале ХХ столетия Бунд был наиболее крупной и развитой рабочей социалистической организацией на территории царской России. Благодаря языковому барьеру, он долгое время оставался хорошо законспирированным и смог избежать репрессий. Когда в марте 1898 г. в Минске состоялся Первый (учредительный) съезд РСДРП, трое делегатов из девяти были бундовцами.

Характеризуя идеологию Бунда и его роль в европейском революционном движении, израильский политолог Шломо Авинери писал в книге «Происхождение сионизма»:

«Этот союз признавал специфику еврейского вопроса в экономической и культурной областях и необходимость освобождения еврейских масс Восточной Европы в социальных рамках, имеющих корни в национальной исторической традиции. Поэтому он уделял внимание охране и развитию культуры на идише – языке повседневной жизни, носителе проблем и трудностей народных масс (в отличие от русского и польского языков, усвоенных еврейскими буржуазными слоями, и иврита, символизирующего язык молитвы, религии, клерикализма и вообще прошлого).

Будущее бундовцы видели во включении еврейского пролетариата, сохраняющего собственные культурные рамки, в общее революционное пролетарское движение… Однако при этом они отвергали любую попытку национального возрождения, связанную с Эрец-Исраэлем, воспринимая воссоздание государства на этой земле и возрождение иврита как узкий национализм, вырывающий еврейский вопрос из комплекса возможных универсальных решений и толкающий народ назад, в прошлое, к созданию чего-то вроде нового гетто».

Как известно, евреи России, в отличие от всех других народов, не имели своей исторической территории проживания, поэтому Бунд, требуя полномочий в решении проблемы еврейской культурно-национальной автономии, вошел на I съезде РСДРП в ее состав как «автономная организация, самостоятельная лишь в вопросах, касающихся специально еврейского пролетариата».

В революционных событиях начала ХХ в. Бунд сыграл значительную роль, особенно велико было его участие в революции 1905-1907 гг. Во всяком случае, на территории Белоруссии все события происходили при его непосредственном участии, потому что других социал-демократических организаций в городах либо не было вовсе, либо они были слабы и немногочисленны. Новый всплеск активности Бунда отмечен после Февральской революции 1917 г.: к осени его первичные организации действовали более чем в 50 городах и местечках. В мае 1917 г. в Минске был оформлен Северо-Западный областной комитет Бунда.

Большевики, однако, в соответствии со своей доктриной стремились стать главной и единственной силой на всех этапах освободительного движения в Российской империи и потому вели ожесточенную борьбу со своими противниками в социал-демократическом движении.

Успехи Бунда в 1917 г. были весьма значительны. Выступив на выборах местных органов самоуправления в июле-августе в коалиции с меньшевиками и эсерами, он намного опередил своих конкурентов. Из 40 его делегатов на объединительном съезде РСДРП в августе 1917 г., представляющих более 20 тысяч членов первичных организаций, 7 человек были из Белоруссии. Получив на съезде право иметь представителей во всех местных организациях и в ЦК, Бунд сделал заявление, что он «входит составной частью в РСДРП и принимает все ее программные положения».

Однако после Октябрьского переворота многое в политике Бунда изменилось.

Разгоняя Учредительное собрание и утверждая свое право на духовную и властную монополию, большевики фактически одним ударом ликвидировали и многопартийность, и парламентаризм. Протестуя против такого поворота событий, бундовские лидеры на II Всероссийском съезде Советов вновь вошли в коалицию с меньшевиками и эсерами и огласили декларацию о «неправомочности» съезда. Выразив протест «против военного заговора и захвата власти» большевиками, они покинули зал заседания. Специальную резолюцию, принятую 7-9 ноября 1917 г. в Минске, подписали, кроме прочих, представители минской, гомельской, витебской и бобруйской организаций. Для большевиков ее обнародование было весьма неприятным, ибо она официально объявляла о «непризнании» их победы и о необходимости передачи власти в руки «всей революционной демократии». Проведенный в декабре 1917 г. VIII съезд Бунда объявлял Октябрьский переворот незаконным, а советскую власть недопустимой.

Бунд в это время занимал крайне непримиримую позицию по отношению к большевикам и представлял серьезную силу. В конце 1917 г. его Северо-Западный областной комитет объединял 102 первичные организации с 19 тысячами членов, а в целом по России – более 400 организаций, в которые входило около 40 тысяч членов. Минская организация расценила Октябрьский переворот как «прямую угрозу существованию революции» и уже 2 ноября вместе с эсерами и меньшевиками вышла из городского совета. Аналогичные процессы происходили практически по всей России.

Высланный в 1922 г. за границу философ Лев Карсавин, разоблачая популярный миф, что именно евреи и совершили Октябрьский переворот, писал: «Необходимо покончить с глупою сказкою…, будто евреи выдумали и осуществили русскую революцию. Надо быть очень необразованным исторически человеком и слишком презирать русский народ, чтобы думать, будто евреи могли разрушить русское государство… Историософия, достойная атамана Краснова и, кажется, позаимствованная им у Дюма-отца, который тоже обвинял в устройстве французской революции графа Калиостро!»

Принципы, отстаиваемые Бундом, во многом были связаны со специфическими проблемами российского еврейства. Не рассматривая всех евреев в мире как единый народ, Бунд отвергал глобальную национальную политику, ограничивая свои цели достижением гражданских прав и культурной автономии для евреев своей страны. Сионизм он расценивал как «реакционное буржуазное или мелкобуржуазное националистическое движение», отвлекающее еврейские массы от политической борьбы за свои права в России. Борьба с сионистами занимала в его политике значительное место.

Для большевиков Бунд был сильнейшим раздражителем, тем более что он, издавая в то время около сотни изданий различных наименований, имел возможность доносить свою более либеральную, нежели большевистскую, позицию до миллионов читателей, завоевывая популярность у наиболее грамотной части населения городов. Уже в начале 1918 г. начались репрессии, основным объектом которых стали лидеры бундовских комитетов и средства массовой информации. Репрессии быстро перекинулись из центра на периферию.

А подавлять недовольство населения большевики научились уже в первые месяцы своего правления, причем под репрессии попадали не только те, кто действительно выражал несогласие с их политикой, но и все, кто представлял малейшую потенциальную опасность. Это называлось «принять профилактические меры». Так, в августе 1918 г. Ф.Дзержинский объяснял сотрудникам ВЧК: «самая действенная [мера] – взятие заложников среди буржуазии, исходя из списков, составленных вами для взыскания наложенной на буржуазию контрибуции…, арест и заключение всех заложников и подозрительных в концентрационных лагерях». Делалось это не только с согласия, но и под непосредственным влиянием самого лидера советского государства. 9 августа 1918 г. В.Ленин телеграфировал в Пензенский губисполком: «Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города».

С тех пор так и расправлялись со всеми «подозрительными» и «сомнительными» независимо от наличия у них вины. Любопытно при этом заметить, что в те дни, когда Ф.Дзержинский и В.Ленин говорили о концентрационных лагерях, законных оснований для существования таковых еще не существовало: официально они были созданы Постановлением ВЦИК от 11 апреля 1919 г. Предполагалось, что такие лагеря появятся во всех губернских городах. В Минске это произошло в августе 1920 г.

Что касается лиц, «подозрительных и сомнительных», то в случаях отсутствия доказательства вины или, как было написано в Положении о народном суде РСФСР, «отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового, [следовало] руководствоваться социалистическим правосознанием». Совершенно ясно, что при этом судьи давали волю своему субъективизму, а сами суды в большинстве случаев превращались в произвол и беззаконие. К тому же Постановленим Реввоенсовета республики от 4 февраля 1919 г. приговоры Революционного военного трибунала не подлежали обжалованию или кассации и приводились в исполнение в 24 часа.

1 июня 1922 г. был принят Уголовный кодекс РСФСР, которым в Белоруссии пользовались до 1928 г. Именно там и появилась печально известная статья 58 – «Контрреволюционные преступления». В ней было 14 пунктов, 13 из которых предусматривали высшую меру наказания (или, как тогда говорили, «социальной защиты») – расстрел. Подвести под эту статью было достаточно просто. Стоило, например, опубликовать острую полемическую статью в газете, и автор тут же попадал под действие постановления ЦК большевистской партии от 19 декабря 1918 г.: «На страницах партийной и советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений…»

4

Репрессии против Бунда начались уже в самом начале 1918 г.

8 января в газете «Дер векер» («Будильник») появилась корреспонденция «За нашу свободу» с призывом протестовать против репрессий витебских властей в отношении Бунда. Спустя 10 дней эта газета, назвав большевиков «новыми самодержцами», «напомнила», что бундовцы включены властями в «черный список» и причислены к «предателям» и «врагам революции». Газета обличала новую власть в грубом нарушении демократических норм, сообщая о разгоне городской думы в Витебске и готовящемся ее разгоне в Минске.

Аресты за принадлежность к Бунду, разгон рабочих собраний, «братоубийственная война, которую большевики вносят сами в рабочие кварталы» являлись частью репрессивной политики властей в отношении к тем национально-демократическим партиям и движениям, которые не разделяли их взглядов. Организованный Бундом 22 января 1918 г. митинг в Минске принял резолюцию протеста против «антидемократичной политики большевиков», против «удушения социалистической прессы», за обеспечение свободы митингов и собраний. Отметив в резолюции, что действия большевиков представляют «величайшую опасность для революции и ее завоеваний», митинг выступил с протестом против этой «антидемократичной политики».

В середине августа 1918 г. большевики арестовали участников рабочего совещания Бунда в Витебске. Последние обратились с письмом к членам организации. Его стали распространять служащий Смушкин и рабочий Зубарев. И того, и другого арестовали. В ЧК над ними глумились, не разрешая даже воспользоваться туалетом, а ночью повели на расстрел. Смушкевич был убит, а Зубареву удалось бежать. Комитет Бунда немедленно разогнали, его члены тайно покинули Витебск, однако четырех человек (Аронсона, Каравкина, Гольбурга и Света) власти задержали и переправили в Московскую ЧК.

В конце 1918 г. большевики закрыли построенный на собранные еврейскими рабочими деньги клуб в местечке Дубровно Могилевской губернии, а имущество и библиотеку клуба реквизировали.

Репрессии вынудили некоторых бундовцев искать компромисс с властью. Появились предложения принять идеологию большевиков и пойти по пути более тесного с ними сотрудничества, но широкой поддержки они не получили. Почувствовав назревающий в Бунде раскол, большевики решили его ускорить, и 15 января 1919 г. бюро ЦК КП(б)Б приняло решение создать Еврейскую коммунистическую партию (ЕКП). Это стало едва ли не первой попыткой создания того, что позднее получило название «параллельной структуры» – марионеточного образования, выполняющего те же самые функции и вытесняющего уже существующую организацию с его «поля». В том же месяце ЕКП декларировала, что является «частью Белорусской коммунистической партии, ставит себе те же общеполитические задачи». Как откровенно в августе 1919 г. отмечала газета «Жизнь национальностей», главная задача ЕКП состояла в «повседневной борьбе с Бундом» для того, чтобы «аннулировать давнишнюю монополию Бунда на еврейский пролетариат». Когда свою миссию ЕКП выполнила, ЦК компартии Литвы и Белоруссии в июне 1919 г. ее ликвидировал.

Со второй половины 1918 г. Бунд начал эволюционировать в сторону советской власти, и уже в марте следующего года на XI конференции принял резолюцию «О политическом моменте», в которой эту власть признавал «неизбежной при данных условиях» и призывал к ее поддержке «во имя борьбы с внешней и внутренней контрреволюцией». Однако, поддерживая Советы, Бунд все же пытался протестовать против тех элементов политики, которые считал неверными. Открытое письмо ЦК Бунда в ЦК компартии Литвы и Белоруссии от 11 апреля 1919 г. так и называлось: «О поддержке Красной Армии и необходимости изменения политики советских властей».

В нем Бунд отмечал, что «не менее других рабочих партий несет ответственность за судьбы революции» и ставит вопрос о поддержке Красной Армии, так как «контрреволюционные силы… являются одновременно и силами антисемитскими, грозящими еврейскому пролетариату и еврейским трудовым массам истреблением и гибелью». Однако одновременно Бунд «считал своим долгом указать ЦК коммунистической партии, что… необходима общая перемена курса политики в духе усиления участия самих трудовых масс во власти, усиление деятельности и самодеятельности Советов, расширение их базы, прекращение политики террора».

Но признание советской власти сопровождалось оговоркой, что за ее политику Бунд никакой ответственности не несет, ибо остается в оппозиции. Эти же слова произнесла товарищ (заместитель) председателя ЦК М.Фрумкина («Эстер») на VII съезде Советов в декабре того же года.

Чтобы доказать свою лояльность новой власти, Бунд в апреле 1919 г. объявил о мобилизации евреев в ряды Красной Армии и отправил на Западный фронт воинские части, а его военная секция начала издавать газету на идише, которая так и называлась – «Красная Армия», а в мае высказался за вхождение Белорусской Народной Республики (БНР) в состав Советской России, рассматривая это как начало создания федерации свободных народов бывшей царской империи. Кроме того, 11 декабря 1919 г. ЦК Бунда в радиообращении «К рабочим всего мира», предал анафеме сионистов, которые на Парижской мирной конференции в своей борьбе за право создания автономии в Палестине добились признания евреев в качестве союзной воюющей нации и присоединения к странам-победительницам в мировой войне.

Тезис об отказе от «системы террора» и прекращении его присутствует почти во всех документах партии. Его также внесла в резолюцию XII конференция Бунда в середине апреля 1920 г. Но, поскольку «красный террор» являлся одним из основных действующих механизмов политики военного коммунизма, такая позиция весьма раздражала большевистское руководство, и борьба с Бундом продолжалась с удвоенной энергией. В заявлении его ЦК от 10 сентября 1919 г. приводятся многочисленные примеры дискриминации и преследований бундовцев, вмешательства в дела их партийных структур на местах, а то и прямых репрессий.

В Мозыре большевики потребовали «изъять из организации» члена ЦК Бунда, бывшую политкаторжанку Горелик за ее критические замечания по поводу практикуемой системы заложников. В последующем ее уволили с должности инструктора по делам народного образования за то, что «много времени посвящает партийной работе». Там же, в Мозыре, власти сорвали собрание бундовцев и не разрешили спектакль в пользу газеты «Дер векер» на том основании, что «благотворительные вечера запрещены».

В Орше у местной организации Бунда власти реквизировали клубное помещение. В Толочино арестовали председателя комитета и несколько его членов, и хотя они позднее были выпущены, сам факт ареста говорит о политике запугивания, проводимой властями.

В Витебске на страницах официального органа «Известия Витебского губернского совета» долгое время велась подлинная травля местной бундовской организации, а когда в ее газете опубликовали статьи памяти расстрелянного Смушкина, ее редактора Чижевского арестовали, хотя сам факт расстрела власти официально признали своей ошибкой, а виновных наказали.

Однако Бунд все еще пользовался большим авторитетом у еврейского населения, имеющего свой взгляд на происходящие в стране события. Как отмечалось в одном из его заявлений, «мы не можем отказаться и не откажемся от права критиковать власть центральную и местную, когда, по нашему убеждению, она делает ошибки; мы считаем принципиально недопустимым преследование оппозиционных социалистических партий, не стремящихся к свержению советской власти; тем более мы протестуем против преследований нашей партии...»

В 1920 г. в Гомеле у местной организации власти отняли построенный на деньги рабочих клуб, запретили выход газеты «Югенд Бунда», устраивали волокиту с выдачей пропусков на выезд по партийным командировкам. В Смоленске одного из бундовцев не утвердили на ответственную должность из-за его партийной принадлежности.

5

Давление на Бунд усиливалось, нарастали и противоречия внутри самой партии, и в 1920 г. организация раскололась на правых и левых. Вступление Бунда в РКП(б) стало неизбежным.

9 июня 1920 г. в Москве был подписан договор о его слиянии с Объединенной еврейской социалистической рабочей партией (ОЕСРП) «в одну коммунистическую организацию». ОЕСРП, созданная еще в июле 1917 г., выступала за создание в Палестине национального еврейского центра с социалистическим устройством общества. При этом для евреев в диаспоре партия предусматривала создание национальной экстерриториальной автономии, руководимой еврейским парламентом – сеймом. В основу объединения легли резолюции и постановления обеих партий, принятые за полтора месяца до этого на их съездах и совещаниях в Москве и Гомеле.

Учитывая, что после объединения новая партия стала называться так, как Бунд назывался до этого – Всеобщий еврейский рабочий союз, можно говорить не о слиянии, а о вхождении ОЕСРП в более крупную и сильную структуру. Почти сразу после этого ЦК начал рассматривать вопрос о вступлении Бунда в РКП(б), и даже был принят проект устава для этой процедуры. Согласно «Краткой объяснительной записке к проекту условий вступления Бунда в РКП(б)» он прекращал существование как самостоятельная партия.

Однако при этом его руководство по-прежнему настаивало на получении полной самостоятельности в решении чисто еврейских вопросов, «задачи и программа действий» по которым были «подробно обозначены в резолюции XII конференции по национальному вопросу». Но именно фактор самостоятельности и не устраивал руководство РКП(б), которое опасалось, что пример Бунда может привести к сепаративным тенденциям в партии и расколу ее, говоря словами Сталина, «по «национальным куриям». Торжества бундизма РКП(б) допустить не могла, хотя доказательств уникальности «еврейского» подразделения в большевистской партии было более чем достаточно:

«Еврейская нация является чуть ли не единственной эсктерриториальной нацией. Все крупные народности, населяющие Россию, имея свои территориальные центры, тем самым имеют и свои культурные национальные центры и самостоятельные коммунистические партии или организации, которые фактически являются руководящими не только для пролетариата нации, преимущественно населяющей данную территорию, но и для тех национальных меньшинств национальных секций, которые рассеяны в качестве островков в других местах республики. Так что основная цель ими фактически достигается.

Для организации и концентрирования национально-культурной работы среди еврейских трудящихся и вовлечения самых низов еврейского пролетариата и трудящихся в русло коммунистического строительства и работы нет другого способа, кроме придания определенной самостоятельности экстерриториальной коммунистической организации еврейских рабочих».

Большевики же упорно не хотели представлять еврейский народ как единую массу, утверждая, что не может быть единства пролетариата и буржуазии, а поскольку евреи в большинстве своем – представители мелкобуржуазных слоев, ни о какой автономии не может быть и речи. Большая советская энциклопедия в 1927 г. (т. 8, с. 110), то есть спустя 6 лет после ликвидации Бунда, писала: «Отвергая сионизм во всех его видах, Бунд противопоставляет ему свое буржуазно-демократическое решение национального вопроса по системе национального размежевания и создания общих для еврейской буржуазии и пролетариата политических органов еврейской персональной культурно-национальной автономии. Идеологически это означало переход на точку зрения мелкой буржуазии».

Переговоры о слиянии шли мучительно. Бунд, отстаивая свою позицию и протестуя против ее искажения в партийных документах, вынужден был обращаться в исполком Коминтерна, но к концу 1920 г. все вроде бы отладилось. К этому времени большинство правых бундовцев смогло эмигрировать, и в партии возникло относительное единство.

С 5 по 12 марта 1921 г. в Минске прошла Всероссийская чрезвычайная конференция Бунда, на которой было оглашено письмо Коминтерна, который предлагал все же решить вопрос о его слиянии с РКП(б). Предложение было принято, но партия, как заявил в своем выступлении ее председатель Арон Вайнштейн, оставляла за собой право «иметь свой взгляд на вопрос о формах еврейского рабочего движения – оно должно быть построено на самодеятельности еврейских рабочих». «Этому нашему взгляду мы останемся верны, – подчеркнул А.Вайнштейн. – Это наш бундизм».

На конференции было принято решение, что после ликвидации партии все ее члены автоматически войдут в состав РКП(б) с сохранением партийного и революционного стажа. (В те дни членами РКП(б) стали 418 бундовцев. В последующем число их возросло: на 1 января 1926 г. в ВКП(б) было уже 2865 человек, в том числе 2640 членов партии и 225 кандидатов.) Однако главное предложение – сохранить название «Бунд» за еврейскими секциями РКП(б), что способствовало бы укреплению влияния коммунистов на еврейские рабочие массы как в самой России, так и за рубежом – не прошло.

Что касается членов партии, не признавших этого решения, то они, собравшись в Витебске, объединились в социал-демократический Бунд, сохранив еще на какое-то время идеологическое влияние на политику государства в национальном вопросе.

6

Надежда на то, что внутри большевистской партии будет сохранена какая-то видимость демократии, была похоронена в марте 1921 г., когда Х съезд РКП(б) принял резолюцию «О единстве партии», в соответствии с которой предписывалось распустить все оппозиционные группировки. С этого дня навсегда запрещалась фракционность: любая организованная форма инакомыслия представляла смертельную опасность для тоталитарной системы и потому ее предстояло немедленно искоренить. Утверждалось беспрекословное подчинение приказам центра и жесткая дисциплина. Всякую попытку ревизии любого положения марксизма следовало расценивать как происки врагов рабочего класса.

То, что это смертельно опасно для будущего страны, понимали уже в те годы. «Бюрократическое самовластие должно уступить место советской демократии, – писал Л.Троцкий. – Восстановление права критики и действительной свободы выбора есть необходимое условие развития страны». Но к концу первого послеоктябрьского десятилетия Сталин уже располагал собственной, преданной ему партийной номенклатурой и взращенным классом чиновников, способным на любое преступление во имя сохранения личной власти. Массовыми репрессиями тридцатых они доказали вождю, что на них можно рассчитывать.

Бундизм, то есть политика, отстаивающая право народов (и в первую очередь евреев) на национально-культурную автономию, в корне противоречил большевистскому пониманию интернационализма, но на первом этапе партийного строительства его сторонников пока не трогали. Более того, многие бывшие бундовцы, работавшие в Белоруссии, смогли занять достаточно высокое положение в партии и государстве, что не помешало уничтожить их в годы массовых репрессий.

Арон Вайнштейн (1877, Вильно – 1938, ? ) – одна из наиболее значительных фигур в политике первых послереволюционных лет в Белоруссии. Член Бунда с 1901 г., участник большинства его съездов и делегат от Бунда на ряде конференций РСДРП, в 1917 г. – председатель Минской городской думы, председатель Бунда с апреля 1917 г. по день ликвидации. От его имени подписал 31 июля 1920 г. Декларацию независимости Белорусской ССР. С 1921 г. – председатель Совета народного хозяйства Белоруссии, член Президиума ЦИК, заместитель председателя Совнаркома Белоруссии, один из авторов плана создания еврейских сельскохозяйственных поселений в Белоруссии. В 1923-1930 гг. – член коллегии Наркомфина СССР. Репрессирован, покончил жизнь самоубийством в тюрьме.

Александр Чемерисский (наст. имя Соломон, 1880, мест. Бар Подольской губ. – 1939, ? ), один из ведущих партийных функционеров Бунда. В партию вступил в Минске в 18-летнем возрасте, когда после Первого съезда РСДРП проходили массовые аресты бундовцев. Стоял у истоков Еврейской независимой рабочей партии (ЕНРП). Во многом благодаря его организационному таланту бундовское движение в Гродненской губернии по своему масштабу в 1908-1914 гг. занимало одно из ведущих мест. Неоднократно подвергался арестам. В начале 1920 г., примкнув к большевикам, стал председателем Центрального бюро евсекции. Работая под полным контролем ВКП(б), жестко проводил линию партийного руководства на подавление еврейской национальной жизни. В 1926 г. обвинил в национализме всех, кто говорил о необходимости национального самоопределения евреев в СССР. В том же году издал две книги с изложением откровенно ортодоксальных позиций: «ВКП(б) и еврейские массы» и «Сионистская галиматья» (на идише). В 1934 г. арестован и отправлен в ссылку. В 1939 г. расстрелян.

Мария Фрумкина, урожденная Малка Лившиц, партийный и литературный псевдоним «Эстер» (1880, Минск – 1941, лагерь под Карагандой). Окончила женскую мариинскую гимназию в Минске, затем педагогические курсы в Петербурге. Член Бунда со дня основания, вела работу в кружках Минска, Гомеля, Витебска, Вильно. Была участником конференций партии, находилась в ссылке. С 1913 г. – член ЦК Бунда. В 1917 г. – редактор газеты «Дер векер», член ЦИК Литовско-Белорусской ССР. Была одним из инициаторов большевизации Бунда. С 1921 г. – зам. ректора (с 1925 г. – ректор) Коммунистического университета национальных меньшинств Запада в Москве. Участвовала в подготовке и издании на идише Собрания сочинений В.Ленина в 8 т., автор биографии Ленина на идише (в 1925-1926 гг. три переиздания). Репрессирована, ни одного из предъявленных фальсифицированных обвинений не признала.

Янкель Левин (1888, Гомель – 1938, ? ). Работал в организациях Бунда в Варшаве, на Украине, с 1917 г. – в Белоруссии. Один из ведущих сотрудников газеты «Дер векер», журнала «Штерн». Во 2-й половине 20-х гг. участвовал в организации еврейских поселений в Крыму, на юге Украины и в Биробиджане, автор статей и брошюр по вопросам переселения евреев в необжитые районы. Репрессирован.

Гирш-Шмуэль Лурье (1878, Витебск – 1937, ? ). Член Бунда со дня основания. Оказавшись в ссылке, принял участие в Якутском восстании политических ссыльных. С 1917 г. – член ЦК Бунда, редактор его органа на русском языке «Наш голос». С 1918 г. – сотрудник бундовского еженедельника «Дер глок». В 1921 г. арестован ЧК на объединенном собрании Бунда и меньшевиков. В 1920-е гг. выпустил ряд книг на идише и на русском языке на антирелигиозные и исторические темы. Соавтор сборника «Революционное движение среди евреев» (М., 1934). Один из редакторов журнала «Каторга и ссылка». Репрессирован.

Мотл Кипер (1896, Черняхов Волынской губ. – 1938, ? ), публицист, общественный деятель, член Бунда с 1912 г. С 1921 г. – нарком по делам национальностей Белоруссии, позже – редактор гомельского еженедельника «Дер коммунистишер вег». С 1924 г. – секретарь евсекции при ЦК КП(б) Украины. Автор книг «О еврейском вопросе в Советском Союзе и о сионистских «победах» (1926), «Биробиджан» (1928), «Еврейское местечко на Украине» (1929), «Антисемитизм и еврейский национализм» (1929) и др. В 1933-1935 гг. – секретарь Сталиндорфского еврейского райкома партии Днепропетровской области. Репрессирован.

Несмотря на то, что формально бывшие бундовцы влились в ряды РКП(б), лидеры большевиков не могли чувствовать себя спокойно, ощущая за спиной дыхание оппозиционеров, которые и не думали скрывать свое негативное отношение к проводимой ими политике. Долго терпеть «несогласных» в своем лагере они, естественно, не могли и в ходе регулярно проводимых «чисток» РКП(б) постепенно от них избавлялась. Исключения из рядов партии в ходе генеральной «чистки» 1921-1922 гг. сопровождались формулировкой «за неизжитие небольшевистских тенденций».

К 1926 г. ситуация резко изменилась. 26 января бюро ЦК приняло решение о борьбе с бундизмом. Отмечалось, что он «пустил корни в рабочем движении, в среде руководящего класса», отчего «вопрос о борьбе против бундовских традиций приобрел особое значение». Бундизм объявлялся одной из самых опасных «небольшевистских традиций во всех слоях [партийной] организации». В феврале 1926 г. в секретном письме, обращенном ко всем членам и кандидатам Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии, ЦК КП(б)Б изложил основные обвинения (естественно, с приклеиванием, в соответствии с традицией тех лет, соответствующих ярлыков):

– приукрашивание деятельности Бунда и преувеличение его роли в революционном движении (идеализация Бунда);

– неумение вести работу среди масс нееврейской национальности (национальная ограниченность);

– недостаточное понимание роли пролетариата как класса-гегемона (цеховщина);

– перенесение в партию настроений мелкобуржуазных слоев населения (хвостизм).

Так было положено начало широкомасштабной политической кампании против бывших бундовцев – «носителей идей оппортунизма и еврейского национализма». В первых рядах этой борьбы стояли сами еврейские активисты, которые в разное время, как бы сменяя друг друга, выполняли одну и ту же задачу – полное дезавуирование Бунда в истории русской революции и в последующие годы социалистического строительства. Возглавляли новую советскую инквизицию бывшие бундовцы С.Агурский и М.Поташ. Им как сотрудникам Истпарта это просто полагалось по должности.

Заместитель директора Института истории партии при ЦК КП(б)Б Самуил Агурский (1884, Гродно – 1947, Павлодар) утверждал, к примеру, что позиция Бунда глубоко чужда всему еврейскому пролетариату [С.Агурский, «Еврейский рабочий в коммунистическом движении (1917-1921)», 1926; С.Агурский, «Очерки по истории революционного движения в Белоруссии (1863-1917)», 1928]. Именно с Истпартом связано искоренение даже памяти о Бунде, которая еще сохранялась в названиях созданных им газеты «Векер» и рабочего клуба в Минске, носящего имя рано ушедшего из жизни одного из лидеров Бунда юриста Бронислава Гроссера (1883-1912). В 1926 г. газету «Векер» переименовали в «Октябер», а клуб получил имя В.Ленина.

 

7

 

7

Одним из первых клише, приклеенных Бунду, стало обвинение в еврейском национализме. Именно так назывался целый раздел отчетного доклада первого секретаря ЦК КП(б)Б Александра Криницкого на Х съезде компартии в январе 1927 г. , посвященный «борьбе с пережитками Бунда и бундистской идеологии».

Сменивший С.Агурского в должности заместителя директора Института истории партии при ЦК КП(б)Б Моисей Поташ (1892, Двинск – после 1955) доказывал, что Бунд уже и в революции 1905 г. «являлся мелкобуржуазной, демократическо-революционной партией» (М.Поташ, «Большевизм и мелкобуржуазные партии в революции 1905 г. в Белоруссии», 1931) и вообще «проповедовал буржуазную националистическую теорию национально-культурной автономии и с этих позиций исходил в своих конкретных требованиях в национальном вопросе» (М.Поташ, «Контрреволюционная роль Бунда в Октябрьской революции» // Большевик Белоруссии, 1934, №19).

В условиях готовящегося «большого террора» партия требовала ужесточения характеристики деятельности «классовых врагов». Уже было недостаточно только ставить под сомнение или просто преуменьшать роль Бунда как главного организатора революционного движения среди евреев в конце XIX – начале ХХ вв., как это сделал секретарь исторической комиссии еврейского сектора Инбелкульта Эля Чернявский в монографиях «Еврейский рабочий в Белоруссии» (1931) и «Возникновение рабочего движения в Белоруссии» (1934). Нужно было прямо писать о «контрреволюционной роли Бунда в рабочем движении вплоть до Октября 1917 г.», как это потребовали февральские пленумы ЦК КП(б)Б 1933 и 1934 гг., где материалы Э.Чернявского были названы «махровой контрабандой и идеализацией Бунда», а также «грубым националистическим искажением истории». И что особенно важно для оценки ситуации этого периода в жизни Белоруссии, работы Э.Чернявского уже рассматривались как «одна из форм активизации еврейского буржуазного национализма».

Так в коммунистической пропаганде Бунд постепенно превратился в апологета «еврейского национал-фашизма». Начало было положено одиозной статьей литературного критика Хацкеля Дунца (1899, Слоним –1937, ?) «Еврейский национал- и социал-фашизм на службе у интервентов», опубликованной в журнале «Большевик Белоруссии» в 1932 г. (№9). М.Поташ довел этот тезис до логического вывода, заявив, что Бунд является «умеренным крылом фашизма», входящим в один «фронт великодержавной и местнонационалистической контрреволюции, которая боролась с оружием в руках против пролетарской революции» и по сей день оказывает «бешеное сопротивление победоносному социалистическому строительству».

Естественно, что в годы массовых репрессий после таких озвученных в печати обвинений ждать пощады всем, кто когда-либо имел хотя бы отдаленное отношение к Бунду, не приходилось. Историк Анатолий Великий в статье «Бунд в коммунистической Беларуси: хроника политического уничтожения» («Беларусь у ХХ стагоддзі», вып.2, 2003) привел материалы проверки партийных документов 1935 г. Во время той «чистки» в Белоруссии была «вскрыта значительная группа из Бунда и других еврейских националистических партий, не разоружившихся, служащих почвой для всевозможных контрреволюционных выступлений и создания антипартийных группировок».

Вот эти цифры: выявлено 113 «выходцев из еврейских националистических партий», в том числе: из Бунда – 75, из сионистских партий – 26, из «Поалей Циона» – 12. Исключено из партии 328 выходцев из бывших «мелкобуржуазных» партий, в том числе бывших бундовцев – 157, эсеров – 47, меньшевиков – 36, сионистов – 43, «поалейционистов» – 45. Во время «проверки партийных документов» комиссии пользовались списками бывших бундовцев, вошедших в 1921 г. в РКП(б). Почти все они были исключены из партии, что дало повод позднее обвинить их в контрреволюционной деятельности и подвергнуть репрессиям.

Под «ликвидацию» попали и те, чьими руками вокруг Бунда в 1920-е гг. создавалась в стране нетерпимая атмосфера.

В 1938 г. арестовали и сослали на 5 лет в ссылку Самуила Агурского. В 1937 г. арестовали и спустя два года приговорили к восьми годам лагерей Моисея Поташа. Освобожденный в 1945 г., он вернулся к работе в Институте истории АН БССР, но в ноябре 1948 г. был вновь арестован и отправлен в ссылку. Подвергнутый жестокой критике на пленумах ЦК КП(б)Б Эля Чернявский в 1935 г. исчез с общественной арены. Судьба его неизвестна.

Хацкель Дунец дослужился до заместителя наркома просвещения БССР, затем стал председателем комитета по делам искусств при СНК БССР, но в 1935 г. был снят со всех ответственных должностей, работал культработником на заводе им. С.Кирова. В 1936 г. арестован и в ночь с 29 на 30 октября 1937 г. расстрелян в минской внутренней тюрьме НКВД вместе с сотней других белорусских деятелей культуры.

Так в истории Бунда была поставлена последняя точка.

8

2 ноября 1917 г. британский министр иностранных дел Артур Джеймс Бальфур направил лорду Лайонелю Уолтеру Ротшильду декларацию о доброжелательном отношении Великобритании к сионистским стремлениям евреев. Текст ее был изложен в коротком письме – буквально несколько строк, но именно они сыграло для судеб миллионов евреев одну из решающих ролей:

«Правительство Его Величества относится благосклонно к восстановлению национального очага для еврейского народа в Палестине и приложит все усилия к облегчению достижения этой цели. Вполне понятно, что не должно быть предпринято ничего, что может повредить интересам, как гражданским, так и религиозным, нееврейских общин в Палестине или правам и политическому статусу евреев в какой-либо другой стране».

Вскоре военный кабинет министров, которому принадлежало право окончательного решения, одобрил декларацию как продуманный политический акт, и в результате Великобритания стала не только первой, но и единственной среди великих держав, которая официально заявила о своем сочувственном отношении к сионистскому движению. Препятствием, как ни странно, стала позиция еврейского Объединенного иностранного комитета, в который входили представители деловых кругов английского еврейства, и вопрос был окончательно решен лишь после того, как эту идею одобрил еще и президент США Вудро Вильсон.

24 апреля 1920 г. декларация Бальфура была утверждена на конференции союзников в Сан-Ремо, а 24 июля 1922 г. включена в текст мандата Великобритании на Палестину, утвержденного Лигой Наций. Так заполнилась та ниша, которая после Базельской конференции 1897 г. в документальном оформлении отстаивала права еврейского народа на восстановление собственной государственности на территории исторической родины – в Эрец-Исраэле. Согласие крупнейших держав мира означало одно: мир повернулся к народу, который долгие годы сам же дискриминировал и унижал, отрицая его право не только на свободную жизнь, но нередко и на само существование. Произошла одна из самых значительных и бескровных революций в истории, и сами евреи, которые еще совсем недавно думали лишь о том, где им найти убежище от грозящих напастей, теперь поняли, что их мечты о национальном очаге могут быть воплощены в жизнь, и произойти это может не в какой-то нейтральной стране, а там, где жил их народ в древности и откуда ушел в долгие века рассеяния. Идеология сионизма была подтверждена на самом высоком и, что особенно важно, нееврейском уровне.

Эту мысль прекрасно изложил будущий премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион в речи, с которой выступил на совещании молодых руководителей рабочего движения в Хайфе в 1944 г.

«Еврейская революция не первая и не единственная в мировой истории, но она, быть может, самая трудная… Все прочие восстания прошлого были восстаниями против системы, против политического, социального или экономического устройства. Наша же революция направлена не только против системы, но и против судьбы, против особой судьбы особого народа.

Невозможно в истории какой-либо еще нации найти параллелей уникальной судьбе евреев…

Этот народ дал миру великие и вечные нравственные истины и заповеди. Этот народ поднялся до пророческих откровений о единстве Творца и Его творения, о достоинстве и беспредельной ценности индивидуума (поскольку каждый человек создан по образу и подобию Божьему), о социальной справедливости, всеобщем мире и любви – «люби ближнего твоего, как самого себя». Этот народ первым пророчествовал о «конце времен» и первым провидел новое человеческое общество…

Даже сегодня, два с половиной тысячелетия спустя, после всего прогресса и всех революций, человечество даже не начало еще подступаться к осуществлению этого идеала. Евреи же сохранили свои ценности и свои пророческие надежды, а те, в свою очередь, сохранили его… Сама уникальность еврейского народа стала силой, с помощью которой он оставил отпечаток в человеческой истории и продолжает поныне оставаться творческой силой в мире…

За время длительной борьбы за сохранение своего самосознания и наших ценностей мы понесли тяжелейшие потери. Многие евреи капитулировали. После двух тысяч лет изгнания ряды наши не были бы столь немногочисленны, если бы не два фактора: уничтожение и ассимиляция. Они были для нас бедствием с самого начала галута… Да, отдельные люди сдавались и покидали наши ряды – НО НАРОД В ЦЕЛОМ НЕ СДАЛСЯ, НЕ УТРАТИЛ СВОЕЙ ДУШИ!

Были и другие народы, которым, подобно еврейскому, выпала судьба быть вырванными из родной почвы, но все остальные – все, без исключения – исчезали с арены истории в течение считанных десятков лет после своего изгнания. Евреи – единственный пример маленького, изгнанного, вечно ненавидимого народа, который твердо держался за свое и никогда не сдавался… Сопротивление его на протяжении стольких веков столь многим могучим врагам, отказ покориться исторической судьбе – это, коротко говоря, и есть суть еврейской истории в галуте…

Но те, кто совершают нынешнюю еврейскую революцию, решили: сопротивления судьбе недостаточно. МЫ ДОЛЖНЫ СТАТЬ ГОСПОДАМИ СВОЕЙ СУДЬБЫ. МЫ ДОЛЖНЫ ВЗЯТЬ ЕЕ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ! Такова доктрина еврейской революции: не продолжать непокорство галута, но положить конец галуту. Галут означает зависимость – материальную, политическую, духовную, культурную и интеллектуальную… Наша задача – порвать с этой зависимостью… Значение еврейской революции заключено в одном слове – независимость! Независимость еврейского народа на своей родине!..»

Декларация Бальфура была первой серьезной победой сионизма. Ее появление не было свидетельством всплеска эмоций или политического расчета, ибо, как свидетельствует один из биографов лорда, «еврейский вопрос не был для него одной из многих политических проблем – он составлял часть его личности… На протяжении всей жизни он не переставал интересоваться евреями и их судьбой. Источником этого интереса послужил Ветхий Завет, с которым его в детстве познакомила мать… Мысль, что христианская религия и цивилизация находятся в огромном, своего рода единственном долгу перед иудаизмом, который был постыдно плохо оплачен, не оставляла его».

Другую решающую роль в осуществлении сионистской мечты сыграл премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж, который обеспечил в ходе Первой мировой войны победу британских войск на Ближнем Востоке и освобождение Палестины от многовекового османского владычества. Глубоко религиозный человек, сын баптистского проповедника, он назвал эту победу «единственной по-настоящему волнующей вещью в этой войне».

Появление декларации Бальфура вызвало подлинный взрыв энтузиазма в еврейских местечках и кварталах больших городов. Основатель и один из лидеров Израильской ассоциации бывших узников советских концлагерей, известный публицист Юлий Марголин (1900, Пинск – 1971, Тель-Авив) в книге «Как было ликвидировано сионистское движение в Советской России» вспоминал о демонстрации в украинском городе Екатеринославе (с 1926 г. – Днепропетровск), в которой принимало участие около 15000 человек.

Аналогичная реакция была и у белорусского еврейства. К примеру, 11 ноября в Могилеве Еврейский национальный избирательный комитет (по выборам в Учредительное собрание) совместно с Могилевским комитетом сионистов организовал «грандиозный митинг-концерт». Как писала выходившая в те дни в городе газета «Еврейское слово», «помещение городского театра было переполнено до последней степени, а у здания была огромная толпа, впустить которую не было возможности… Произнесенное с большим подъемом вступительное слово было посвящено декларации [Бальфура], встреченной с неописуемым энтузиазмом. Крики: «Да здравствует свободная Англия! Да здравствует свободная еврейская Палестина!» долгое время оглашали переполненный зал».

Согласно принятому решению, представители «двухтысячного собрания евреев разных классов и политических течений» посетили английского военного атташе при ставке Верховного главнокомандующего, располагавшейся тогда в Могилеве, генерала Чарльза Бартера и вручили ему адрес на еврейском, русском и английском языках. В нем было написано, что собрание «выразило свой единый восторг пред великим английским народом, всегда понимавшим глубокую трагедию еврейского народа, всегда дружески откликавшимся на его тысячелетние стремления к возрождению и ныне первым пришедшим еврейству на помощь в его многотрудной борьбе за неотъемлемое право на национальную самостоятельность».

Однако это был первый и последний всплеск радостных эмоций. Все происходящие после этого события носили для евреев трагический оттенок.

Вот как все в той же книге оценивает историческое значение Октябрьского переворота с точки зрения судеб еврейского народа не только России, но и всей Европы оценивает Ю.Марголин:

«Пять дней спустя [после принятия декларации Бальфура], 7 ноября, власть в Петрограде перешла в руки большевиков. Немногие верили в прочность новой власти, и еще меньше было таких, которые понимали трагический для евреев смысл революции. Не только на пути бездомных и гонимых еврейских масс, тяготевших к Палестине, выросло неожиданное препятствие – сами эти массы отныне оказались вовлеченными в процесс насильственной денационализации [ассимиляции], оторваны от контакта с мировым сионистским движением и осуждены на постепенное захирение.

Свободное развитие еврейского народа в России, едва начавшись, пришло к концу. На протяжении одного поколения сотни тысяч людей, политически и общественно активных, были осуждены на гибель, на ссылку, на водворение в лагеря. Победа коммунизма в России в значительной степени уничтожила эффект декларации Бальфура. От участия в создании еврейского государства был оторван передовой и самый многочисленный отряд мирового сионизма. С национальной точки зрения революция привела к погрому русского сионизма и решительному ослаблению освободительного движения еврейского народа во всем мире.

Непосредственным ее результатом явился застой сионистской работы в Палестине в 20-х годах, потеря драгоценных лет и роковое опоздание возникновения еврейского государства в эпоху между Первой и Второй мировыми войнами» (Серия «Маоз», №3, сентябрь 1968 г., Иерусалим, Общество борьбы за освобождение еврейства из Советского Союза).

Время показало, что, если бы большевики отнеслись к сионистским чаяниям евреев так же сочувственно, как англичане и американцы, и российские евреи получили свободу в решении собственной судьбы, Израиль мог бы возникнуть на 20 лет раньше, а европейское еврейство перед угрозой нацистского нашествия получило бы возможность эмиграции и предотвращения трагедии Холокоста.

9

К наступлению на сионистские организации советская власть приступила практически сразу после Октябрьского переворота 1917 г. Начиная с июля 1919 г. ликвидация сионистского движения в Советской России стала одним из элементов государственной политики. Примерно в то же время был создан специальный еврейский отдел в ВЧК, руками которого и проводились обыски и аресты сионистских лидеров.

В России сионистское движение не было однородным и представляло из себя широкий спектр политических партий, культурных и спортивных организаций, идеология которых колебалась в больших пределах и отражала все оттенки и течения еврейской мысли. После Февральской революции 1917 г. в России действовали 18 сионистских партий и союзов, объединявших в своих рядах до 300 тысяч членов и издававших 52 периодических издания (39 на идише, 10 на иврите, 3 на русском языке). При этом следует учитывать, что значительная часть территории России, на которой проживало не менее половины еврейского населения, была в тот период оккупирована германскими войсками.

Специфика деятельности сионистских организаций заключается в том, что из-за алии они постоянно теряют лучшие кадры. Существует даже популярное выражение: «Если ты сионист, почему ты еще здесь?»

Позиции сионистов на территории Белоруссии были весьма сильными: в этом регионе у них была достаточно серьезное прошлое.

Основанные в 1900 г. общества рабочих-сионистов под названием «Поалей Цион» («Рабочие Сиона») уже через год появились и на территории Белоруссии: в Двинске, Витебске, Минске. В ноябре 1901 г. в Минске состоялся съезд представителей Еврейской независимой рабочей партии (ЕНРП), на котором было решено, что кружки «Поалей Цион» могут войти в ее состав. И когда спустя год, 27-28 августа 1902 г., в Минске собралась II Всероссийская сионистская конференция, «Поалей Цион» принял в ней самое активное участие. К концу 1903 г. сионисты уже были заметными фигурами в еврейском общественном движении, а их организации работали во многих городах Белоруссии: Минске, Гродно, Могилеве, Бобруйске, Витебске, Гомеле, Борисове и др.

В силу специфических условий жизни и борьбы за существование российское еврейство к концу XIX в. представляло из себя достаточно боеспособный отряд в общем революционном и освободительном движении. Уже на Первом сионистском конгрессе в Базеле (1897 г.) делегаты из России произвели на присутствующих огромное впечатление, о чем позднее Т.Герцль писал: «Признаюсь, для меня появление на конгрессе евреев из России стало крупнейшим его событием… Российское еврейство явило нам такую культурную мощь, какой мы не могли и вообразить… Я бы сказал, что они обладают той внутренней цельностью, которая утрачена большинством европейских евреев. Русские сионисты ощущают себя евреями-националистами, однако без ограниченной и нетерпимой национальной заносчивости, какую трудно понять, учитывая современное положение евреев».

Минская конференция 1902 г. сыграла значительную роль в развитии сионистского движения в России. Одним из наиболее значительных ее результатов явилась та часть резолюции, в которой давалась оценка проблемы духовного сионизма и отношение к ней (с программной речью выступил Ахад-ха-Ам). Фактически была найдена общая позиция у религиозных и светских сионистов, отсутствовавшая до сих пор: «Оба существующие в воспитании народа направления: национально-традиционное и национально-прогрессивное – считаются раноправными в сионизме и в одинаковой степени должны составить заботу сионистской организации».

Cионисты уже в самом начале своего выхода на политическую арену понимали, какая пропасть отделяет их от Бунда, и в начале двадцатых годов, с окончательным разгромом основных конкурентов в решении еврейского вопроса, торжествующий победу и не подозревающий пока о своей неизбежной гибели «Поалей Цион» мог себе позволить писать, что еще четверть века назад понимал суть порочной политики Бунда. Когда в 1924 г. ЦК ЕКРП выпустил книгу «Из истории партии», в первой главе («У колыбели партии») один из ее лидеров (С.Кивин) писал:

«Существовавшие с 1897 г. два еврейских общественных движения – бундизм и сионизм как бы поделили между собой еврейскую улицу. Бундизм провозгласил свое господство над еврейскими рабочими, сионизм начал распространять свое влияние среди еврейской мелкой и средней буржуазии. Такое деление, казавшееся вполне естественным по классовому признаку, далеко не соответствовало национальным воззрениям этих двух течений.

Бунд означал национальное вырождение, ассимиляцию, в лучшем случае, национальное безразличие. Сионизм, напротив, стремился к национальному возрождению, территориальной самодеятельности на старой родине.

Бунд призывал к классовой борьбе и проповедовал космополитизм во имя социализма. Сионизм же отрицал существование классов у евреев и призывал к единению, гражданскому миру во имя высших надклассовых интересов нации».

Сионистское движение в России раздирали идеологические противоречия. Только на базе групп «Поалей Цион» в 1905-1906 гг. возникли три самостоятельные еврейские социалистические партии со своими лидерами и идеологами, общая численность зарегистрированных членов которых в период максимального подъема их деятельности составляла 56 тысяч человек. Это тут же отметили власти, которых озаботил даже не сам факт объединения в этнические партии большого количества общественно активного городского населения, какими всегда были евреи, сколько их переориентация на требования политического характера.

Уже в 1903 г. специальный циркуляр МВД запрещал любую сионистскую деятельность в империи, «не направленную на немедленный выезд евреев из России», а в 1907 г. дело о регистрации Минского общества сионистов дошло до правительствующего Сената, издавшего указ, согласно которому «никакие организации сионистов не должны быть допущены в России ввиду преследуемых ими политических задач, ведущих к обособлению еврейских масс с целью активной борьбы с существующими условиями правовой жизни еврейства».

Более подробное разъяснение причин запрета сионистского движения было дано в циркуляре Департамента полиции от 21 мая 1908 г.:

«Уже со времени IV сионистского конгресса (1900 года) идеи чистого сионизма, выработанные Базельской программой, стали отходить в массах еврейства на второй план, выдвигая вперед программу насущной работы на местах и ставя на первое место социалистические принципы. Сионисты от чистого идейного учения постепенно стали переходить к тактике вмешательства в культурную, экономическую, а затем и политическую жизнь России. Эта эволюция сионизма привела последний в сторону противоправительственного лагеря…»

По сведениям Департамента полиции, «большая часть этих [сионистских] организаций влилась в чисто революционные организации и приступила к совместной с ними деятельности».

Особое место в этом процессе занимали политические деятели-выходцы из Белоруссии. Первым, кто сформулировал основные принципы социалистического сионизма, был Нахман Сыркин (1868, Могилев – 1924, Нью-Йорк). Его манифест, опубликованный в Вене еще в 1898 г. под названием «Еврейский вопрос и социалистическое еврейское государство», выдержал множество изданий на разных языках и получил широкую известность в сионистских кругах. Выпускник философского факультета Берлинского университета (окончил со степенью доктора), он был изгнан из Германии за «подрывную» деятельность, жил с семьей в Париже, но в судьбоносные 1905-1907 гг. находился в России.

После провала «плана Уганды» Н.Сыркин перешел в стан территориалистов и был там также одним из лидеров, но позднее вернулся во Всемирную сионистскую организацию. Созданная им в декабре 1904 г. сионистско-социалистическая рабочая партия (ССРП, социалисты-сионисты) действовала в Минске, Могилеве, Мозыре, Витебске, Кобрине, Пинске, Борисове, Горках, Сморгони, Воложине, Заславле, Речице, Шклове, Койданове, Мстиславле, Ветке, Слониме, Быхове, Дрогичене, Бобруйске, Гомеле, Ляховичах и других городах Белоруссии. Социалисты-сионисты были единственными, кто вообще отрицал какую бы то ни было возможность культурной и национальной автономии в диаспоре.

Проживая с 1907 г. в США, Н.Сыркин возглавлял американский «Поалей Цион», последовательно отстаивал свою программу конструктивного социализма, несмотря на обвинения в нарушении основ марксизма со стороны российской «Поалей Цион» во главе с Бером Бороховым, настаивающим на разжигании классовой борьбы в ишуве (Палестине). Но именно концепция Н.Сыркина стала наиболее популярной и в середине 1930-х гг. одержала победу в израильском рабочем движении, а затем и привела к созданию в 1948 г. Государства Израиль, определив на несколько десятилетий всю внутреннюю и внешнюю политику страны. (В 1951 г. останки Н.Сыркина перевезены в Израиль и перезахоронены рядом с могилами других выдающихся деятелей социалистического сионизма в районе озера Кинерет.)

10

В 1917 г. на выборах в Учредительное собрание за сионистов в Минской губернии проголосовали 65,4 тыс. чел., а сионист Юлиус Бруцкус (будущий министр по еврейским делам в литовском правительстве) был избран депутатом Учредительного собрания от Минской губернии. В июле того же года в Минске возник Комитет представителей сионистских организаций Минска, Витебска и Могилева, а в сентябре состоялась конференция делегатов 189 сионистских организаций, в которых тогда состояли 75 тысяч человек.

В этот период в 25 городах и местечках региона были созданы группы «Гехолуц» – союз молодежи, а позднее, в 1922 г., в СССР возникла молодежная сионистская организация «Гашомер гацаир» («Юный страж»), одна из ячеек которой работала в Минске. Организации объединяли молодежь от 12 до 20 лет, подготавливая ее к жизни в палестинских поселениях.

В Минске в 1917 г. начали выходить сионистские газеты «Дер ид» («Еврей», на идише) и «Гехавер» («Товарищ», на рус. яз., орган одноименной сионистской студенческой организации), а с января 1918 г. – еще газета «Дер идишер солдат» («Еврейский солдат», на идише). В сентябре 1919 г. в Минске появилась еще одна большая ежедневная газета – «Фарн фолк» («Для народа», на идише).

Во время немецкой оккупации Минска на выборах в правление еврейской общины сионисты получили большинство голосов (33 места). Одним из организаторов еврейского движения в Белоруссии стал Йосеф Трумпельдор.

Й.Трумпельдор (1880, Пятигорск – 1920, погиб при обороне колонии Тель-Хай во время антифранцузского восстания арабов) – первый еврей, получивший офицерский чин в царской армии (после русско-японской войны 1904 г.). Эмигрировав в 1912 г. в Палестину, после Февральской революции вернулся в Россию с целью убедить Временное правительство сформировать в составе русской армии еврейский полк, который бы сражался на турецком фронте, а после окончания войны попал на Ближний Восток и принял участие в борьбе за создание еврейского государства. Стал одним из организаторов Всеобщей федерации еврейской самообороны и комиссаром по делам еврейских солдат. После Октября получил разрешение на формирование первого еврейского полка, который мог бы защищать евреев от всевозможных погромов. Но в январе 1918 г. уже собранный полк был распущен, а саму еврейскую самооборону большевики объявили вне закона. После того как в январе 1918 г. в Харькове возникло создано Всероссийское движение «Гехолуц», Й.Трумпельдор как один из его лидеров прибыл в Минск и здесь создал Белорусскую региональную организацию.

«Гехолуц» стал беспартийным сионистским движением молодых людей старше 18 лет, признающих иврит своим национальным языком и готовящихся к поселению в Эрец-Исраэль. В начале 1919 г. в Москве состоялись сначала конференция, а затем и Первый съезд движения, в котором активное участие приняла и молодежь из Белоруссии. Председателем избрали Й.Трумпельдора, а местом нахождения исполнительного комитета – Минск, что привело к появлению в городе большого отряда еврейской самообороны. Отсюда «Гехолуц» руководил нелегальной эмиграцией в Палестину, осуществлявшейся через Черное море и Кавказ.

18 марта 1920 г. Президиум ВЦИК отказал «Гехолуцу» в легализации, мотивируя решение тем, что поскольку его деятельность «не идет вразрез с постановлениями советской власти», то он не преследуется и, следовательно, в легализации не нуждается. Однако как только на конференции «Гехолуца» в октябре того же года было принято решение о форсировании эмиграции, начались аресты, пик которых пришелся на январь 1922 г. Следующая волна репрессий накрыла молодых сионистов во второй половине 1925 – начале 1926 гг. Она была связана с началом работ по реализации Крымского проекта – попытки создания еврейской территориальной автономии на этом полуострове. Сионисты своей деятельностью создавали серьезную конкуренцию.

Окончательный разгром движения произошел в 1928 г., когда его центры были ликвидированы, а конфискованное имущество передано Обществу по распространению среди евреев ремесленного и земледельческого труда (ОРТ).

В ноябре 1917 г. на выборах в Учредительное собрание в большинстве еврейских общин России сионисты одержали убедительную победу. Из шести человек, включенных в единый национальный список, двое представляли Белоруссию: Юлиус Бруцкус и Яков Мазе от Минской и Могилевской губерний. Первый в это время находился в Петрограде, второй – в Москве, но авторитет их в сионистских кругах был настолько велик, что и минские, и могилевские евреи сочли за честь избрать их своими представителями в высший орган государственной власти России.

Ю.Бруцкус (1870, Паланга – 1951, Тель-Авив) – историк и общественный деятель, выпускник медицинского факультета Московского университета. Один из составителей «Указателя русской литературы о евреях» (1892), соредактор журнала «Восход» (1899-1902), а позднее (1904-1907) первого сионистского ежемесячника, выходившего в Санкт-Петербурге, «Еврейская жизнь» и журнала «Еврейская жизнь». Был выборщиком от Минска во 2-ю Государственную думу. На VII Всероссийской конференции сионистов в мае 1917 г. выступал за реализацию Гельсингфорсской программы, был избран в ЦК Сионистской организации. В 1921 г. – министр по еврейским делам в правительстве Литвы. С 1920 г. – в эмиграции. Автор многих книг по еврейской истории.

Я.Мазе (1859, Могилев – 1924, Москва) – раввин, общественный деятель. Получил юридическое образование в Московском университете. Примкнув к сионистскому движению «Хиббат Цион», много ездил по городам и местечкам черты оседлости, пропагандируя идеи палестинофильства. После того как московские власти в 1891-1892 гг. выселили из города большинство евреев, закрыли хоральную синагогу и изгнали раввина Шломо Минора, был утвержден на должность казенного раввина. Блестящий оратор и публицист, Я.Мазе явился одним из организаторов Общества любителей языка иврит (председатель его московского комитета), Общества распространения правильных сведений о евреях и еврействе, общества «Тарбут» («Культура»).

В конце жизни полностью ослеп, поэтому оказался единственным членом Всероссийской сионистской конференции (апрель 1920, Москва), который не был арестован. Отказался подписать декларацию представителей различных вероисповеданий, отрицавших преследование религии в СССР. В 1923 г., обратившись к М.И.Калинину, добился отмены решения о закрытии московской хоральной синагоги. Мемуары («Воспоминания» в 4-х тт., вышли в Тель-Авиве в 1936 г.) писал, будучи уже слепым. Похороны Я.Мазе вылились в Москве в многотысячную демонстрацию.

11

В первое после Октября время сионисты пользовались огромной популярностью среди российского еврейства. В те дни они только на идише выпускали 39 газет, листков и бюллетеней. Однако уже в 1918 г. многие из сионистских партий и организаций были распущены, имущество их конфисковано, а средства массовой информации закрыты. Наиболее ожесточенную пропагандистскую кампанию против политических партий и движений социалистического сионизма, не имевших легального статуса, власти повели в 1922-1923 гг. Лицемерие большевиков заключалось в том, что фактически преследовались организации, формально не запрещенные. В конце 1922 г. под давлением властей вынуждена была самораспуститься Евейская социал-демократическая партия «Поалей Цион», члены которой позднее вступили в ВКП(б) и принимали активное участие в деятельности евсекций.

Такая же драматическая судьба сложилась и у близких к сионистам и сотрудничавших в контакте с ними организаций. Среди них – Союз еврейских трудящихся масс (СЕТМАСС), возникший в 1919 г. в Киеве по инициативе раввина А.Я.Житника на базе ликвидированной городской еврейской общины. В августе того же года, когда Киев заняли войска Деникина, Союз перенес свою деятельность в зону, остававшуюся под контролем большевиков, и уже в сентябре его бюро при поддержке Ш.Диманштейна расположилось в Москве.

На состоявшемся 16-18 ноября 1919 г. в Витебске совещании местная евсекция высоко оценила деятельность новой организации по улучшению экономического положения еврейских низов и помощи в организации религиозной жизни. СЕТМАСС выпускал газету на идише «Хореванье», газеты-листовки «Генуг» и «Еврейская беднота». В 1920-1921 гг. с его участием в Белоруссии была создана сеть кооперативов ремесленников и около 150 сельскохозяйственных артелей и коммун на северо-востоке республики (Невель, Смоленск, Полоцк).

Очень быстро СЕТМАСС стал массовой организацией, насчитывающей десятки тысяч членов, разделенных по профессиональным цехам, и принял активное участие в создании Евобщесткома для помощи пострадавшим от погромов. Евсекция, первоначало поддерживавшая этот Союз, почувствовав его независимость и поддержку со стороны «Поалей Циона», расценила новую структуру как конкурента и стала добиваться ее роспуска.

В августе 1920 г. в Москве состоялась I Всероссийская конференция СЕТМАССа, на которой присутствовали и делегаты из Белоруссии, но вместо поддержки со стоны Наркомнаца и Евсекции, все закончилось прекращением финансирования, и лишь белорусские власти еще продолжали оказывать организации материальную поддержку.

В 1923 г. Союз возглавил Шмуэль Жидовецкий (1897, мест. Тетиев Киевской губ. – 1964, Москва), активист «Поалей Циона». При нем деятельность организации получила новое ускорение, начался сбор добровольных пожертвований, завязались отношения с еврейскими организациями США. Но интриги Евсекции достигли успеха. В газете «Дер Эмес» появились статьи с нападками на лидеров СЕТМАССа, которых в конце концов даже привлекли к уголовной ответственности, и в начале 1924 г. по инициативе еврейского отдела Наркомнаца организация была распущена.

(Судьба Ш.Жидовецкого сложилась драматически. В двадцатые годы, работая редактором в Большой и Малой советских энциклопедиях, он стал одним из организаторов просветительских вечерних университетов в Витебске, Киеве, Одессе и Москве. Позднее преподавал иностранные языки в московских вузах, во время войны работал переводчиком в Наркомате обороны СССР, но в апреле 1945 г. был арестован по обвинению в руководстве сионистской деятельностью и в течение девяти лет находился в тюрьмах и лагерях.)

После того как в августе 1924 г. сионисты-социалисты провели массовые акции протеста по поводу социально-экономической и культурной политики большевиков, начались многочисленные аресты, и все сионистские партии и организации перешли на нелегальное положение.

Несколько иная ситуация сложилась с Еврейской социал-демократической партией «Поалей Цион», которая получила в 1923 г. от еврейского отдела Наркомнаца легализацию и стала называться Еврейской коммунистической рабочей партией «Поалей Цион». Она и осталась последней легальной небольшевистской партией в СССР.

В отношениях большевиков и сионистов существовала не только идеологическая, но и чисто прагматическая составляющая. В частности, циркуляр начальника секретного отдела ВЧК М.Я.Лациса от 1 июня 1920 г. о необходимости активизировать тайную борьбу с «еврейскими буржуазными националистами, состоящими на службе у Антанты», содержал и такую мотивировку: «Сионизм, охватывающий почти всю еврейскую интеллигенцию, если бы ему суждено было осуществиться, немедленно лишил бы нас огромнейших кадров, необходимых для восстановления нашего народного хозяйства».

Основной же причиной являлась, разумеется, запрограммированность советской социально-политической системы на моноидеологичность, из-за чего отторгались любые идеи, отличные от официальной догмы. Ссылка же на Антанту в документе, подписанном М.Я.Лацисом, была ничем иным, как проявлением убеждения руководства большевистской партии, что сионизм является проводником политики своего злейшего в тот период врага на международной арене – британского империализма. Это убеждение И.Сталин сохранял вплоть до начала Второй мировой войны.

Следует отметить, что большевики долгое время не могли четко для себя определить, как им относиться к сионистским партиям, которых было довольно много, – большинство из них признавали марксистскую доктрину, четко стояли на классовых позициях и отличались от большевиков лишь тем, что исповедовали создание национального еврейского очага в Палестине. Поэтому решения властей часто противоречили друг другу и во многом отражали личное мнение того или иного большевистского лидера.

В первой половине двадцатых годов многие сионистские организации существовали легально и поэтому имели все основания обращаться к властям с жалобами на необоснованные репрессии. Чаще всего это делали руководители Еврейской коммунистической рабочей партии «Поалей Цион» (ЕКРП ПЦ). Петербургский исследователь В.Измозик в статье «Ф.Э.Дзержинский, ОГПУ и сионизм в середине 20-х годов» приводит текст одной такой жалобы и реакцию на нее властей.

«В письме от 1 июля 1925 г. они [лидеры ЕКРП] обвиняли властные структуры в том, что «в последнее время взят курс систематических преследований и удушения нашей деятельности… Материалы нашего центрального ежемесячного органа – «Еврейская пролетарская мысль» – задерживаются Главлитом по нескольку месяцев… Редактирование наших материалов Главлитом носит характер либо полного запрещения, либо совершенно произвольного оперирования… искажающего мысль автора и его формулировку», «нашей Московской организации был также запрещен митинг 1 мая с.г. без всякого мотива», вывод, что «такая система травли по отношению к другой легальной советской партии, которой не дается возможность не только дискутировать, но даже просто опровергать возводимую на нее ложь и клевету», вряд ли может считаться допустимой.

Комментируя по просьбе секретаря ЦК А.А.Андреева эту жалобу [заместитель Ф.Дзержинского] Г.Г.Ягода и тогдашний зам. начальника секретного отдела ОГПУ Я.С.Агранов, в частности, писали: «Партия «Поалей Цион»… является мелкобуржуазной сионистской партией, маскирующей свою националистическую сущность марксистской фразеологией… Считаем, что жалобы ЦК ЕКРП неосновательны. Советские органы относятся к ним гораздо более корректно и терпеливо, чем этого бы следовало… Политика запрещения антикоммунистических произведений в изданиях ЕКРП ПЦ и других стеснений в области массовой работы в националистическом духе проводилась согласно директивы совещания при орготделе ЦК РКП в прошлом году, в том смысле, сто ЕКРП ПЦ ликвидировать не следует, но не нужно давать ей возможности широкого распространения».

Один из эпизодов двуличия властей описывает в вышеуказанной книге Ю.Марголин. Дело происходило летом 1919 г., то есть в начальный период крестового похода Советов против сионистов. Вот какой ответ от 21 июля за подписью секретаря ВЦИК Авеля Енукидзе получила Сионистская организация на заявление о незаконных преследованиях своих сторонников:

«Так как ни одним декретом ВЦИК и СНК партия сионистов не объявлялась контрреволюционной и поскольку культурно-просветительная деятельность сионистских организаций не идет вразрез с постановлениями советской власти, президиум ВЦИК предлагает всем советским организациям не чинить препятствий этой партии в означенной деятельности».

Этот документ в качестве «охранной грамоты» был размножен, и копии посланы во все провинциальные центры. «А между тем его содержание не сулило сионистам ничего доброго…, ибо то, чего [они] добивались – признания сионизма частью советской действительности и узаконения его в рамках режима, – не могло не расцениваться большевиками иначе, чем контрреволюцией… 1 сентября группа чекистов оккупировала помещение Центрального комитета Сионистской организации в Петрограде и произвела в нем полный разгром. Присутствующие были арестованы, помещение опечатано с изъятием текущей корреспонденции и 120 тысяч рублей. Одновременно была закрыта газета «Хроника еврейской жизни». На следующий день аресты и обыски произошли в Москве. Помещение в Петрограде сионистам было возвращено, но ни денег, ни разрешения на выпуск газеты они обратно не получили…

Весь период двадцатых годов стоял под знаком грандиозной провокации, на которую, по крайней мере в первые годы, доверчиво шла неопытная сионистская молодежь. К примеру, дали собраться в апреле 1920 г. в Москве большой сионистской конференции в зале товарищества «Тарбут». На съезд были разосланы приглашения по почте и телеграфу. Это была первая после трехлетнего отрыва от мирового сионистского движения встреча. Два дня съезд заседал спокойно, но на третий день в зале появился отряд из 50 вооруженных чекистов и арестовал всех 109 делегатов и гостей…

Арестованных на Лубянке встретил М.Лацис, который, прочтя «охранную грамоту» ВЦИК, вернул ее со словами: «Да, но вы не получили специального разрешения на съезд». Юлиус Бруцкус заметил: «По советским законам легальная партия имеет право собираться без особого разрешения», на что М.Лацис ответил, усмехаясь: «Законы-то вы знаете, а вот чекистских порядков не знаете. Посидите и познакомьтесь с чекистскими обычаями».

Десять дней спустя на массовом собрании молодежи клуба «Герцлия» в переполненном зале Московской консерватории известный пианист профессор Д.Шор произнес речь протеста против «слепых партийных чиновников». Назавтра клуб был навсегда закрыт. А участники съезда после нескольких месяцев в камерах Лубянки получили по 5-6 месяцев принудительных работ. Те из них, кто дал подписку об отказе от сионистской работы, был амнистирован.

Фактически, как писал в книге «Тайная политика Сталина» Геннадий Костырченко, большевики одобрили «в качестве оптимальной тактику негласной борьбы с Сионистской организацией России путем тайных арестов ее предводителей, административных репрессий и финансового давления. Во исполнение этой установки 27 июня [1919 г.] тайно был создан «еврейский стол при секретном отделе ВЧК», который стал помогать чекистам в проведении «оперативных мероприятий» против сионистов. Официально же 21 июля от имени Президиума ВЦИК Сионистской организации было разъяснено, что, поскольку она ранее не объявлялась контрреволюционной, нет и оснований для принятия специального акта о ее юридической легализации и что советские органы не будут чинить препятствий культурно-воспитательной деятельности сионистов».

Двойная мораль – не запрещать, но и работать не давать – вообще была свойственна внутренней политике большевиков. По большей части это шло от отсутствия четкого понимания ситуации и привычки все вопросы, особенно самые трудные и противоречивые, решать силовым путем. Причем чем ниже был уровень исполнителя, тем жестче и безапелляционней решался вопрос. К примеру, председатель ОГПУ Феликс Дзержинский занимал совершенно иную позицию по отношению к деятельности сионистских партий. Вот что он писал по этому поводу своим заместителям В.Р.Менжинскому и Г.Г.Ягоде 15 марта 1924 г.:

«Просмотрел сионистские материалы… Не пойму, зачем их преследовать по линии их сионистской принадлежности. Большая часть нападок на нас опирается на преследование их нами. Они преследуемые в тысячу раз опаснее для нас, чем не преследуемые и развивающие свою сионистскую деятельность среди еврейской мелкой и крупной, спекулирующей буржуазии и интеллигенции… Программа сионистов нам не опасна, наоборот, считаю полезной. Я когда-то был ассимилятором. Но это детская болезнь. Мы должны ассимилировать только самый незначительный процент, хватит. Остальные должны быть сионистами. И мы им не должны мешать под условием не вмешиваться в политику нашу. Ругать евсекцию разрешить, то же – и евсекции».

Спустя год, 24 марта 1925 г., в записке В.Р.Менжинскому пишет: «Правильно ли, что мы преследуем сионистов?.. Я думаю, что это политическая ошибка… Надо пересмотреть нашу тактику. Она неправильная». И еще через два месяца ему же пишет: «Ведь мы принципиально могли бы быть друзьями сионистов… [которые] имеют большое влияние в Польше и в Америке. Зачем их иметь себе врагами?»

(Комментируя позицию Ф. Дзержинского по отношению к сионистам, Г.В.Костырченко отмечает, что тот «до революции тесно соприкасался с видными деятелями Бунда» и что о его отношении к евреям «можно судить по тому факту, что из четырех его ближайших помощников в ОГПУ трое были евреями».)

12

Аналогичная ситуация в стране складывалась и с вопросом запрета на преподавание и использование иврита.

В начале 1919 г. Еврейский комиссариат издал декрет, объявлявший иврит «языком реакции и контрреволюции» и предписывавший преподавание в еврейских школах только на идише. Декрет стал итогом антисионистской и антиклерикальной деятельности Евсекции. Сионисты немедленно выступили с решительным протестом. Общество «Тарбут» отправило делегацию к наркому просвещения А.В.Луначарскому. Во главе ее стоял Яков Мазе. Нарком заявил делегации, что считает декрет актом вандализма, и при этом ехидно заметил, что никто не сомневается в важности языка иврит, кроме еврейских большевиков.

По этому же вопросу Сионистский Центральный комитет отправил делегацию к председателю ВЦИК М.И.Калинину. Ее возглавлял историк и общественный деятель Юлиус Бруцкус, брат которого, экономист Борис Бруцкус, вместе с Ш.Дубновым возглавлял в это время Фолкспартей. Результатом встречи стало появление декрета, который предписывал всем органам советской власти не препятствовать деятельности сионистов. Но прошло всего полгода, и по требованию заместителя А.В.Луначарского историка М.Покровского Наркомпрос принял 30 августа 1919 г. решение о запрете преподавания иврита во всех учебных заведениях страны. Были закрыты все школы общества «Тарбут», началось изъятие из библиотек книг на иврите, прекращали деятельность еврейские издательства, журналы, рассыпались наборы книг.

Наступление на «Тарбут» носило особо варварский характер, ибо эта организация несла сугубо просветительские функции и курировала народные школы, гимназии, учительские семинарии, курсы для воспитательниц детских садов и т.д. Все эти учреждения были созданы после Февральской революции 1917 г., но именно с «Тарбута» началось наступление большевиков на иврит. Уже в августе 1918 г. Еврейский комиссариат ходатайствовал перед Наркомнацем о запрещении преподавания иврита в школах. «Такое клерикальное общество, как «Тарбут», – писал Евком в заявлении, – успело опутать своими сетями 40000 школьников. В своих школах они преподают на чужом древнееврейском языке. Такое преподавание калечит детские души».

После закрытия всех учебных заведений «Тарбута» в СССР возникла целая сеть подпольных школ преподавания иврита, ликвидировать которую власти долгое время не могли. Более того, работавший в подполье «Тарбут», объединившись с молодежными сионистскими организациями, инициировал в 1926 г. поток писем еврейских детей в высшие органы советской власти с просьбами разрешить преподавание иврита и литературы на нем. ЦИК СССР расценил эти обращения как «попытку подрыва советской еврейской школы и замены ее древнееврейской националистической». Преследования и репрессии возросли, и к 1930 г. деятельность «Тарбута» была окончательно прикрыта.

В начале двадцатых годов власти всенародно объявили иврит контрреволюционным языком, поскольку его учили сионисты, готовясь к эмиграции, которая сама по себе была занятием, подрывающим основы большевистской идеологии в области национальной политики.

Правда, в последующие годы не раз раздавались голоса о необходимости продолжить изучение иврита, и даже спустя 7 лет, в феврале 1926 г., член ЦИК СССР, председатель Комитета по земельному устройству трудящихся евреев (КОМЗЕТ) П.Смидович отмечал, что запрещение преподавания древнееврейского языка «не имеет никакого основания в законах нашего Союза». Однако к этим заявлениям никто серьезно не относился, ибо иврит официально считался одним из проявлений объявленных в СССР вне закона сионистской идеологии и еврейского клерикализма. Более того, преследовалась даже любая творческая деятельность на иврите. В результате единственный театр, играющий на этом языке, «Габима» (Москва), отправившись в январе 1926 г. на зарубежные гастроли и посетив ряд стран Европы и США, осел в конце концов в Тель-Авиве.

Подлинной трагедией отмечен творческий путь большинства литераторов, работавших на иврите. Достаточно привести для примера судьбу двух поэтов – И.Каганова и Х.Ленского.

Ицхак Каганов (1904, Горки Могилевской губ. – 1978, Ашдот) в 14-летнем возрасте оказался делегатом I конференции «Гехолуца», проходившей в Харькове в январе 1918 г. С детства увлекаясь ивритом и ивритской литературой, И.Каганов пытался приобщить к ним и своих друзей. В конце 1918 г. создал в Горках юношескую организацию Агуддат ноар леумит «Гатхия» («Возрождение»), а позднее, уже в условиях силового давления со стороны властей, занимался распространением нелегальной сионистской литературы.

В 1921 г. И.Каганов поступает в Петроградский университет, но, покинув его спустя два года, полностью отдается литературной работе. В 1926 г. выходит его первая и единственная в СССР публикация – мистическая поэма «Ктаим» («Фрагменты»), включенная в сборник «Брешит» («Вначале»). Она посвящена размышлениям о миссии поэта, который, жертвуя собой, освещает путь земного бытия (похоже, предчувствует, какая судьба ждет его самого).

К середине двадцатых годов заниматься сочинительством на иврите стало небезопасно, поэтому И.Каганов уходит работать в еврейскую сельскую школу. Творческому человеку тесно в маленьком сельском мирке, и в 1930 г. он – студиец у великого С.Михоэлса. После окончания учебы работает театральным режиссером, в том числе еврейских театров в Симферополе и Днепропетровске. Потом – война, действующая армия. В 1947 г. начинает работать над автобиографическим романом «Тахат шамаим ахурим» («Под мрачными небесами»). Рукопись первых глав при попытке передать их для публикации в Эрец-Исраэль попадает в НКВД, и в сентябре 1948 г. И.Каганов вместе с группой других литераторов, пишущих на иврите, оказывается на скамье подсудимых. Обвинение в принадлежности к «националистической сионистской антисоветской организации» и – приговор: 10 лет лагерей. В лагере – новый суд и уже другой приговор – расстрел, замененный на 25 лет заключения.

В лагерях, в невероятно сложных условиях, И.Каганов создал 480 стихотворений на иврите, которые запоминал без записи на бумаге и ежедневно повторял «про себя» из опасения забыть хотя бы строчку. Записанные после освобождения из лагеря (1955), они легли в основу книги «Бе-кол шофар» («Гласом шофара». Переправить в Израиль рукопись удалось только в 1975 г. Спустя год поэт смог репатриироваться сам. В 1977 г. вышла книга, а еще через год автора не стало.

Хаим Ленский (1905, Слоним Гродненской губ. – 1943 ?, Сибирь ?) – один из самых талантливых ивритских поэтов ХХ в. Первые стихи написал, когда ему было 12 лет. В Слониме, оказавшемся в межвоенный период на территории Польши, имел все возможности для развития таланта. В 16 лет переехал в Вильно, занимался в учительской семинарии общества «Тарбут». Оба города в межвоенный период находились в составе Польше, где, несмотря на сильные антисемитские тенденции в обществе, у евреев были, тем не менее, все возможности для развития национальной культуры. Вот почему, когда в 1923 г. Х.Ленский откликнулся на приглашение отца, работавшего горным инженером в Баку, и решил перебраться к нему, это был шаг не просто рискованный, а трагичный. Советско-польскую границу переходил нелегально. Юношу задержали, но, к счастью, этот эпизод закончился для него без последствий, и в 1924 г. он наконец добрался до Баку. Зарабатывал на жизнь преподаванием иврита и публикацией рассказов и стихов на идише. В 1925 г. переехал в Ленинград и, работая металлистом в артели «Амал», основанной движением «Гехолуц», продолжал писать на иврите. Рукописи отсылал в Палестину, где они печатались в литературных альманахах. Переписывался с

Х.-Н.Бяликом, который высоко ценил его талант и пытался вызволить из СССР.

3 июля 1927 г. Х.Ленский оказался в числе «подписантов» документа, направленного в прокуратуру РСФСР, которое вошло в историю как «Письмо еврейских писателей». Дело в том, что в Ленинграде во второй половине двадцатых годов существовала группа ивритских писателей и поэтов, в которую входил и Хаим Ленский. В апреле 1927 г. власти запретили литературный вечер, и письмо было посвящено запрету на иврит в литературном творчестве.

Как всегда, власть проявила крайнее лицемерие: ответ М.И.Калинина гласил, что в СССР иврит не преследуется, хотя и является «мертвым языком», а спустя три месяца пять из шести авторов «Письма» были арестованы. Двоим из них (И.Матов и Ш.Сосенский) тюремное заключение заменили высылкой за границу, остальных позднее освободили. В 1934 г. все члены литературного кружка были вновь арестованы и приговорены к различным срокам заключения. Погиб талантливейший Н.Шварц, автор запрещенной поэмы «Питериада». Х.Ленского осудили на пять лет «за контрреволюционную деятельность». В ленинградской тюрьме он написал пронзительные строки:

...И тогда в белизну снеговой пелены
В муках брызгами крови усеяв,
Он припомнит о пасынке чуждой страны,
О последнем поэте евреев.

После освобождения в 1939 г. Х.Ленский предпринимал многократные безуспешные попытки получить разрешение на проживание в Ленинграде, но ближе, чем на 150 км к городу его не подпускали. Он по-прежнему много пишет, сравнивая себя в стихах с одиноким затравленным зверем и называя себя «последним поэтом, пишущим на иврите на чужой земле». Поэму «В снежный день» (1940) обнаружили и переслали в Израиль только в 1985 г. (спустя год она вышла там на иврите, а в СССР – в русском переводе еврейским Самиздатом). В 1941 г. – новый арест, опять лагеря, и в 1943 г. сведения о нем обрываются.

В 1939 г. друзья поэта, думая, что его уже нет в живых, издают в Палестине сборник «Ширей Хаим Ленски» («Стихи Хаима Ленского»). А в 1958 г. в Израиль наконец попадают сохраненные близкими его рукописи: баллады, поэмы, в том числе перевод на иврит поэмы М.Лермонтова «Мцыри» (вышли в 1960 г. под общим названием «По ту сторону Леты»).

Даже спустя 15 лет после выхода постановления о запрете изучения (и, как стало понятно позднее, использования в литературной деятельности) иврита продолжались нападки на его приверженцев. Когда в 1934 г. умер гениальный

Х.-Н.Бялик, «Дер Эмес» назвала его фашистом. О покойном авторе знаменитой поэмы, посвященной трагедии кровавого Кишиневского погрома 1903 г., писали:

«После Октябрьской революции, в тот час, когда сионизм стал одним из главных столпов гибнущего империализма – фашизма, Бялик превратился в активного лидера фашистской интервенции против Советского Союза. Бялик возглавил подстрекательскую кампанию против так называемой «инквизиции» в СССР. Путь от «Сказания о погроме» до Гитлера – печальный и постыдный путь самого важного буржуазно-национального поэта».

Но все же находились в СССР люди, сохранившие совесть: М.Горький в речи на I Всесоюзном съезде писателей назвал Бялика поэтом «почти гениальным» и предложил переиздать его произведения. Естественно, к его словам никто не прислушался.

13

Поскольку участники сионистского движения подвергались репрессиям едва ли не с первых месяцев существования Советов, некоторые сионистские организации были вынуждены уйти в подполье уже сразу после Октябрьского переворота 1917 г. Среди них – и «Цеирей Цион» («Молодежь Сиона») – рабочее движение умеренно социалистического толка, возникшее в 1903 г. Белорусский регион являлся одним из центров движения: Первая общероссийская конференция «Цеирей Циона» проходила в 1912 г. в Минске, на Всемирной конференции в Вене (1913) присутствовала большая делегация белорусских евреев, а штаб-квартира движения после этой конференции была размещена в Белостоке. «Цеирей Цион» ставил вопрос о создании социалистического еврейского государства в Палестине и о формировании национально-персональной автономии и еврейского образования на иврите в России.

В годы Гражданской войны, даже находясь на нелегальном положении, движение сыграло значительную роль в создании сионистского межпартийного объединения «Гехолуц» и в организации антипогромных сил еврейской самообороны.

С 1918 г. в подполье действовали сионистские клерикальные движения «Мизрахи» («Духовный центр») и «Ахдут Изроэл» («Единение Израиля»), которые настаивали на соблюдении религиозной традиции как при создании будущего еврейского государства в Палестине, так и в жизни диаспоры, включая все вопросы религиозно-национального образования на языке иврит. На территории Белоруссии особенно были сильны позиции последнего, объединившегося здесь летом 1918 г. с движением «Адас Изроэл» («Община Израиля») в единый религиозно-политический фронт «Ахдут» («Единство»). До разгрома в середине 20-х гг. оба движения действовали в глубоком подполье.

23 апреля 1920 г. были арестованы участники и гости проходившей в Москве сионистской конференции: 19 из них приговорили во внесудебном порядке к различным срокам заключения. Правда, вскоре их помиловали, но вынудили дать подписку о полном отказе от сионистской деятельности. (В последующем почти все они эмигрировали из СССР.)

Репрессии продолжались. Участники III конференции «Гехолуца» в Харькове (январь 1922), в том числе представители Белорусии, были арестованы. В том же году в Гомеле местные власти разрешили проведение съезда этой организации, после чего, выявив легально всех ее членов, провели массовые аресты, несмотря на то, что официально «Гехолуц» в Белоруссии (как и на Украине) запрещен не был.

Сами большевики способствовали пополнению рядов сионистов из числа молодежи. И дело не только в экономической нестабильности, безработице, полуголодном существовании, бытовом антисемитизме. Разжигая классовую рознь, большевики разделили всю молодежь на «свою» (пролетарскую) и «не свою» (мелкобуржуазную). Первые шли в комсомол, вторые – в сионисты.

19 марта 1923 г. оргбюро ЦК РКП(б) приняло решение «Разрешить существование организации «Гехолуц» на общих основаниях, установленных советской властью, предоставив ГПУ право бороться с контрреволюционными элементами, имеющимися в «Гехолуце». Фактически это решение развязывало чекистам руки. Давление на «Гехолуц» привело к тому, что в уставе организации появился пункт, заставляющий сионистов ежегодно предоставлять общие списки организации для контроля в ВЧК-ОГПУ.

Выявляя как легальным, так и агентурным путем убеждения еврейской молодежи, власти изгоняли молодых сионистов из учебных заведений. При этом истинные мотивы исключения не назывались, а на извещениях об увольнении писалось: «Уволен как идеологически чуждый элемент».

Репрессии принимали самые разнообразные формы: от общественных судебных процессов (как пример – суд в Слуцке 27-28 ноября 1923 г.) до массовых арестов – 1000 (18-22 сентября 1922 г.) и 3000 (2 сентября 1924 г.) человек по всей стране.

Некоторые случаи заканчивались трагедиями. Так, арестованная в Минске в 1925 г. 16-летняя Берта Левина объявила голодовку, во время которой ее, тем не менее, допрашивали, заставляя называть имена своих товарищей. После освобождения юная сионистка обо всем рассказала руководителям своей организации и покончила с собой.

Масштабы репрессий против сионистов впечатляют. С 13.03.1924 г. по 01.05.1925 г. в СССР было арестовано 3,5 тысячи человек сионистского актива, главным образом 17-23-летнего возраста. Такая избирательность объяснялась преобладающим молодежным контингентом в рядах организаций, например, в Белоруссии осенью 1925 г. насчитывалось около 5000 молодых сионистов.

В конце 1925 – начале 1926 г. из Белоруссии и Украины было отправлено в ссылку 400 человек; за один только день – 16.03.1926 г. – арестовали более 100 сионистов. Все попытки изменить позицию советского руководства по отношению к сионизму (обращение М.Горького к В.Ленину, переговоры с Г.Чичериным) результата не дали, ибо власти были убеждены, что, говоря словами из доклада И.К.Опанского на закрытом заседании бюро ЦК КП(б)Б 18 августа 1925 г , «на территории Белоруссии работы антисоветских политических партий, как-то: эсеров, меньшевиков, бундовцев и анархистов как организационно оформленных контрреволюционных организаций не чувствуется; единственным… в настоящее время является сионистское движение».

В чем же именно заключалась контрреволюционная деятельность сионистов, разъяснило постановление бюро ЦК КП(б)Б по докладу ГПУ БССР о политическом положении в республике от 7 мая 1926 г.: «сионистское движение, являясь организующим контрреволюционным фактором в городе и местечке… не ограничивается исключительно еврейскими массами, а, являясь выразителем мелкобуржуазной идеологии, косвенно усиливает и оформляет демократические тенденции против пролетарской диктатуры…»

Однако некоторые сионистские организации продлевали свое легальное существование путем уступок властям и внесением в свои программы тезисов, противоречащих собственным целям и задачам. По этому пути пошли и лидеры легальной фракции «Гехолуца», готовившей сельскохозяйственных рабочих для Палестины. Они участвовали в официальных мероприятиях властей (митинги, демонстрации, праздничные манифестации и т.д.), но при этом несли сионистские лозунги, пели сионистские песни. Их газета «Гехолуц» выходила трехтысячным тиражом.

Одним из наиболее важных явлений в еврейской общественной жизни стало появление новых учебных сельскохозяйственных центров. Эти центры создавала и действующая в подполье нелегальная фракция «Гехолуца», которая в Белоруссии организовала в 1925 г. учебный центр «Билу» и занималась переброской людей на Запад. Член ЦБ евсекций М.Фрумкина после поездки в Гомель в начале января 1923 г. отмечала в своем отчете наличие подпольных эмиграционных бюро в Мозыре и Турове и писала о почти 700 человек, переправленных в Палестину из Гомеля, Бобруйска и других городов Белоруссии.

Одно из «окон» на границе действовало в Двинске, куда беглецы попадали с помощью активистов полоцкой нелегальной ячейки «Гехолуц». Во второй половине 1924 г. через него в Латвию было переправлено свыше 80 человек.

Чтобы использовать опыт подготовки еврейской молодежи к работе в сельском хозяйстве и одновременно разработать проект по трудоустройству, альтернативный сионизму, президиум Центрального правления ОЗЕТа принимает специальное постановление, заявив, что нет никаких препятствий для вступления в ОЗЕТ и членов организации «Гехолуц» (в индивидуальном порядке), и их земледельческих и промысловых трудовых коллективов (как юридических лиц).

Но к этому времени подпольная деятельность сионистских организаций на территории Белоруссии приобрела большой размах. Именно здесь (Бобруйск) в 1925 г. группа арестованных сионистов совершила побег из тюрьмы. И не случайно начальник секретного отдела ВЧК-0ГПУ Т.Дерибас в своей справке от 29 мая 1925 г. докладывал Ф.Дзержинскому: «По всему СССР сидят арестованными 34 сиониста, в том числе Москва – 1, Минск – 32, Ростов – 1».

Сионистская социалистическая партия (ССП) стала ведущей всего сионистского движения в республике. Большую активность развили молодежные организации. «Еврейский социалистический союз молодежи» (ЕССМ) издавал еженедельную газету на идише «Югенд векер» (редактор Файвель Эфрон). Установившиеся связи с заграничными организациями помогали получать от них печатные издания и материальную помощь. В местечках, где еврейское население преобладало над белорусским, сионистская молодежь была и количественно, и организационно сильнее комсомольцев.

Активное участие в сионистском движении принимала молодежь, объединенная в организацию «Гашомер гацаир» («Юный страж»), Северо-Западный окружной штаб которой находился в Гомеле. Ее возглавлял прибывший из Киева 19-летний Марк Найштудт («Соломон»). В середине двадцатых годов число «шомеров» по Белоруссии достигало полторы тысячи человек (наибольшее их число проживало в Гомельском, Минском и Мозырском округах). Во многих городах действовали дружины, патрулирующие улицы. Их занятия проходили в скаутских уголках. «Цофим» (скауты) выпускали прокламации и листовки. Во время обыска на квартире лидера гомельских «цофим» Льва Гефтера в декабре 1925 г. были изъяты не только архив и знамя организации, но и гектограф.

Вслед за «взрослыми» юные сионисты также начали выдвигать политические лозунги, в частности, они выступали против ассимиляторской политики евсекций.

14

Начиная со второй половины 1925 г. евбюро при ЦК КП(б)Б резко усилило антисионистскую работу. Массовые аресты, произведенные зимой 1924 г., оказались неэффективными. Как следует из работ д-ра Леонида Смиловицкого (Иерусалим) и гомельского исследователя Александра Котовенко, сионистские организации к этому времени значительно выросли. К примеру, если на 1 октября 1924 г. в Мозырском округе насчитывалось 308 сионистов, то уже через год их было 650. Гомельский «Гехолуц» организовал для своих членов изучение иврита, активно отправлял людей в сельскохозяйственные колонии и мастерские Крыма, переправлял нелегальных эмигрантов в Палестину. Во многих городах у сионистов были созданы конспиративные квартиры.

21 января 1926 г. секретарям окружкомов и окревбюро из ЦК КП(б)Б отправили «строго секретное» инструктивно-информационное письмо евбюро о сионизме и борьбе с ним. В нем четко прозвучала озабоченность, что это движение превращается в серьезную силу, выдвигающую политические требования:

«Усилилась организационная связь между сионистскими организациями в СССР и за границей… Наиболее крепкая [из них] – ССП [социалисты-сионисты] входит во II Интернационал и, таким образом, организационно связана с мировой контрреволюцией… Приспособление к нашим советским коммунистическим лозунгам отходит в прошлое… В последней прокламации «Цеирей Циона» в Минске в качестве боевых лозунгов выставляются определенно клерикальные требования: субботний отдых и восстановление хедеров…

Если сионисты прежде всячески подчеркивали, что они ничего не выставляют против советской власти и даже компартии, что они возражают только против диктатуры евсекции, если прежде они всячески пытались доказать, что в сущности являются легальной партией, так как ничего против существующего социально-политического строя не имеют и лишь ложные доносы евсекции загнали их в подполье, то сейчас подобных заявлений у них уже не фигурирует.

В последней сионистской литературе идет уже открытая борьба против компартии… Лозунг «Долой евсекцию!» в последних воззваниях и прокламациях дополнен уже лозунгом «Долой РКП!».

Программа и остальные документы, содержащие в себе требования ССП, построены так, что на первый план выдвигаются общие политические требования (т.е. чисто меньшевистские), как-то: свобода печати, легализация всех политических партий, освобождение политических заключенных социалистов, отмена цензуры, свобода собраний, тайное голосование на выборах и т.д. Потом уже выдвигаются еврейские, явно националистические: трудовая национально-персональная автономия, еврейские Советы с центральным исполнительным органом и съездами этих Советов, еврейская национальная кооперация с центральным органом, особые национальные военные части, выделение еврейского бюджета из общегосударственного, создание предприятий на государственные средства для ликвидации безработицы среди еврейского населения и т.д.

В этой же программе мы читаем: «Считая, что в настоящее время завоевания революции более или менее уничтожаются и нарушаются режимом диктатуры РПК, ССпартия требует трудовую демократию»…

И, наконец, вывод: «Сионизм в БССР… становится одним из самых сильных отрядов российского меньшевизма».

По Белоруссии прокатилась волна арестов. В большинстве городов сионистские организации оказались разгромленными. Начиная с мая 1925 г. изменилась тактика властей по борьбе с сионистами: теперь к высылке в Палестину приговаривали не активистов движения, которые, собственно, этого и добивались, а рядовых членов, многие из которых для такого радикального решения, бывало, еще и не дозрели. Как выразился начальник секретного отдела ОГПУ Т.Дерибас, не следует выпускать за границу сионистских активистов, «чтобы это не истолковывали как поощрение противников советской власти». Что касается активистов, то теперь обвинения им предъявлялись по ст. 58, п. 5 (контрреволюционные действия, подрыв и ослабление советского режима), ст. 61 (помощь международной буржуазии) и ст. 72 (изготовление, хранение и распространение агитационной литературы контрреволюционного характера) УК РСФСР.

Органы ГПУ принимали меры и к перевербовке сионистских активистов. Факты об этом приводит в одной из статей Л.Смиловицкий:

«Власти старались заставить арестованных покаяться и заявить о прекращении сионистской деятельности. В обмен предлагалась амнистия и снятие ограничений на проживание во всех районах страны. Нашлись такие, кто перешел на сторону режима, полагая, что шансов на победу не осталось.

Самуил Голодец, бывший руководитель еврейского скаутского движения Гомеля и председатель гомельского окружного комитета «Маккаби», возглавил комиссию по самоликвидации «Гашомер гацаир», «Гехолуц» и «Маккаби».

Марк Найштудт, начальник Северо-Западного окружного штаба «Гашомер гацаир», на допросе в ГПУ сначала отрицал свою причастность к сионизму, но потом дал подробные показания.

В период с октября 1924 г. по 14 декабря 1925 г., по данным А.Котовенко, только в Гомеле и Бобруйске арестовали 27 молодых сионистов. Все они были репрессированы. О том, как происходил процесс высылки группы гомельских сионистов 26 февраля 1926 г. в Киркрай (Киргизия), вспоминал позднее начальник подготовительного отряда организации «Страж чести» гомельского «Гашомера» Израиль Мадорский:

«Гласного суда не было… Однажды разбудили в четыре утра, не объясняя причину… Мы стали сопротивляться. «Усмиряли» каждого из нас по четыре милиционера. Они выволакивали полураздетых юношей и девушек на ледяной тюремный двор…Три месяца этапом добирались до Кызыл-Орды…»

Уже в июле 1926 г., готовя отчет в ЦБ евсекций, евбюро при ЦК КП(б)Б громко заявляло об определенных успехах в борьбе с сионизмом в Белоруссии:

«Усилился интерес всей партии к антисионистской борьбе, выросла на местах прослойка активистов, умелых пропагандистов, улучшилось ведение антисионистской работы в местечках. В этом направлении был дополнен курс евотделения партшколы (Витебск), Минского, Витебского евпедтехникумов, еврейских политшкол, передвижек и вечерних школ… Выходцы из сионистских организаций, главным образом из «Гехолуца», становятся нередким явлением…

Число организованных сионистов в общем сократилось в два раза: с 3100 до 1500 (преимущественно за счет разложения «Гехолуца»). В некоторых организациях «Гехолуца» осталось всего 30% предыдущего числа. По отдельным пунктам имеются следующие данные: в Минске было 100 – осталось 20, в Жлобине было 40 – осталось 5, в Витебске было 12 – осталось 3, в Бобруйске было 40 – осталось 8, в Осиповичах было 40 – осталось 2…

Что касается ЕКП, то ее численность в Минске – 7 человек, по всей Белоруссии – 28, она влачит жалкое существование».

Одновременно власти пытались ликвидировать вообще все общественные организации, созданные по национальному признаку, которые можно было заподозрить в симпатиях к сионизму. В итоге среди еврейских организаций в числе «враждебных» оказались и спортивные клубы «Маккаби», которые, помимо чисто спортивной работы, проводили еврейские праздники, а кроме того, вызывали раздражение у властей тем, что носили бело-голубые значки с портретом родоначальника сионизма Теодора Герцля и обменивались ритуальными восклицаниями на иврите.

Первая попытка распустить клубы «Маккаби» относится к марту 1919 г., когда оргбюро ЦК РКП(б) разослало по стране соответствующие телеграммы. Властей беспокоил рост членов «Маккаби». Так, только по Гомельской губернии число «маккабистов» с 1917 г. выросло к 1921 г. с 486 до 1278. По данным И.Пушкина, в середине двадцатых годов отделения «Маккаби» по 30-50 человек работали в Гомеле, Быхове, Минске, Рогачеве, Бобруйске, Ново-Белице, Новозыбкове, Речице, Мозыре, Калинковичах. В 1924 г. эти клубы закрыли, а инструкторов и участников рассеяли по всем существующим спортивным обществам.

В 1923 г. решением XII партконференции были созданы специальные комиссии губкомов РКП(б) по «очищению городов от контрреволюционных элементов». В число высылаемых за пределы республики сионистов включались и активисты общества «Маккаби».

К 1923 г. в СССР оставались лишь две разрешенные властями сионистские организации: Еврейская коммунистическая рабочая партия «Поалей Цион» и так называемое «легальное» крыло «Гехолуца», сторонники которого считали возможным сосуществование сионистского движения с советским режимом. «Поалей Цион», долгие годы сотрудничая с советской властью, по ряду вопросов не разделяла действий большевиков и потому оставалась партией, оппозиционной коммунистическому режиму, и представляла для евсекций определенную опасность в борьбе за еврейские души. Такая конкуренция долго продолжаться не могла, и уже осенью 1922 – весной 1923 г. под давлением большевиков в Витебске и Гомеле прошли аресты активистов этой партии.

Террор коснулся даже молодежи в возрасте от 17 до 20 лет. Арестованные и приговоренные к ссылке в Сибирь и в Среднюю Азию члены «Гашомер гацаира» содержались вместе с другими репрессированными, оказываясь обреченными на издевательства со стороны сотрудников ГПУ и уголовников, на болезни и голодную смерть в гиблых таежных местах и концлагерях ГУЛАГа. Репрессии коснулись даже несовершеннолетних (от 14 до 16 лет): их исключали из школ и не допускали к получению образования в будущем.

Когда начал разрабатываться Биробиджанский проект, «Поалей Цион» стал фактически единственным легальным его критиком, и Центральное бюро евсекций «убедительно попросило» ЦК ВКП(б) ускорить роспуск «Поалей Циона». В ночь с 25 на 26 июня 1928 г. сотрудники ОГПУ заняли помещения ЦК Еврейской коммунистической рабочей партии и описали все имущество. Ни жалобы в Политбюро ЦК, ни бурная международная реакция ситуацию не изменили. В СССР была ликвидирована последняя легальная (не только еврейская, но и вообще) партия.

С уничтожением в 1928 г. партии «Поалей Цион» и «легального» «Гехолуца» сионистское движение на территории СССР полностью прекратило свое существование. К этому времени были разгромлены и подпольные группы сионистов, хотя некоторые из них, глубоко законспирированные, просуществовали до 1934 г. Почти все участники сионистского движения погибли в годы «чисток», которые начались сразу после убийства С.Кирова: 15 бывших членов «Гехолуца» было арестовано в Белоруссии в начале января 1935 г., а в ходе репрессий 1937 г. исчезли в подвалах НКВД еще более ста бывших участников сионистского движения. Вместе с началом массовых репрессий прекратилась и алия из СССР (с 1925 по 1936 г. из страны выехали 11302 чел.).

15

Даже спустя 5 лет после самоликвидации Бунда большевики продолжали бороться с его «наследием», причем евбюро при ЦК КП(б)Б проявляло в этой борьбе такую активность, что ЦБ евсекций в июле 1926 г. подвергло его серьезной критике «за чрезмерное заострение вопроса о пережитках бундизма, игнорирование экономических трудностей переходного периода, которые и питают мелкобуржуазные настроения и уклоны в Белоруссии, оживляют пережитки идеологии бывших мелкобуржуазных партий, в том числе Бунда».

Разбирая этот конфликт, бюро ЦК КП(б)Б приняло сторону «своего» евбюро и поддержало его, отметив в резолюции, что «проявления еврейского национализма не столько вытекают из противоречий и трудностей нэпа, сколько являются продолжением мелкобуржуазных традиций Бунда, который продолжительное время оказывал исключительное влияние на еврейское рабочее движение».

В 1927 г. в стране наметилась тенденция к усилению репрессий против оппозиционно настроенных не только общественных организаций и остатков запрещенных партийных структур, но и отдельных личностей. Широкое хождение среди коммунистов получила фраза, брошенная тогда Н.К.Крупской: «Живи сегодня Ильич, Сталин посадил бы его в тюрьму!» Стандартное обвинение – фракционная работа в партии. И уже в это время можно проследить, как некоторые процессы приобретают обвинительный характер против лиц определенной национальности. Так, в октябре 1927 г. Центральная контрольная комиссия КП(б)Б утвердила несколько решений местных партийных органов об исключении из партии Драбкина Я.М., Куксина М.Л., Горелика Р.О. (Гомель), Гинзбурга С.В. (Мозырь) и Фейгина М.Г. (Бобруйск). Согласно информации орготдела ЦК КП(б)Б об оппозиции в КП(б)Б накануне и после XV съезда ВКП(б), в период партийной дискуссии, а также после съезда из партии за фракционную работу и принадлежность к оппозиции было исключено 36 человек, в том числе 23 еврея (64%). И происходило это на фоне массовой борьбы с бытовым антисемитизмом. Только получалось так, что, зажимая антиеврейские эксцессы «снизу», власти тут же нагнетали антисемитскую атмосферу эксцессами «сверху».

Не складывалось что-то у евсекций с «большевизацией еврейских рабочих масс», далеки они оставались в большинстве своем от «советской действительности». Анализируя ситуацию, евбюро при ЦК КП(б)Б в июле 1926 г. сделало вывод, что все дело в «буржуазных влияниях» и «антикоммунистических воздействиях», «проводниками которых являются разного наименования сионистские группировки». Это благодаря им «Белоруссия является одним из очагов распространения сионизма в СССР». Выявились и те округа, где «сионистическая деятельность и настроения» особенно заметны (Мозырский, Слуцкий, Бобруйский и Минский), а где менее (Витебский, Полоцкий, Калининский и Оршанский).

До сих пор бытует мнение, переходящее из одного источника в другой, что напряжение в еврейской среде создавали некие «неофиты» из «левого крыла» Бунда и социалистов-территориалистов, которые после октября 1917 г. срочно перестроились и, примкнув к большевикам, захватили позиции в Евсекции. Это они принесли с собой традиционную ненависть их прежних партий к Сиону и, опираясь на аппарат ЧК, получили возможность подавить сионизм с помощью грубой силы диктатуры. И этой борьбой они якобы доказывали необходимость своего отдельного фракционного существования в структуре партии.

Но вот как М.Горький пересказывал свой разговор с В.Лениным о разрешении сионистской деятельности:

«В.Ленин категорически заявил, что к сионизму относится отрицательно, и подробно обосновал свое мнение. Во-первых, сказал он, национальные движения реакционны, ибо история человечества есть история классовой борьбы, в то время как нации – выдумка буржуазии. И потом, главное зло современности – государства с их армиями. Государство является орудием, с помощью которого меньшинство властвует над большинством и правит всем светом. Основная задача – уничтожение всех государств и организация на их месте союза коммун. Сионисты же мечтают, как бы прибавить еще одно государство к уже существующим…» (Ицхак Маор. «Сионистское движение в России»)

Тем не менее в первые годы советской власти западные эмиссары еще как-то пытались обратиться к лидерам большевиков по поводу судьбы преследуемых ими российских сионистов. В январе 1921 г. с этой целью в Россию из Великобритании прибыл председатель Сионистской комиссии, координирующей деятельность всего движения, Монтегю Дэвид Идер. После устных переговоров с народным комиссаром по иностранным делам Г.Чичериным М.Д.Идер направил ему меморандум, в котором, в частности, говорилось: сионистское движение не вмешивается во внутренние дела Советской России, но, тем не менее, работа в пользу Палестины и еврейской культуры полностью парализована.

Идер просил Чичерина разрешить деятельность сионистских организаций и эмиграцию в Палестину хотя бы в самых скромных размерах – не более 5 тысяч человек в год, а также позволить российским сионистам принять участие в XII Всемирном конгрессе ВСО осенью 1921 г. в Карлсбаде.

Ответ на меморандум Идера пришел 10 февраля: в России евреи свободны как нигде в мире; они сами решают свои дела; если же имеются преследования определенных групп, то такова воля большинства самих евреев; учить иврит у себя, на своей частной квартире, никому не воспрещается; сионистские организации существуют – есть две партии, которые могут вести агитацию в пользу Палестины; власти наказывают не за сионизм, а за преступления и нарушения советских законов; что до эмиграции еврейской молодежи в Палестину, то рабочая сила нужна и здесь, на месте, и, кроме того, есть затруднения с транспортом…

Лицемерие и цинизм ответа Чичерина были настолько явными, что стало абсолютно ясно: с советским правительством иностранным эмиссарам на эту тему вести переговоры невозможно…

16

В середине двадцатых годов сионисты СССР еще как-то пытались отстаивать свои права, и иногда такие переговоры достигали успеха, но с каждым годом положение все больше и больше усложнялось. Последняя такая попытка была сделана в 1925 г., и большевики пошли на эти переговоры, правда, попытавшись извлечь из них для себя определенную выгоду. Но это был откровенный шантаж: угрожая репрессиями, советское правительство использовало евреев как разменную монету для снятия или смягчения международной изоляции СССР.

30 мая 1925 г. на имя председателя КОМЗЕТа Петра Смидовича поступил меморандум, подписанный известным пианистом, профессором Московской консерватории Давидом Шором и председателем правления Всероссийского союза еврейских спортивных клубов «Маккаби» Ицхоком Рабиновичем. В меморандуме предлагалось прекратить антисионистские репрессии и освободить всех арестованных, разрешить эмиграцию в Палестину и предоставить право евреям изучать иврит так же, как свои языки изучают другие национальные меньшинства СССР. Копия меморандума была направлена председателю Совнаркома Алексею Рыкову.

На следующий день, 31 мая, председатель ВСНХ Феликс Дзержинский, который крайне негативно относился к преследованиям сионистов, ознакомившись с текстом меморандума, решил поставить соответствующий вопрос перед Политбюро ЦК.

П.Смидович и А.Рыков встретились с авторами письма – активными деятелями сионистского движения.

Д.Шор (1867, Симферополь – 1942, Тель-Авив) в свое время (1908 г.) вместе с И.Буниным совершил поездку в Палестину. После прихода большевиков к власти продолжал сотрудничать с сионистскими организациями.

В 1922 г., после того как в СССР начались массовые аресты сионистов, использовал свои знакомства с партийными лидерами страны, и в первую очередь с Львом Каменевым, чтобы репрессированным заключения и ссылки в Сибирь заменялись высылкой за границу «без права возвращения в Советский Союз». С 1923 по 1931 г. благодаря такой процедуре от верной гибели было спасено около двух тысяч активистов сионистского движения.

Спустя год Д. Шор стал инициатором обращения группы деятелей науки и культуры к руководству Наркомнаца в защиту иврита. Под соответствующей петицией поставили также подписи известный востоковед Михаил Тубянский, редактор журнала «Штром» и член Центрального бюро Культур-Лиги писатель Давид Гофштейн, историк и литературовед Михаил Гершензон, композитор Михаил Гнесин, востоковед академик (не еврей) Николай Марр. И власти вынуждены были отступить. Заместитель наркома Г.И.Бройдо предложил ЦИК СССР «особым циркуляром воспретить какие-либо стеснения в пользовании древнееврейским языком и литературой и… предоставить право преподавания [его] в советских школах как предмета необязательного там, где будет выражено желание учащихся. И за их счет».

И.Рабинович (1887, Москва – 1971, Иерусалим) стал известен как один из основателей спортивного общества «Маккаби», в 1923 г. организовал и стал одним из лидеров молодежного сионистского движения «Гашомер гацаир».

Во время встречи с руководителями советского государства оба сионистских лидера обратились к ним с просьбой освободить своих товарищей по движению, находящихся в концлагерях и тюрьмах, предупредив, что поход против сионизма во всем мире рассматривается как поход против всемирного еврейства. Более того, они сказали, что, если политика советских властей не будет изменена, Всемирная сионистская организация (ВСО) может заблокировать выдачу 15 миллионов долларов, которые американские банкиры пообещали в поддержку советского проекта переселения евреев на землю и создания сельскохозяйственных артелей.

Международным еврейским организациям было отчего беспокоиться. В начале 1925 г. произошли массовые превентивные аресты сионистов, на которых у чекистов были агентурные сведения. Только в одной Белоруссии ко 2 февраля было взято под стражу 500 человек. Почти всех их выпустили под подписку о прекращении политической деятельности.

К марту 1925 г. по всей стране в тюрьмах находились 34 сиониста, во внутренней ссылке – 132, в концлагерях – 15, готовились к высылке за границу – 152 человека (данные российского исследователя М.Крапивина), и 29 июня 1925 г. на специальном закрытом заседании президиума ВЦИК, на котором присутствовал И. Сталин, вопрос об их судьбе был рассмотрен. Одновременно приняли решение прекратить гонения на иврит, легализовать общество «Тарбут» («Культура») и создать специальное эмигрантское бюро для организации свободного выезда в Палестину всем желающим, в том числе и арестованным по политическим делам. Но все это при одном условии: ВСО должна добиться снятия международной экономической блокады СССР, а XIV Всемирному сионистскому конгрессу необходимо обратиться с призывом ко всем евреям мира поддержать Крымский аграрный проект.

Переговоры затянулись. Трудно сказать, чем они могли бы закончиться, если бы Д. Шор, главный и наиболее авторитетный фигурант в этом деле, не убыл в эмиграцию. И. Рабинович, оставшись один, пообещал похлопотать перед ВСО по оказанию содействия советским интересам, но, продолжая свою миссию, выдвинул новое требование: СССР должен волевым решением ликвидировать евсекции, которые, как считалось тогда в еврейской среде, являются основными генераторами репрессий против сионистов. Возникла тупиковая ситуация, стороны стали отказываться от уже сделанных обещаний, и в конце концов все вернулось на круги своя, а 16 марта 1926 г. были произведены новые аресты. За решеткой оказались 100 сионистов, в том числе и сам И.Рабинович. Освободившись после трех лет ссылки, он эмигрировал в Палестину.

К концу двадцатых годов сионистское движение в СССР в какой-либо организованной форме прекратило существование. Очередная волна репрессий пришлась на 1928 г. Вот как описывал эту ситуацию Г.В.Костырченко:

«Ведя тихой сапой тотальную войну против сионизма, власти стали наносить решительные удары по всему, что так или иначе было с ним связано или служило для него «питательной средой». В результате выхода в 1928 г. нового «Положения об обществах и союзах, не предусматривающих целей извлечения прибыли», а также принятия 30 августа 1930 г. постановления ЦИК СССР о «коренной реконструкции форм работы» общественных организаций одна за другой стали закрываться самодеятельные ассоциации еврейской общественности, занимавшиеся просветительской, благотворительной и культурной деятельностью. Происходило это в ходе так называемой перерегистрации общественных организаций, проводимой НКВД РСФСР. По его представлению были ликвидированы как буржуазные Еврейское историко-этнографическое общество (председатель Л.Я.Штернберг), комитет Общества по распространению просвещения среди евреев (председатель С.М.Гинзбург) и другие негосударственные еврейские объединения. Одновременно в ходе развернувшейся тогда новой антирелигиозной кампании начались гонения на иудаизм, официально квалифицирующийся как потенциальный союзник сионизма».

Одновременно росла антисионистская пропаганда за рубежом, ослабляя и без того пошатнувшиеся позиции последователей Т.Герцля. В Германии, еще недавно бывшей одним из оплотов сионизма, стало популяризироваться мнение новоявленного фюрера Адольфа Гитлера, записанного в «Майн Кампф» в 1925 г.:

«Сионисты намеренно вводят мир в заблуждение утверждением, что национальные чаяния евреев будут удовлетворены созданием государства в Палестине… Их намерение состоит в том, чтобы создать организационный центр для мошенничества в мировом масштабе, суверенный центр, защищенный от вмешательства других стран, то есть убежище для проходимцев и высшая школа для мошенников».

До прихода Гитлера к власти оставалось еще 8 лет, и пока политику на уничтожение сионизма как политической идеи и сионистов как внутренних врагов вела советская власть.

Представив себя после октября 1917 г. в общественном мнении и, главное, в глазах самих евреев в образе последовательных защитников вечно гонимого и дискриминируемого еврейства, большевики как бы обрели моральное право на принятие в последующем решительных мер против тех, кто, по их мнению, мешал им в осуществлении этой благородной цели. И этим «правом» они воспользовались в полной мере, разгромив сначала организационно, а затем и уничтожив физически всех тех, кто составлял им, пусть даже видимую, призрачную, но все же конкуренцию на властную монополию в гигантской советской империи.

* * *

19 марта 1922 г. В.Ленин отправил членам Политбюро «строго секретное» письмо об отношении к духовенству. В нем он, в частности, пересказывает конец восьмой главы знаменитого трактата итальянского политического мыслителя XVI в. Николо Макиавелли «Государь» (1913 г.). Называя автора «умным писателем по государственным вопросам», он приводит один из его постулатов, согласно которому для упрочения государства допустимо любое пренебрежение нормами морали (то, что получило позднее название «макиавеллизма»):

«Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным способом и в самый краткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут».

Как показало будущее, народные массы Советской России выдержали все жестокости, которые большевики на протяжении десятилетий применяли к ним для осуществления своей политической цели.

Рассматривая историю коммунистического режима в СССР с позиций сегодняшнего дня, легко убедиться, что ссылка В.Ленина на Макиавелли не была случайностью или только реакцией на жестокую действительность первых лет советской власти. Это было вполне продуманное и логически выстроенное отношение ко всему, что происходило и будет еще происходить в России по вине его самого. Это была квинтэссенция менталитета этого человека, о котором М.Горький уже спустя две недели после Октябрьского переворота писал: «Сам Ленин, конечно, человек исключительной силы… Человек талантливый, он обладает всеми свойствами «вождя», а также и необходимым для этой роли отсутствием морали и чисто барским, безжалостным отношением к жизни народных масс…»

Много позднее, в 1937 г., в последней своей книге «Самопознание» эту характеристику совершенно уничижительными словами продолжит Н.Бердяев: «Ленин философски и культурно был реакционер, человек страшно отсталый, он даже не был на высоте диалектики Маркса».

Вот этот человек и проделал, говоря пророческими словами М.Горького, «с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу… Измученный и разоренный войною народ уже заплатил за этот опыт тысячами жизней и принужден будет заплатить десятками тысяч, что надолго обезглавит его». О том, что ценой станут не десятки тысяч, а миллионы жизней, никому, даже, видимо, самому В.Ленину, и в самом страшном сне не могло предвидеться.

Вместе со всем народом мужественно перенесли все тяготы, лишения, весь ужас тоталитарного большевистского режима и евреи огромной страны, те, кто заслужил лучшей доли хотя бы уже за свой вклад в общее дело, ибо, как писал В.Жаботинский, «наша еврейская затрата на дело обновления России не была соразмерна ни с нашими интересами, ни с нашим значением, ни с нашими силами…, мы заплатили больше, непомерно, безумно больше того, что могли заплатить, и того, что стоило заплатить…»